Чтение 6–й страницы книги ~Проклятие чародея~

- И все же зачем ей было туда ехать? Не понимаю. И вообще, негоже отправляться куда вздумается. Да еще с Уэйт-Базефом... - Голубые глаза герцога широко раскрылись. - А вам не кажется... Может, они сбежали, чтобы пожениться?

- Не думаю, ваша милость. Они были не одни, им составлял компанию молодой человек со своим камердинером. Судя по важности, с которой держался слуга, его господин должен быть очень знатным лордом.

- Знатный лорд? Но кто? - Бофус озадаченно поглаживал бородку.

- Леди Каравайз выражает свое почтение и просит сообщить вашей милости, что она намерена совершить непродолжительную экскурсию к Назара-Сину. Она рассчитывает вернуться в Ланти-Юм приблизительно через неделю.

- Каравайз вздумалось лазать по пещерам? С Рэйтом Уэйт-Базефом и еще кем-то, чьего имени я даже не знаю? Да что она себе воображает?! - Не дождавшись ответа на свой риторический вопрос, он снова взглянул на курьера: - Больше она ничего не сказала?

- Нет, ваша милость.

- Значит, ничего. Ну когда, когда она научится не совершать необдуманных поступков? Что скажут люди? У нее такие странные идеи и столько упрямства! И надо же, уехать именно сейчас, в самый что ни на есть неурочный момент!

- Ваша милость?..

В голубых, как у ребенка, глазах герцога отразилось смятение духа.

- Глесс-Валледж собирался отужинать с нами сегодня! Неужели она забыла?

Глесс-Валледж помнил о предстоящем ужине и потратил немало времени и усилий, дабы предстать в наилучшем виде. Обычную свою темную мантию он сменил по такому случаю на элегантный костюм из серебристой парчи - шедевр портняжного искусства. Он был не лишен мужской привлекательности, а в этом новом наряде выглядел просто великолепно. Тем не менее лицо его выражало что угодно, только не удовольствие. К нему, так же как к герцогу Бофусу, прибыл визитер, причем прибыл под покровом недавно сгустившихся сумерек.

Его непревзойденность встретил гостя в зале для аудиенций на третьем этаже фамильного замка Валледжей, по размерам уступавшего только герцогскому дворцу, а по красоте - и вовсе никакому другому. Добавим, что Глесс-Валледж был страстным коллекционером: собирал произведения живописи и скульптуры, антикварную мебель, манускрипты, дорогие безделушки и хитрые поделки магов. И потому его дворец свидетельствовал как о его жажде собирательства, так и о безупречности вкуса.

Гость, будто черный призрак, обосновался возле камина, видимо не желая отойти от огня даже на пару футов. И хотя вечер не был таким уж прохладным, его фигуру с ног до головы скрывал темный плащ с капюшоном. Руки ни разу не показались из складок материи. Лицо скрывала старомодная маска, несмотря на то что в помещении подобные вещи было принято снимать. Из-под низко опущенного капюшона виднелась едва различимая полоска слабого холодного свечения. Когда незнакомец заговорил, его голос буквально завораживал. По акценту и паузам можно было судить, что говоривший плохо знаком с языком Ланти-Юма. Музыкальные интонации были несказанно красивы, но в то же время чужеродны.

- Есть несоответствие. Отчего?

- Отнюдь. Все, как я и обещал, - возразил Глесс-Валледж.

- Они получили предупреждение.

- Получили, но не поверили. Им ничего не известно. Вам незачем было приходить сюда и рисковать своей безопасностью. - В голосе Валледжа слышалось искреннее беспокойство.

- Один заговорил. Это произошло... - гость явно подыскивал ускользавшее от него слово или выражение и наконец удовлетворился более-менее подходящим по смыслу, - не так, как было обещано.

- Заговоривший дискредитирован. Я позаботился об этом.

- Он может заговорить снова.

- Нет. Больше он выступать перед публикой не будет. Я приму необходимые меры, чтобы заставить его замолчать. Даю вам слово.

- Слово? - За маской почудилось какое-то движение. Валледж ощутил на себе пронзительный взгляд необычайно ярких глаз.

- Мое личное обещание, - пояснил он с еще большей горячностью.

- Избранные ничего не должны знать.

- Не беспокойтесь, они ничего и не узнают. Я среди них главный, и они обязаны следовать моим указаниям, которые всецело отвечают вашим интересам. Доверьтесь мне, ведь я ваш друг.

Еще одно смутное движение за маской.

- Мы доверяем нашему другу Глесс-Валледжу. Ему есть что терять и есть что обрести. - Речь незнакомца звучала удивительно певуче.

Его непревзойденность грациозным жестом обозначил свою незаинтересованность.

- Не время говорить о вознаграждении, - пробормотал он.

- Я веду речь не только о... наградах.

Глесс-Валледж пристально посмотрел на гостя, словно силясь понять, какое же тело скрывается под плащом, и в конце концов решил прибегнуть к тщательно отработанной тактике откровенности:

- Не стану отрицать, вы многое мне обещали. Великие услуги, если на то пошло, заслуживают соответствующей благодарности.

