Чтение 6–й страницы книги ~Не так страшен черт~

- Прошу вас, - человек сделал царственный жест рукой, указывая на стул с покосившейся спинкой, заваленный грудой старых реферативных журналов. - Журналы можете скинуть на пол.

Я так и поступил. Пакет с бутылкой Смирновской я положил рядом с собой на стол.

- Мое имя Дмитрий Алексеевич Каштаков. - Я обычно не имел привычки придумывать себе псевдонимы. - Как я уже сказал, я представляю внеправительственную организацию, занимающуюся, в частности, субсидированием некоторых научных исследований в области биохимии.

- Фонд Коперника? - спросил хозяин лаборатории.

- Да, - без колебаний согласился я. - Простите, а вы?..

- Александр Алексеевич Алябьев, - чинно представился ученый. - Заведующий лабораторией биологических структур.

- Извините, что потревожил вас, - натянуто улыбнулся я. - Мне, вообще-то, нужен Ник Соколовский.

- Николая сейчас нет в институте, - покачал головой Алябьев.

- Очень жаль, - я с досадой цокнул языком. -У меня к нему очень важное и неотложное дело. Вам, наверное, известно, что мы субсидировали его работу по изучению инсулинового гена?

- Да, - подумав, утвердительно наклонил голову Алябьев. - Коля особенно не распространялся по поводу источника финансирования своего проекта, но любому было видно, что у него появилось новое оборудование, дорогие реактивы...

- Давно? - спросил я.

- Что? - не понял Алябьев.

- Давно у него все это появилось?

- А когда вы начали его финансировать?

- Примерно полгода назад.

Алябьев наклонил голову и задумчиво почесал согнутым указательным пальцем висок.

- Ну да, - сказал он. - Примерно тогда Коля и начал переоснащать свою лабораторию.

- Завтра я смогу застать Соколовского в институте? - спросил я, делая вид, что собираюсь подняться и уйти.

- Думаю, что нет, - с сомнением покачал головой Алябьев. - Он сейчас в отпуске.

- И давно? - изобразил удивление я.

- Да примерно с неделю, - подумав, ответил Алябьев.

Судя по всему, Александр Алексеевич не имел привычки произносить необдуманные фразы. Слова его звучали медленно, чуть нараспев, как будто он тщательнейшим образом оценивал соответствие каждого слова тому смыслу, который оно должно было выразить. В наше время, когда каждый тараторит с такой скоростью, словно за разговор введена повременная оплата, слышать подобную речь было в высшей степени необычно. И в то же время приятно.

- Жаль, - сокрушенно покачал головой я. Я ожидал, что ученый поинтересуется, в связи с чем мне столь неотлагательно нужно видеть Соколовского, но Алябьев молчал. Похоже, ему и в самом деле было совершенно безразлично, чего ради я пожаловал к его коллеге.

- А дома я могу его застать? - спросил я.

- Сомневаюсь, - Алябьев медленно покачал головой. - Я два дня пытался ему дозвониться. Безрезультатно.

- Вас это не настораживает?

- Настораживает? - Алябьев удивленно вскинул бровь. - С чего бы вдруг? Должно быть, Коля просто куда-то уехал, чтобы отдохнуть.

- У него имелись на это деньги?

- Вам лучше знать, ведь это вы его финансировали.

- Простите мое любопытство, - смущенно улыбнулся я. - Я всего лишь мелкий клерк. Научно-исследовательский институт для меня совершенно новый мир.

Алябьев понимающе кивнул.

- А вы чем занимаетесь? - поинтересовался я.

- Читаю Гончарова, - приподняв с колена, Алябьев показал мне книжку с парусным кораблем на обложке. - "Фрегат "Паллада".

- Я имел в виду, чем вы занимаетесь в своей лаборатории? - уточнил я свой слишком уж общий вопрос.

Алябьев удивленно посмотрел по сторонам, словно не понимая, что я имею в виду.

- Вы считаете, что в подобных условиях можно заниматься исследовательской работой?