- Это так. Вы уже получили светокристаллы Джфрниала. Первый из людей, в чьих руках оказалось это сокровище, а вы знаете, сколь ценно оно для нас. Отныне все, чем располагают чародеи, будет принадлежать вам. Обладая таким знанием, вы легко станете королем... в каком-нибудь другом месте, подальше от Далиона.

- Возможно. Но мое согласие помочь вам продиктовано не соображениями личной выгоды. Вовсе нет. - В глазах Валледжа вспыхнул огонь фанатизма. - Я искренне верю... всем сердцем верю... в справедливость и законность ваших притязаний.

- Именно по этой причине... стремясь восстановить справедливость и искупить долг человека перед Предками... вы и стали посредством магии искать общения с нами, так же как его искали в давние времена чародеи-патриархи?

- Абсолютно верно, друг мой. Мы причинили немало страданий вашему народу, и пришло время возместить ущерб.

- Да... - Ухо Валледжа не уловило смену высоты тона, а значит, не могло распознать интонацию явной иронии. - Да...

- Я верю в вашу победу, - продолжал Глесс-Валледж. - Убежден, вы своего добьетесь.

- И потому желаете нам услужить. В это я еще могу поверить. В мудрости и прозорливости вам не откажешь, поскольку все обстоит именно так. Наш час пробил. Об этом свидетельствуют сами... небеса. Мрак указывает нам путь. Эта земля наша.

- А люди?

- Их не станет. Но вам до того нет дела. Вы должны заслужить свою... награду. Пусть маги и дальше пребывают в неведении. Вы... закроете... им глаза и уши.

- Смею в том вас клятвенно заверить. Члены ордена Избранных мне повинуются.

- Все, кроме одного.

- Пустяк, на который вы намекаете, уже разрешен.

Его непревзойденность был избавлен от дальнейших заверений внезапной вспышкой голубого света внутри колоколообразного хрустального купола, находившегося на стоявшем поблизости столике из украшенного позолотой оникса.

- А, вот и долгожданное известие. Минутку терпения, друг мой. - Валледж подошел к куполу. Под хрустальным колпаком кружились тонкие струйки пара, как бы образуя крошечный циклон. Сгусток пара сгущался, замедляя движение, и наконец превратился в твердый комок серого вещества размером с кулак. Свет потускнел. Достав комок, Валледж стукнул им о край стола, и серая материя легко разломилась на части, оставив в его руке сложенную записку. По лицу чародея пробежала тень удивления и крайней досады. В записке говорилось:

"Мудрейший, Уэйт-Базеф сбежал. Я разыщу его и доставлю обратно в Ланти-Юм. Клянусь. С".

- Гармония восстановлена? - раздался голос гостя.

- Да. - Глесс-Валледж повернулся к закутанной в плащ фигуре и, справившись со своими чувствами, придал лицу выражение удовольствия. - Отличные новости. Рэйта Уэйт-Базефа схватили, и теперь он находится на попечении самого надежного из моих поверенных. Не сомневайтесь, больше он нас не побеспокоит.

- Приятно слышать, - загадочно ответил на это незнакомец. - Пусть так и будет впредь. Я сообщу моему... - он порылся в памяти и наконец употребил слово, которое ему самому не слишком понравилось, - патриарху.

- Да-да, конечно. - Валледж с нарочитой небрежностью бросил послание Снарп в камин. - А теперь, друг мой, позвольте предложить вам воспользоваться моим гостеприимством и...

- Мне пора.

- Мой домбулис довезет вас куда угодно.

- Нет. Я воспользуюсь беспросветным-туннелем-в-сыром-мягком-камне-что-проходит-под-самой-поверхностью-сквозь-влажную-почву. - Гость остановился и добавил: - До чего... беден и маловыразителен ваш язык.

- Передайте мое почтение вашему великому королю.

В ответ лишь мимолетное потускнение света, струившегося из-под капюшона. Неловкое молчание.

- Что ж, остается пожелать вам всего доброго, - сказал наконец Глесс-Валледж.

- Прощайте. И не разочаруйте нас. Посетитель удалился так же незаметно, как ночь растворяется в предрассветных лучах солнца.

Глесс-Валледж, оставшийся в зале для аудиенций в полном одиночестве, погрузился в раздумья. Несколько минут он стоял недвижно, чувствуя, как нарастает внутреннее напряжение. Потом резко, будто не в силах более противиться захватившему его порыву, чародей выбежал из комнаты и, оставив позади анфиладу роскошных помещений, оказался перед неприглядной запертой дверью, за которой находилась тесная комнатушка без единого окна, в каких обычно селят низших слуг. Однако нынешнему лорду Глесс-Валледжу она служила для абсолютно иных целей.

Он отпер дверь и вошел. Мебели в комнатушке почти не было - один лишь стол, стул да пара опечатанных особым магическим заклятием массивных, окованных железом шкафов. Осторожно прикрыв за собой дверь, Валледж открыл один из них. На центральной полке покоился большой полый конус из тонкого стекла. Хотя само по себе стекло было бесцветным, конус чернотой своей напоминал прореху в паутине времени и пространства. Судорожным движением, будто таясь от кого, Глесс-Валледж снял сосуд с полки и установил на столе. С минуту просто смотрел на него, затем осторожно накрыл рукой. На ощупь стекло было теплым, заметно теплее комнатной температуры. Бережно, словно с опаской, он слегка наклонил конус, и тут же через образовавшуюся внизу щель из него выскользнул язычок темноты. Маленький протуберанец изогнулся немыслимым образом, лизнув кромку стекла, по комнате пополз запах гниющей листвы. Чародей поморщился и торопливо поставил конус на место, как бы отсекая маленький полумесяц полуночной тьмы. Тот, тяжело перевалившись через край стола, плюхнулся на пол и замер. Через мгновение очертания его стали размытыми, форма неопределенной, и выпущенная на волю чернота стала расти - сначала медленно, потом все быстрей.

Глесс-Валледж смотрел, не отрывая глаз. Затем, желая прекратить процесс распространения тьмы, взял из шкафчика кое-какие магические приспособления и принялся за работу.

Несмотря на выдающиеся способности, достичь состояния магического просветления было нелегко даже его непревзойденности. Лоб Валледжа покрылся испариной, дыхание стало прерывистым, а тем временем чернота на полу успела вырасти вдвое больше своих изначальных размеров, прежде чем он испытал вспышку озарения и чувство непоколебимой уверенности, свидетельствовавшие о том, что его усилия не прошли даром.

Валледж медленно открыл глаза. Дыхание все еще было неровным, руки и ноги казались налитыми свинцом. Однако физическая усталость, неизбежная при сложных магических манипуляциях, не могла заглушить внутреннего триумфа при виде того, как безобразная лужица темноты на полу съеживается, сжимается и на глазах светлеет, пока не превращается в крохотную кляксу сизого пара. Еще через мгновение не стало и ее.

Валледж выпрямился. Победа оказала на него живительное воздействие, усталость сняло как рукой. Он отнес конус обратно в шкаф и задумался, взвешивая соотношение риска и конечной награды.

На протяжении многих поколений орден будоражили слухи о чарах, способных привести к "гибели света". Говорили, что породивший это чудовище магии демонический Террз Фал-Грижни унес тайну с собой в могилу и что по сей день никто не нашел разгадки. Ни одному смертному не удалось постичь и разгадать комбинацию заклинаний, являвшихся стимулом для отравления света. Многие брались за непосильную задачу, но рано или поздно были вынуждены расписаться в своем бессилии... все, кроме Ваксальта Глесс-Валледжа - величайшего из чародеев, сравниться с которым не мог даже сам Террз Фал-Грижни. Кому, как не Валледжу, оказалась по силам такая задача? Стань его открытие известным, он тут же вошел бы в анналы истории как величайший из великих, но и это только начало, поскольку таланты Глесс-Валледжа не ограничивались одной лишь магией.

Ни один беспристрастный судья не посмел бы отрицать дипломатического гения Глесс-Валледжа, который в сочетании с мощным интеллектом, обширнейшими познаниями, решительностью, дальновидностью, едва ли не магическим обаянием и харизмой составлял все необходимые качества великого правителя. Что за преступная трата сил - ограничиваться управлением кучкой чародеев, в то время как весь Ланти-Юм бедствует без мудрого умелого руководства! Именно в такие критические моменты истории гений одного отдельно взятого человека способен изменить судьбы мира, остановить упадок государства и вернуть ему былое могущество. Именно в такой момент слияние преходящей герцогской власти и непреходящей мудрости Избранных пришлось бы как нельзя кстати. И слияние это стало бы не только чудодейственным, но и несокрушимым, если бы было воплощено в одной поистине выдающейся личности.

Этой личностью и был Глесс-Валледж, обозначенный судьбой как грядущий правитель и спаситель Ланти-Юма.

Впрочем, вопрос, как именно наилучшим образом осуществить свое восхождение к вершине власти, оставался по-прежнему нерешенным. Открытый государственный переворот вряд ли помог бы ему завоевать симпатии будущих подданных. Другое дело - тихое устранение простодушного добряка герцога Бофуса. В случае "безвременной кончины" правителя Ваксальт Глесс-Валледж мог бы объявить себя регентом слишком молодой и неискушенной в политических делах Каравайз, а женившись на ней, еще более упрочил бы свое положение. Недостаток этого плана заключался в характере самой Каравайз. При всей ее молодости и неискушенности девушка вряд ли могла бы показаться безвольной или глупенькой. Более того, по непонятным ему причинам, дочь герцога его ненавидела. Попытайся он даже мягко навязать ей свою волю, хладнокровная чертовка вполне способна поднять против него весь народ города-государства. Подавить смуту, конечно, не составит труда, но не такими методами хотелось действовать Глесс-Валледжу.