Вопрос был риторический, а потому вместо ответа я достал из сумки бутылку Смирновской.

- Не желаете составить компанию? - спросил я. - Вообще-то я собирался выпить с Соколовским, так сказать, за знакомство. Но поскольку его нет...

- Почему бы и нет, - философски изрек Алябьев и, положив книгу на стол, поднялся со своего места, чтобы найти посуду под водку.

Через пару минут на столе стояли два стакана - граненый и химический, с делениями на пятьдесят, сто и сто пятьдесят кубиков, - и десертная тарелка с выщербленным краем, на которой в качестве закуски была выложена вареная картофелина и половинка луковицы.

Я поставил перед Алябьевым граненый стакан и начал наливать в него водку.

- Достаточно, - поднял руку ученый, когда стакан оказался наполнен наполовину.

Я плеснул немного водки себе в химический стакан, а Алябьев тем временем долил свой стакан до края, разбавив водку крепко заваренным чаем из небольшого металлического чайничка. От предложения и мне смешать водку с чаем я отказался.

- Ну...

Алябьев поднял стакан и тремя большими глотками опорожнил его. Я, признаться, позавидовал - подобного мастерства я не мог продемонстрировать своим клиентам, даже когда в моем стакане вместо водки была налита минеральная вода.

Пока Алябьев закусывал луком, я вновь наполнил его стакан водкой.

Выпив второй стакан, ученый посмотрел на меня поразительно трезвым взглядом.

- А сигареты у вас есть? - спросил он.

- Не курю, - с сожалением улыбнулся я.

- Ну, ничего.

Алябьев пододвинул к себе глубокую круглую пепельницу и, покопавшись пальцем среди вороха окурков, выловил тот, что был побольше остальных. Обдув с него пепел, Алябьев осторожно зажал его губами и тщательно раскурил.

Табака в окурке хватило всего на три небольшие затяжки. После того, как Алябьев раздавил в пепельнице затлевший сигаретный фильтр, я вновь наполнил его стакан и, подождав, когда он выпьет, спросил:

- Вы не могли бы рассказать мне о Соколовском?

- Что именно? - прищурившись от попавшего в глаза табачного дыма, посмотрел на меня Алябьев.

Его ничуть не настораживало то, что незнакомый человек проявляет интерес в отношении его коллеги. Казалось, он все воспринимал как должное и ничему никогда не удивлялся. И все же я счел нужным дать некое заранее подготовленное объяснение:

- Дело в том, что правление нашего фонда поручило мне сделать доклад относительно целесообразности дальнейшего финансирования работ Ника Соколовского. Я просмотрел всю имеющуюся документацию по данному вопросу, но, признаться, мало что в ней понял. Прежде мне не приходилось иметь дело с программами, имеющими отношение к научным разработкам. Это мое первое задание подобного рода, и для меня очень важно, чтобы у членов правления не возникло никаких нареканий по поводу сделанных мною выводов. Поскольку переговорить с самим Соколовским в ближайшее время мне скорее всего не удастся, я был бы вам весьма признателен, если бы вы коротко охарактеризовали мне его как человека и как ученого.

- Ну что ж, - Алябьев задумчиво постучал ногтем указательного пальца по краю своего стакана, и я поспешил вновь наполнить его. - Я знаю Колю, наверное, уже лет тридцать.

- Да ну? - удивился я.

- Именно, - Алябьев снова взялся за заварочный чайник, чтобы разбавить водку чаем. - Мы с ним вместе учились в аспирантуре. Николай считался весьма перспективным молодым ученым. Кандидатскую он защитил без труда, хотя, честно признаться, особой оригинальностью она не отличалась. Точно не помню ее названия, но, если не ошибаюсь, она имела отношение к ингибиторам инсулина.

- То есть Соколовский уже тогда занимался инсулином? - уточнил я.