Безупречного во всех отношениях плана действий пока в голову не приходило. Оставалось ждать, когда его тайное умение управлять "гибелью света" в преддверии свершения древнего проклятия Террза Фал-Грижни не предоставит ему уникальной возможности проявить себя. Распространение ядовитого мрака, несущего гибель для всех и вся, для Ваксальта Глесс-Валледжа представлялось не чем иным, как перстом судьбы, ибо он один был в силах отвести эту опасность.

Однако способность эту он проявит с умом, добившись максимального эффекта. Пусть наступление смертоносной тьмы идет своим чередом. Материальный ущерб и потеря человеческих жизней - что ж, все это печально, но оправдано с точки зрения общелантийских интересов. Возможная оппозиция, а именно чародеи ордена Избранных, должна оставаться в неведении. И потому информация, касающаяся характера нависшей угрозы (вроде той, которую чуть не обнародовал этот несносный Рэйт Уэйт-Базеф), должна подавляться всеми мыслимыми и немыслимыми способами. В этом задачи Ваксальта Глесс-Валледжа и воинствующих вардрулов, как ему казалось, совпадали, что и подвигло его непревзойденность увеличить ставки в игре, предложив пещерникам свои услуги в обмен на бесценные светокристаллы Джфрниала. Выпад настолько мастерский, что он сам не мог удержаться от злорадного восхищения изощренностью своего ума. Скоро вардрулы поймут свою ошибку. Кристаллы между тем останутся у Валледжа.

Тьма должна подойти к самым вратам Ланти-Юма. А затем, когда ужас достигнет апогея, а горожане смирятся с неизбежностью гибели, Ваксальт Глесс-Валледж в одиночку собственноручно рассеет чары Фал-Грижни, обратит мрак вспять и тем самым покроет себя неувядаемой славой героя, защитившего свой город.

Валледж, сам того не осознавая, улыбался, рисуя в воображении, как он - величественная фигура в черном одеянии - одиноко стоит на крепостном валу форта Вейно, в то время как весь город взирает на него с надеждой, страхом и мольбой, внимая неведомым словам, что пронзают мрак, будто пламенеющие ядра очистительного огня.

А потом... потом они обезумеют от признательности. Весь Ланти-Юм падет к его ногам, и народ будет умолять его стать правителем. Герцогская дочь сама падет в его объятия, и союз этот прямым ходом приведет его на герцогский трон. Каравайз, какими бы ни были ее истинные чувства, не сможет противиться всеобщей воле без того, чтобы не показаться неблагодарной.

При мысли о будущей невесте радость его несколько поутихла. Столь явная неприязнь со стороны девушки не находила должного объяснения. Для успеха задуманного предприятия ее симпатия, в принципе, значения не имела, но все же намного упростила бы дело. Впрочем, само противостояние было не лишено пикантности. Он завоюет ее сердце, очарует ее. Уж этот проект он доведет до победного конца, ничуть не сомневаясь в конечном успехе. Насколько показывал опыт, Валледж обладал неотразимым шармом. С какой бы ледяной враждебностью ни глядела на него Каравайз, она была такой же женщиной, как все другие, а значит, рано или поздно непременно растает.

Да, он вел сложную, тонкую и опасную игру, но главный приз - почести, власть, слава на вечные времена - того стоил. В конце концов, так ли уж велик риск? При своих безграничных возможностях Ваксальт Глесс-Валледж вряд ли мог проиграть. С этой мыслью он расправил плечи и твердым шагом вышел из комнаты.

Глава 7

Темная ночь, не видно ни зги. Луна и звезды спрятались за тучами. Непроглядная мгла скрыла Морлинский холм и все вокруг. Зрелище не самое приятное для путника, но госпожа Снарп редко испытывала уныние.

Она ехала верхом на норовистом вороном жеребце - любимом скакуне Уэйт-Базефа. Седельные сумки были набиты провиантом - об этом под страхом смерти позаботились напуганные слуги Ио-Веша. У колен болталась пара фонарей. Квиббид вцепился в переднюю луку седла.

Крутой склон уходил во тьму. Фонари освещали дорогу лишь на несколько футов вперед, и желтоглазая женщина с омерзительной крысой двигалась в ночи, словно неяркий кокон света. Хотя и спустившаяся на землю ночь, и незнакомая местность требовали предельной осторожности, она вовсю нахлестывала коня, рискуя свернуть себе шею.

Спустившись с холма, Снарп выслала коня в галоп и помчалась через поля и пастбища, словно одержимый жаждой убийства бесплотный дух. Больше мили продолжался этот безудержный бег, сильный конь без труда нес своего легкого седока, но наконец приустал, сбавил ход, и шпоры Снарп тщетно до крови вонзались в его бока. С нетерпеливым присвистом она резко натянула поводья, и скакун, всхрапнув от неожиданной острой боли, сделал несколько шагов и остановился как вкопанный.

Спешившись, Снарп быстро перерыла содержимое своего кожаного мешка и достала пузырек с зеленым кристаллическим порошком. Откупорив его, всыпала несколько кристалликов в раздутые конские ноздри и выпалила слова заклинания, которому ее в свое время обучил предусмотрительный Глесс-Валледж. Результат не заставил себя ждать.

Заржав от нестерпимой боли, жеребец вырвал повод и встал на дыбы, загребая воздух копытами. Потом принялся брыкаться и извиваться всем телом. Квиббида оторвало от луки и швырнуло далеко в мягкую траву. Один из фонарей упал и разбился. Не переставая ржать, конь мотал головой из стороны в сторону от муки и страха. Снарп, спокойно наблюдавшая за его агонией, неторопливо заткнула пузырек пробкой и положила его обратно в сумку. Потом приблизилась к коню, стараясь не попасть под смертельный удар копыт, крепко ухватилась за повод и прыгнула в седло. Несчастное животное никак не могло успокоиться.

Снарп вонзила шпоры в покрытые пеной бока, одновременно безжалостно натянув удила. Конь захрипел, разбрызгивая кровавую пену. Чувствуя, что утихающая боль в ноздрях перекрывается новыми, еще более зверскими истязаниями, он затих и теперь стоял, дрожа всем телом. Снарп пронзительно свистнула, и в тот же миг квиббид вынырнул из травы, вскочил на стремя и вскарабкался по ноге хозяйки на свое излюбленное место. Удар шпор - и они снова понеслись вскачь.

Зеленые кристаллы, какова бы ни была их природа, сделали свое дело. Скакун несся в ночи с прежней, если не с большей прытью. Снарп плотно вжалась в седло. Ее лицо с узкими поджатыми губами и выдающимся вперед подбородком причудливым образом освещал единственный оставшийся фонарь. Так они и летели миля за милей до самого подножия Гряды, где на скакуна вновь навалилась непреодолимая усталость. Спотыкаясь и припадая то на одну, то на другую ногу, он перешел на неверную рысь.

Снарп осадила несчастного и соскочила на землю, чтобы прописать ему еще одну дозу кристаллического яда. На этот раз реакция была иной: только ржание и странные сдавленные стоны. Глаза коня остекленели, в дыхании появился непривычный кисловатый запах. Не обращая внимания на эти недобрые признаки, Снарп погнала его дальше, вонзая шпоры в кровоточащие бока. Она мчалась бешеным галопом, огибая подножие Гряды, вверх по каменистому склону к вершине, откуда ей открылся вид на всю Гравулову пустошь. Ночь стала несколько светлее, бледный серп горбатого месяца пробивался сквозь плену ночных облаков. Тусклые лучи ложились на холмы и косогоры. В сумке Снарп нашлась маленькая складная подзорная труба. Поднеся прибор к глазам, она обвела взглядом безмолвную даль и за много миль уловила едва различимый оранжевый проблеск. Сфокусировала объектив - и проблеск превратился в три отчетливых огонька. Удовлетворенно кивнув, она убрала трубу и опять пустила в ход окровавленные шпоры.

Конь не шелохнулся. Стоял склонив голову, ничего не видя перед собой. С раздраженным шипением Снарп спешилась, чтобы подстегнуть его новой порцией зеленых кристаллов, после чего снова запрыгнула в седло. Сперва ничего не происходило, и она лишь зря терзала шпорами бока благородного животного. Когда средство начало действовать, по телу скакуна пробежала дрожь, над холмами разнеслось леденящее кровь лошадиное ржание. Конь упал наземь и принялся кататься по траве, отчаянно пытаясь подмять под себя мучительницу. Будь у Снарп реакция обычного человека, не миновать бы ей гибели. Резко отбросив стремена, она соскочила с седла, отпрыгнув подальше от тяжелого тела и страшных копыт. Жеребец поднялся с земли, плотно прижал уши и обнажил зубы. Последний фонарь погас, но даже в сумрачном лунном свете было видно, как дико сверкают белки его глаз. Собрав последние силы, обезумев от боли, конь бросился на обидчицу.

Снарп укрылась за уступом скалистого утеса, которых в Гравуле было великое множество. Ее лицо оставалось бесстрастным, взгляд безмятежным. Вытащив из чехла нож с широким лезвием, она ждала слегка приподнявшись на цыпочки. Конечно, в ее походном арсенале были и иные, более изощренные виды оружия, но на этот раз хватит и обычного ножа. Когда из-за выступа показалась конская голова, Снарп нанесла удар. Конь отпрянул, взбрыкнул и рухнул в полном изнеможении. По вороным его бокам стекала кровавая пена, ноги все слабее лягали воздух, в остекленевших глазах уже отражалась не ярость, а недоумение.

Одним ударом ножа Снарп прикончила скакуна, отступив, чтобы не попасть под струю хлынувшей из разрезанного горла крови. С поразительной невозмутимостью Снарп отыскала фонарь, зажгла его и осмотрелась. Первое, что привлекло ее внимание, - это отблеск огня в бусинках глаз ее маленького спутника. По окончании схватки квиббид возник из какой-то норы и прижался к ногам хозяйки. Снарп наклонилась и водворила зверька на привычный насест на плече. Поглаживая одной рукой мохнатую спинку, она вгляделась в ночную темноту в направлении скрытого во мгле Назара-Сина. Теперь ей придется следовать за Рэйтом Уэйт-Базефом и его сообщниками пешком. Ночь была черным-черна, местность незнакома, а каменистая дорога под ногами испещрена рытвинами и выбоинами.