- Именно так, - подтвердил Алябьев. Отломив кусочек вареной картошки, он взял двумя пальцами стакан, наполненный да краев бурой жидкостью, и не спеша, со вкусом выпил его. Закусив экзотический коктейль картошечкой, Алябьев продолжил свой рассказ:

- Конечно, в 70-е годы и методы работы, и подходы к решению тех или иных научных проблем были совершенно иными, нежели сейчас. Да и оборудования соответствующего у нас тогда не было. Почти всю химическую посуду изготавливал на заказ институтский стеклодув, с которым расплачивались этиловым спиртом. Но зато тогда у нас было огромное желание работать. Бывало, по нескольку дней не уходили с работы, обедая и ночуя в лаборатории. И, надо сказать, в то время мы если и не обгоняли в своих работах западных ученых, то почти ни в чем и не уступали им. Да, в то время существовала крепкая научная школа - основа основ любой фундаментальной науки...

Чувствуя, что Алябьев готов свернуть на тропу сентиментальных воспоминаний о безвозвратно ушедшей молодости, я решил несколько подкорректировать направление движения его мыслей.

- После защиты диссертации Соколовский продолжил работу над изучением инсулина? - спросил я.

- Конечно, - кивнул Алябьев. - Коля всегда умел выжать из имеющихся в наличии материалов все, до последней капли. Вначале он пытался получить синтетический инсулин и, хотя не добился никаких успехов, написал на эту тему несколько статей и пару обзоров, получил с десяток авторских свидетельств и в конце концов защитил докторскую диссертацию.

- Тоже по инсулину?

- Да, но его докторская диссертация уже имела отношение к методике получения генно-инженерного инсулина.

- Выходит, он уже давно работает над этой проблемой?

- Да, наверное, уже лет десять.

- И никаких результатов?

- В науке отрицательный результат - это тоже результат, - ответил мне на это Алябьев.

- Да, но для заказчиков, оплачивающих его работу, важен именно конкретный результат, - возразил я.

- Я вообще не пойму, зачем вам генно-инженерный инсулин? - чуть прищурившись и наклонив голову к левому плечу, немного грустно посмотрел на меня Алябьев. - Ад со своим синтетическим инсулином способен удовлетворить все потребности в этом лекарственном препарате. Прежде чем ответить, я аккуратно наполнил пустой стакан ученого.

- Насколько мне известно, - я решил, что, уже пора забрасывать удочку, - правление нашего фонда интересует не столько сам по себе генно-инженерный инсулин, сколько некий побочный результат, полученный Соколовским в результате проводимых исследований.

Впервые я увидел на лице Алябьева нечто похожее на удивление.

- И что же ему удалось обнаружить? - спросил он.

- Я думал, что вы сами сможете ответить мне на этот вопрос, - смущенно улыбнулся я.

- Я? - Алябьев недоумевающе покачал головой. - Вы не знаете, на какие исследования даете Соколовскому деньги?

- Ну что вы, мне это, конечно же, известно, - сообщил я доверительным тоном. - Но по существующим правилам я не могу говорить об этом с посторонними. Вот если бы вы сами назвали мне, над чем именно работал Соколовский, то я уже не был бы связан никакими обязательствами.

Алябьев наклонил голову и задумчиво почесал указательным пальцем правую бровь.

- Представления не имею, - сказал он, снова посмотрев на меня. - Году в 95-м, когда государственное финансирование науки практически сошло на нет, Коля писал заявки в самые различные частные организации и фонды. Порою кто-нибудь выделял ему какие-то незначительные суммы денег на исследования, и он упорно продолжал работать над созданием генно-инженерного инсулина. Хотя, признаться, мне уже тогда было ясно, что с тем, что он имеет, сделать ничего невозможно. У него в лаборатории к тому времени оставались только двое аспирантов, думающих лишь о том, как бы поскорее сделать диссер да уехать куда подальше из этой страны.

- А сам Соколовский? Почему он не уезжал?