- Завтра, красотуля, - пообещала она вслух, - завтра, чуть только рассветет.

Дул пронизывающий ветер. Снарп вернулась к мертвому коню, достала из седельной сумки тонкое одеяло. Потом отошла к подветренной стороне большого валуна у самой дороги, опустилась на колени и расстегнула тунику. Обнажившаяся при этом правая грудь при всей своей худосочности была вполне обычной формы. Левой же не было вообще. Протянув руку, Снарп издала щебечущий звук, и квиббид проворно вспрыгнул ей на ладонь, свернувшись в клубочек телесного цвета. Прижав зверька к сердцу, она негромко произнесла одно лишь слово - и очертания вдруг стали смазанными, контуры размытыми. Квиббид слился со своей хозяйкой, восстановив ночную симметрию ее тела. Завершив привычный ритуал, Снарп настроилась на сон. Костер она разжигать не стала, просто завернулась в одеяло и растянулась на земле спиной к валуну, положив голову на травянистую кочку. Сон пришел не сразу. Долгое время она просто лежала, и широко раскрытые глаза светились в лунном свете, как блестки слюды.

Девраса разбудил запах жареного бекона. Открыв глаза, он увидел над собой сизоватое небо с бегущими по нему кучевыми облаками. Со всех сторон возвышались исполинские Гранитные Старцы - загадочные монолиты неизвестного происхождения. Неутомимые прохладные ветры Гравуловой пустоши играли среди них в прятки. От лежания на холодной земле у Девраса ломило кости. Как следует отдохнуть ему, увы, не довелось. Беспокойный ночной сон то и дело прерывали тревожные видения. Всю ночь ему чудились белые светящиеся фигуры, и он никак не мог отделаться от ощущения, что это был не вполне сон. Чепуха, конечно, всему виной нервы, слишком буйное воображение или несварение желудка, но уж, ясное дело, не призраки.

"Отрицание человеком сверхъестественного, - писал Гриф Зизун, - знаменует собой величайший триумф Разума над Реальностью..."

Деврас поежился. Что толку валяться, предаваясь зловещим фантазиям? Отбросив одеяло, он поднялся и вышел из отбрасываемой Старцами тени к костру, где уже сидели Гроно и Уэйт-Базеф. Толстые ломти мяса с полосками сала аппетитно шкворчали на сковородке. Кроме того, к завтраку уже были приготовлены поджаренные хлебцы с маслом, чашка разнообразных сухофруктов и чай с апельсиновым ароматом. Очевидно, Уэйт-Базеф предпочитал путешествовать с комфортом. Несмотря на этакое изобилие, Гроно не выглядел довольным и счастливым. Он сидел, ссутулившись и поджав губы, и не отрывал сердитого взгляда от сковороды. Уэйт-Базеф, расположившийся по другую сторону костра, изучал разложенную перед собой большую карту.

- Доброе утро, - поприветствовал его Деврас. Уэйт-Базеф, не поднимая глаза от карты, что-то буркнул в ответ.

- Доброе утро, господин. - Кислого выражения на лице Гроно как не бывало. Он с радостной улыбкой принялся накладывать на металлическую тарелку гигантские порции бекона и хлебцев. - Как спалось вашей светлости? - спросил он, протягивая тарелку.

- Не очень. Дурные сны. - Деврас с легким смятением посмотрел в сторону Гранитных Старцев. - Я чуть было не поверил в легенды, что ходят насчет этого места: в духов, белых демонов и прочую нечисть. Забавно, до чего реальным может казаться сон.

Он ел без особого аппетита.

- А где леди Каравайз?

- Ее светлость еще не почтила нас своим появлением. Не исключено, что вашей светлости предстоит взять на себя смелость разбудить ее. Немало нашлось бы вельмож, которые позавидовали бы вам. - Камердинер с надеждой взглянул поверх очков на своего господина: догадывается ли он, сколь радужные перспективы открываются перед ним? Но нет, Деврас не уловил скрытого намека в словах слуги, и тот лишь сокрушенно вздохнул.

- Разрабатываете маршрут, Рэйт? - спросил Деврас.

- Верно. На этой старой карте указано расположение четырех входов в пещеры Назара-Син. Самый ближайший к нам вход находится вот здесь... - Он постучал указательным пальцем по карте. - По-моему, часах в четырех, от силы в пяти езды.

- Мне казалось, вы говорили, что обитатели перекрыли все входы.

- Какие-то - безусловно, но вряд ли они добровольно заточили себя под землей. Часть выходов наверняка остались открытыми, хотя и тщательно замаскированными. Их-то мы и попытаемся отыскать. Рано или поздно лазейка непременно обнаружится. Я тут наметил наикратчайший путь от входа к входу. Думаю, за день успеем обойти все.

- Гениально, - пробурчал Гроно. - Если бы ваши планы тем и ограничивались.

- Думаю, если нам это удастся, мы сможем поздравить друг друга, - со смешком возразил Уэйт-Базеф, а для Девраса добавил: - На этот раз дружище Гроно бунтует по поводу моих намерений.

- И намерений, надо сказать, опасных. Опасных и безрассудных! - воскликнул Гроно с видом человека, продолжающего уже начатый спор, и обратился к господину в стремлении найти в нем сторонника:

- Ваша светлость, этот человек замышляет нападение на его непревзойденность Глесс-Валледжа. Нужно ли говорить, что подобная попытка чревата самыми пагубными последствиями не только для преступника, решившегося на столь неслыханную дерзость, но и для всех, кто по собственной неразумности с ним связался. Вы понимаете меня?

- Нападение? - не понял Деврас.

- По юридическим каналам, - пояснил Уэйт-Базеф. - Как я уже не раз говорил, Глесс-Валледж существенно превысил свои полномочия. Сокрытие информации, имеющей колоссальное значение для благополучия общества, попытка лишить меня свободы, посягательство на мою собственность и мою персону... равно как и ваши, кстати... Он нарушил пять положений Устава ордена Избранных, три пункта Основополагающих Принципов и четыре постановления лантийского муниципалитета. Неужели он надеется, что все это сойдет ему с рук? Он зашел слишком далеко, и на этот раз я не дам ему спуску. А когда управлюсь, это он, а не я, предстанет перед Советом и будет держать ответ за все свои деяния. Он дал мне все необходимые доказательства, даже свидетелей...

Гроно был вне себя:

- Мы вам никакие не свидетели! Его светлость и не подумает встревать в ваши дрязги с Избранными. Его светлости они ничуть не касаются! Более того, это небезопасно!

- Рэйт прав, - заметил Деврас. - Валледж не должен остаться безнаказанным. Лично у меня до сих пор болит шея в том месте, где впилась "живая удавка", и кто тому виной как не Глесс-Валледж? Гроно, ты постоянно печешься о достоинстве Хар-Феннахаров. Так неужели ты считаешь, что лорд Хар-Феннахар может со спокойной душой смириться с таким надругательством?

Гроно ответил, тщательно взвешивая каждое слово.

- Существует различие, - сказал он, - между рабской покорностью и оправданной предусмотрительностью...

- Валледж нарушил закон, - настаивал Уэйт-Базеф. - Разве вы этого не понимаете? Его нужно остановить. Ваш господин, да и вы сами просто обязаны встать на защиту справедливости и правопорядка.

- Не вам читать мне нотации, мудрейший! Уж свои обязанности я исполняю исправно. А вы, вы сами можете сказать то же самое про себя? Ни я, ни мой господин не обязаны служить вам орудием мести по отношению к его непревзойденности, который отказал вам в продвижении!

- Гроно, по приказу этого человека меня ни с того ни с сего арестовали и едва не удушили, - возразил Деврас. - Разве это ничего не значит?

- Ах, ваша светлость, наверняка его непревзойденность полагал, что у него есть на это веские причины...

- И что с того? Нельзя же оправдывать преступления чьими-то благими намерениями. Как сказал Неф Домеас...

Однако мудреные домеасские слова так и остались произнесенными, поскольку дискуссия была прервана появлением леди Каравайз. Она наконец вышла из экипажа, где провела эту ночь. Выглядела девушка как всегда, безупречно: серо-зеленое бархатное платье ничуть не помялось, на туфлях с высокими каблуками ни пылинки, волосы аккуратно уложены в прическу. Ее элегантность составляла резкий контраст с унылым ландшафтом Гравуловой пустоши. Приблизившись к огню, она поприветствовала спутников, села и потянулась к чайнику. Заботливый Гроно мигом наполнил ей чашку, затем подал тарелку с едой, не забыв почтительно поинтересоваться:

- Надеюсь, в столь непривычном месте сон вашей светлости был достаточно крепок?

Каравайз помедлила, словно опасаясь показаться чересчур мнительной, потом пожала плечами.

- Плохо спалось, - призналась она. - Не раз просыпалась: все время чудилось, что я не одна. Иногда мерещились какие-то белые существа, но только открою глаза - никого. Пустяки, воображение разыгралось. - Девушка сосредоточенно размешивала чай.

Остальные обменялись смущенными взглядами. Закончив трапезу, путники поднялись, чтобы упаковать свое снаряжение. Запрягли лошадей. Можно было трогаться в путь.

Возле костра Уэйт-Базеф позабыл свою подзорную трубу. Деврас поднял ее и принялся обозревать окрестности. Его взгляд праздно скользнул по Гравуле с востока на запад и снова на восток. И вдруг что-то привлекло внимание юноши. Он всем телом подался вперед, вгляделся и позвал товарищей:

- Там что-то движется. В нашу сторону.

- Может, зверь какой?

- Не знаю, не разберу. Пятно серое, почти сливается с фоном холма.

- Серое, говорите? Позвольте-ка... - Уэйт-Базеф взял у него трубу. Его беспокойство не укрылось от его спутников.