- Коля неплохой исследователь, но звезд с неба не хватает. Все, чего он достиг в жизни, он добился благодаря высокой работоспособности и кропотливости. Но при этом у него были и, думаю, остались по сей день довольно-таки высокие амбиции. Пару раз он ездил работать за рубеж, сначала на год, потом еще на полгода. Насколько я мог понять из его рассказов, все, что ему там предлагали, это была работа лаборанта. По нашим меркам, оплачивалась она очень даже неплохо, но зато, работая за рубежом, Коля не имел права даже печатать статьи с результатами своих исследований.

- Но здесь же ему тоже, как я понимаю, ничего не светило?

- Он упорно пытался довести до конца свою работу по созданию генно-инженерного инсулина. Если судить по его словам, то он был уже близок к завершению работы, но все рухнуло после того, как Ад начал поставлять нам синтетический инсулин превосходного качества по вполне доступной цене... Коля тогда почти неделю пил, потому что ясно было, что теперь никто даже копейки не даст на его исследования. И тут, очень вовремя, объявился ваш фонд...

Алябьев приподнял свой стакан, коснулся его донышком краешка моего химического стакана, из которого я за все время разговора отпил не более глотка, и не спеша выпил.

- Значит, в настоящее время генно-инженерный инсулин никому не нужен? - уточнил я.

- Ну, если даже вы ждете от Николая каких-то других результатов...

Алябьев пожал плечами и полез в пепельницу за очередным окурком.

- Почему же Соколовский непременно хотел закончить эту работу?

- Он посвятил ей всю свою жизнь, - ответил на мой вопрос Алябьев. - К тому же, как я полагаю, сам он прекрасно понимал, что при нынешних условиях заявить о себе как об ученом, занявшись чем-то принципиально новым, ему вряд ли удастся. Возраст уже не тот, чтобы искать новые темы для исследований, да и обстановка отнюдь не бодрящая.

- Вы не взглянете на эти бумаги? - Я протянул ученому список оборудования и реактивов, присланный из Рая.

Положив на край пепельницы два выбранных окурка, Алябьев взял бумаги и, чуть отстранив их от себя, как делают люди с не очень высокой степенью дальнозоркости, внимательно просмотрел оба списка.

- Стандартный набор для генно-инженерных работ, - сказал он, возвращая мне бумаги. - Ничего из ряда вон выходящего.

- Мы не могли бы заглянуть в лабораторию Соколовского? - спросил я, не торопясь убирать бумаги в карман. - Мне хотелось бы проверить наличие оборудования.

- Заглянуть, конечно, можно, - ответил Алябьев, старательно вытягивая остатки табачного дыма из окурка. - Ключи от двери висят на общей доске. Но, если вас интересует оборудование из этого списка, я могу заверить вас, что все оно на месте.

- Вы в этом уверены?

- Еще бы, - усмехнулся Алябьев. - Коля не упускал случая похвалиться каждой новой игрушкой, которую вы ему покупали.

- А реактивы?

- Ну, реактивы - расходный материал. - Алябьев затушил в пепельнице второй окурок. - А в последние месяцы Коля работал очень активно.

Поскольку я все равно не имел представления о том, как должен выглядеть тот или иной прибор, мне оставалось только положиться на слова своего собеседника.

- Ну что ж, благодарю вас за помощь, - сказал я, поднимаясь.

- Не за что, - с довольно-таки безразличным видом пожал плечами Алябьев.

- Я отвлек вас от работы...

- Да бог с вами, - пренебрежительно поморщился ученый. - Я не получаю зарплату уже пятый месяц. Посмотрите вокруг, - он обвел рукой помещение, в котором царили запустение и едва ли не разруха. - О какой работе тут может идти речь? Я прихожу сюда каждый день только потому, что могу здесь спокойно, в тишине почитать.

Улыбнувшись, я взял со стола книгу, которую читал Алябьев.

- "Фрегат "Паллада", - прочитал я название на обложке. - Сам давно собираюсь прочитать, да все никак не удается выкроить время на толстую книгу.

- Вот видите, - улыбнулся Алябьев. - Значит, и в моем положении есть определенное преимущество.