- Так это зверь или человек? - спросила Каравайз.

- Скорее второе, чем первое. Это Снарп, - ответил Уэйт-Базеф.

Каждый счел своим долгом заглянуть в окуляр подзорной трубы. Когда же всеобщее любопытство было наконец удовлетворено, чародей сказал:

- Пора отправляться в путь. Госпожа Снарп времени даром не теряет.

- Она одна, а нас четверо, - возразила Каравайз.

- Да вы никак испугались, премудрый Уэйт-Базеф? - съехидничал Гроно. - А как же ваша прославленная магия? Неужели нельзя сбить ее со следа? Переместить в другое место? А то и сделать нас невидимыми?

- Гроно, я ученый, а не волшебник, и чудеса творить не умею.

- Тоже мне чудо - одолеть одну-единственную женщину.

- Вы не знаете, что это за женщина.

- То есть обезвредить ее вам не под силу?

- С такого расстояния - нет, по крайней мере без оптических приборов. В любом случае лишение ее свободы передвижения в этой пустыне означало бы убийство, а я уже говорил вам, что вовсе этого не желаю. Лучше всего просто продолжать путь. По непонятным мне причинам, Снарп путешествует пешком. А у нас есть экипаж и хорошие лошади. Так что мы скоро оставим ее далеко позади, если, конечно, не будем мешкать.

Они уложили последние пожитки, затушили костер и заняли места в экипаже. Уэйт-Базеф влез на козлы, и на этот раз Деврас сел рядом с ним. Кинув последний тревожный взгляд через плечо, чародей щелкнул хлыстом, и карета покатилась на север. Вскоре серая фигурка стала совсем неразличима, даже через подзорную трубу.

Время текло невыносимо медленно. Задолго до того, как просторы Гравуловой пустоши сменились холмами Назара-Сина, Деврасу наскучил унылый пейзаж, состоящий из разбросанных камней, низкорослого кустарника и дорожной колеи. Интереснее было наблюдать за грязно-голубым небом с бегущими по нему облаками, но скоро надоели и они. Постепенно он перестал замечать все вокруг, ощущать тряский ход экипажа и мягкие пощечины ветра. Деврас погрузился в собственные тревожные думы. Может, он и правда совершил ошибку, связавшись со смутьяном Уэйт-Базефом? Может, ему стоило остаться в Ланти-Юме, прислушавшись к уговорам Гроно? Версия Уэйт-Базефа была фантастична, в высшей степени невероятна, и все же нельзя не удивляться поведению Глесс-Валледжа или усомниться в правдивости письма Риллифа Хар-Феннахара. Кроме того, в глубине души он верил Уэйт-Базефу, поверил ему с самого начала. А раз так, его участие в экспедиции стало неизбежным, по сути, с того самого момента, когда он принял приглашение явиться в купол башни Мауранайза. И все же молодой человек никак не мог отделаться от ощущения, что стал жертвой нелепого стечения обстоятельств. Подобные мысли выбивали его из колеи, и Деврас приложил все усилия, чтобы выбросить их из головы. Повернувшись к Уэйт-Базефу, он предложил:

- Давайте я побуду за кучера. Вам нужно отдохнуть.

- Лошади устали куда больше моего, - ответил чародей, натягивая вожжи. - Передохнем пару минут.

Они слезли с козел, и к ним тут же присоединились Каравайз с Гроно. Пока все разминали затекшие члены, Гроно облюбовал ровный, теплый от солнца камень и, будто на столе, расставил на нем тарелки с бисквитами и вино.

Путники находились на возвышенности. Обдуваемая всеми ветрами унылая Гравулова пустошь осталась позади. Гранитные Старцы почти скрылись из виду. Вокруг них и на многие мили вперед возвышались мрачные каменистые холмы Назара-Сина. Казалось, тут не встретишь ни зверя, ни человека. Холодный ветер пробирал до костей, и Деврас впервые пожалел о том, что продал свою единственную пару перчаток, когда хозяин дома, в подвале которого ютились они с Гроно, пригрозил в случае неуплаты выставить их за дверь. В надежде, что молодое красное вино из погребов замка Ио-Веша поможет справиться с ознобом, Деврас благодарно принял протянутую ему чашку и осушил ее, устремив взгляд в небо, где сияла красная полуденная звезда Ланти-Юма. Деврас попросил подзорную трубу, долго изучал загадочное светило, затем медленно перевел взгляд на оставшуюся позади Гравулу. Там, вдалеке, чуть ли не у самого горизонта, двигалась крошечная серая песчинка. В задумчивом молчании юноша некоторое время следил за ее медленным, но неумолимым приближением, после чего протянул трубу ее владельцу. Уэйт-Базеф тоже не преминул поднести ее к глазам, и они обменялись взглядами.

- А что, Рэйт, далеко еще до первого входа в пещеры? - как бы между делом спросил Деврас.

- Думаю, через пару часов будем на месте, - с такой же напускной небрежностью ответил ему чародей. - Поехали, мы и так задержались.