Улыбнувшись в ответ, я, в знак вежливости, открыл книгу на первой странице. Внизу листа был проставлен штамп красного цвета в форме небольшого треугольника. Высотою он был чуть больше сантиметра. Внутри треугольника был изображен крошечный красный крокодильчик с раскрытой пастью.

Заметив, что я рассматриваю изображение, Алябьев открыл стол и достал из него авторучку с колпачками с обоих концов.

- Пару лет назад я был на научной конференции в Киот - пригласили друзья из Бельгии, - вот и привез оттуда в качестве сувенира. - Алябьев снял с толстого конца авторучки колпачок и показал мне штамп с изображением вписанного в треугольник крокодила. - Японцы часто используют штампы, на которых вырезаны иероглифы с их именами. Я привез десятка два таких сувенирных авторучек с самыми разнообразными штампами. Себе оставил с крокодилом, а остальные раздал. Одно время едва ли не каждый завлаб в нашем институте ставил на всех своих бумагах рядом с подписью еще и печать с изображением какого-нибудь зверя.

- Понятно, - я закрыл книгу и положил ее на стол. - И последний вопрос. Соколовский был религиозным человеком?

- Почему был? - сдвинув брови, спросил Алябьев. - Разве с ним что-нибудь случилось?

- Нет, - взмахнул я рукой, проклиная привычкy сыщиков говорить обо всем и всех в прошедшем времени. - Конечно же, нет. Простор поскольку его сейчас нет с нами...

Не зная, как закончить эту совершенно идиотскую фразу, я сделал неопределенный жест рукой.

- Николай не более религиозен, чем любой советский человек, - сказал Алябьев. - В последнее время он стал носить крестик и изображать из себя истинно православного, но, по-моему, для него это было не более чем игра.

- Еще раз спасибо, - поблагодарил я своего собеседника. - Было очень приятно с вами побеседовать...

- Вы забыли свою бутылку, - Алябьев взглядом указал на бутылку Смирновской, в которой водки оставалось еще примерно на треть.

- Надеюсь, вы сумеете найти ей правильное применение, - улыбнулся я и, быстро приложив два пальца к полям шляпы, вышел за дверь.

Разговор с Алябьевым почти убедил меня в том, что Ник Соколовский не делал ничего из того, что ожидали от него святоши. На деньги, которые он от них получал, Соколовский пытался закончить свою никому не нужную работу по созданию генно-инженерного инсулина. Удалось ему это или нет - не имело никакого значения. Пришел срок отчитываться о проделанной работе, и Соколовский просто решил скрыться. В этом он, конечно же, был дилетант, так что отыскать его удастся без особых проблем. Скорее всего подкопил немного денег и на время выехал из страны по туристической визе с паспортом, выписанным на чужое имя, надеясь, что за время отсутствия о нем все позабудут. Или же и того проще - сидит дома, не открывая дверь и не отвечая на телефонные звонки. Если как следует подумать, то можно было назвать еще три-четыре места, которые незадачливый исследователь мог выбрать в качестве убежища. Проверка всех возможных версий, связанных с местами, где мог бы скрываться человек, не имеющий большого опыта в подобных делах, была хорошо отработанной и уже вполне рутинной процедурой, с которой Светик без труда могла справиться и одна, воспользовавшись для этого всего лишь телефоном и факсом. Мне же предстояло теперь заняться более важным делом - поисками Красного Воробья.

Глава 8

СЕРЕЖА

Утром я пришел в офис в обычное время, около девяти.

Светик уже была на месте. И не одна. На диване в прихожей сидел тот самый громила, которого Виталик Симонов вчера приставил присматривать за мной. Правда, сегодня он не был похож на тупоголового мордоворота, отчасти потому, что был одет не в широченные брюки и двубортный пиджак с подкладными плечиками, которые заменяли форменную одежду членам "семьи" низового уровня, а в потертые джинсы классической модели, майку с надписью на груди "Добро пожаловать в Ад!" и легкую ветровку изумрудно-зеленого цвета. В руках он держал книгу - увесистый том в кожаной обложке, какими обычно пользуются истинные библиофилы, дабы обложка книги во время чтения не затиралась. Увидев меня, бандюга даже улыбнулся, и вовсе не с насмешкой, а скорее приветливо. Но я, помятуя о вчерашнем, только холодно кивнул ему в ответ и сразу же развернулся к столу, за которым сидела Светик.

Окинув меня быстрым оценивающим взглядом, Светик сочувственно покачала головой. Я в ответ только молча кивнул. Дома я уже успел изучить свое лицо в зеркале во время бритья. Так, ничего особенного, но нос был похож на спелую сливу, а под глазами залегли синяки, словно после бессонной недели, и шишка над левой бровью вспухла размером с грецкий орех. Теми средствами косметики, которые имелись в моем распоряжении, я попытался привести лицо в порядок, но не достиг в этом особых успехов. Лучшее, что я мог сделать в такой ситуации, это прикрыть верхнюю часть лица шляпой, надвинув ее до самых глаз.

- Нужно следить за собой, Дмитрий Алексеевич, - с укоризной покачала головой Светик, доставая из стола косметичку.

- Потом, - остановил я ее. - Для начала проверь вот эти адреса. - Я положил перед ней на стол бумажку, на которой были записаны адреса Соколовского, его бывшей жены и троих друзей, с которыми он в последнее время поддерживал близкие отношения. - Стандартная процедура: звонишь в районную управу и просишь предоставить счета за свет и телефон. Потом свяжешься с...

- Я все знаю, - строгим взглядом посмотрела на меня Светик. - Через час доложу о результатах.

- Молодец, - с благодарностью улыбнулся я ей. Войдя в кабинет, я привычным движением кинул шляпу на вешалку и только после этого обратил внимание на то, что сорванные вчера во время драки жалюзи снова висели на окне.

- Когда ты успела вызвать мастеров? - удивленно спросил я у Светика, выглянув в прихожую.

- Это Сергей повесил жалюзи, - ответила Светик, быстро взглянув на меня, но не прекращая при этом бегать пальцами по клавиатуре.

- Сергей? - удивленно переспросил я. - Какой еще Сергеи?

Пальцы Светика на секунду замерли над клавиатурой. Посмотрев на меня немного удивленно, она взглядом указала на тихо сидевшего на диване бандита.

- Тебя разве не Соломоном зовут? - спросил я у него.

- Нет, - смущенно улыбнулся парень. - Соломон - это кличка. Симон придумал.

- А почему именно Соломон? - поинтересовался я. И сразу же задал еще один вопрос: - Ты хотя бы знаешь, кто это такой?

- Конечно, знаю, - обиделся Сергей-Соломон. - Симон потому и прозвал меня Соломоном, что считает слишком умным.

- Да ну? - Я в насмешку изобразил на лице удивление. - А я думал, что при твоей профессии чем меньше мозгов, тем лучше.

Сергей-Соломон бросил быстрый взгляд на Светика, которая, не обращая никакого внимания на наш разговор, считывала текст с экрана компьютера, и, ничего не ответив, потупил взор.

Ну надо же! Не иначе как Симонов телохранитель положил взгляд на мою помощницу!

Решив окончательно добить его, я подошел к Сереже и быстрым движением выхватил у него из-под руки книгу.

- Что, очередной том похабных анекдотов?

Со скабрезной ухмылкой на губах я раскрыл книгу на середине, рассчитывая зачитать образчик остроумия, приводящий в восторг тупоголовых кретинов, и с удивлением увидел страницы, заполненные мелким, убористым текстом. Мерзкая ухмылка тотчас сползла с моего лица. Все еще надеясь, что ошибся, я открыл начало книги. Теперь уже никаких сомнений не оставалось - это был Джойс.

- Ты в своем уме, Сережик? - с изумлением посмотрел я на Симонова телохранителя. - Даже моя секретарша на работе читает только криминальные романы. Зачем тебе "Улисс"?

- Вообще-то я окончил филологический, - признался Сергей.

- Да брось ты? - удивление мое все росло. - А где же ты так накачался?