Чтение 6–й страницы книги ~Ричард де Амальфи~

Я покачал головой:

- И что в этом плохого?

- Ваша милость, зараза проникает вместе со сладким.

Зигфрид смотрел с недоумением, смолчал. Гунтер тоже хмурился, я молча пустил коня шагом, чтобы не напугать сельчан видом скачущих в их сторону вооруженных людей.

С пастбища пастух гонит в сторону села огромное стадо ухоженных ленивых коров, а от озера идут, важно гогоча, крупные белые гуси. С поля, со стороны садов двигаются вереницами женщины, донесся веселый смех. Многие едут на подводах, сидят на краю, свесив босые ноги.

Из домов на околицу выбегают подростки, молодые девушки, совсем редко - немолодые женщины. У всех в руках хворостины, им навстречу двигается, поднимая пыль, ленивое стадо, мычащее, помахивающее хвостами, овода и слепни пользуются последним моментом попить кровушки. Со смехом и веселыми криками разбирают скотину, отделяют, гонят домой. Иных коров, как я заметил, никто не встретил, эти дорогу знают и двигаются прямо домой, затем толчок лобастой головой в калитку, а дальше знакомый хлев, тихий и защищенный.

На телегах везут бревна, пойманную рыбу, забитую дичь, какую-то рыжую землю, рыхлую и неприятную... куда, это же руда для кузницы, все стягиваются в село перед приходом ночи, когда нужно запереть все двери, обезопасить заклятиями от нечисти, а для защиты от волков спустить с цепи здоровенных злющих псов.

Зигфрид сказал многозначительно:

- Вон то здание... это что? Церковь? На пороге трава моему коню до брюха.

- И от часовни одни развалины, - добавил Гунтер.

Я ответил, не оборачиваясь:

- Насколько знаю, только в православии с Богом общаются через посредника, будто Богу надобны толмачи. В католицизме с Богом можно разговаривать и без церкви. У нас ведь католицизм?

Они переглянулись в недоумении. Наконец Зигфрид проговорил медленно:

- Сэр Ричард, я не знаю, что это такое, но с Богом предпочтительнее общаться в специально отведенных местах. В самых красивых и благородных! Из уважения. Общаться в других местах - все равно что принимать короля в свинарнике. Мудрый повелитель ничего не скажет, но разве самим не стыдно?

Гунтер и остальные молчали, но во взглядах я видел осуждение.

- Ты прав, - сказал я с неловкостью. - Прав, извини. Он развел руками.

- Вам не за что извиняться, сэр Ричард. Вы - паладин, с Господом говорите напрямую, но остальной народ сперва должен вымыть руки и вытереть ноги.

- Извини, - повторил я. - Я в самом деле все примеряю к себе.

Гунтер пробормотал:

- И к своему коню...

- Что? - переспросил я. - А конь при чем?

- Ваша милость, у нас не столь резвые кони...

Я перевел взгляд на их взмыленных животных. Под Гунтером роняет хлопья пены, у остальных блестят бока и морды в мыле.

- Виноват, - сказал я. - Но дареному коню кулаками не машут. Какого мне Бог дал...

Они поспешно перекрестились, в глазах Зигфрида мелькнул восторг, на лице Гунтера - страх и замешательство.

По широкой улице женщина несет впереди себя, сильно откинувшись назад всем корпусом, огромную глиняную кринку с парующим молоком, сверху густая кружевная пена в несколько этажей. Завидев нас, опасливо свернула с дороги и прошла под стеной дома.

Гунтер шумно потянул носом, вечерний воздух наполняется ароматами отварных овощей, печеной рыбы, жареного мяса, пахучим дымком дров из старых вишен.

- Люди здесь, - сказал он с сомнением, - все же нехорошие... Раз уж остались в этих краях, то им пришлось... гм, как-то с нечистью уживаться.

Я насторожился:

- Сдружились?

- Нет, - ответил он с той же запинкой, - однако... вот рыцари в горном краю Ливадии уже семьсот лет как оставили коней, сражаются только пешими, там везде камни, горы, кони не пройдут и шагу, но человек... человек везде пройдет! И рыцари там все бесконные. А в Уларии голая степь, рыцарям пришлось отказаться от тяжелой брони, иначе не могли сражаться с юркими степняками на неподкованных конях... Увидите тех рыцарей - ни за что не поверите, что рыцари. Так и здесь, ваша милость, чтобы воевать с нечистью, пришлось кое-что позаимствовать у самой нечисти. Священники таких предают анафеме, а упорных жгут на кострах, но что делать, если священники поспевают не везде? Приходится крестьянам самим...

Я взглянул искоса:

- Ты вроде бы одобряешь? Нет-нет, можешь не отвечать. Я понимаю, что когда тебе и подножку, и ниже пояса, и в спину, то и ты, чтобы не проиграть, начинаешь по их правилам... но в этом есть что-то и нехорошее. Не пойму что, но не нравится это "...нам нужна победа, одна на всех, а за ценой не постоим...". Что-то в этом очень уж нехорошее. Подленькое. Нет, не подленькое - ошибочное. Иная победа хуже поражения. Здесь не слыхивали о пирровой победе? Пирровой может быть не только по людским потерям, но и... как бы это сказать... я не хотел бы оказаться победителем в бою на мечах или копьях, но потерять при этом душу. Или даже честь.

Гунтер кивнул, он отвел взор, пробурчал с неохотой:

- Вы не один такой, ваша милость. Немало христианских рыцарей отправлялись в эти края, чтобы снискать любовь Господа, признательность короля и нежный взгляд дамы сердца. Мало вернулись, но проредили нечисть так, что уцелевшая затаилась в самых дремучих лесах, укрылась в болотах, пещерах. Конечно, на одиноких нападает, но здесь никто не рискует поодиночке.

Мы въехали в середину села, оставив позади десяток домов, Зигфрид проговорил негромко, но таким напряженным голосом, что услышали все:

- Советую всем ехать, как едем. С обеих сторон в нашу сторону смотрят арбалеты.

Они с Гунтером чуть подали коней вперед и закрыли меня с обеих сторон. Я подивился, с какой легкостью и без колебаний все сделано: само собой разумеется, что сеньор первым скачет в бой, но так же само собой, что вся команда старается не дать его убить.

- Вот почему, - проговорил я, - они все еще сохраняют независимость. И почему я хочу вооружить своих крестьян хотя бы луками.

- Композитными, - пробормотал Гунтер. - Это не просто луки...

Улица впереди пустела на глазах, только однажды выскочил подросток и быстро-быстро закрыл окно толстыми ставнями из дубовой доски. Теперь и я видел блеск на отполированных частях арбалетов. В нас целились из всех щелей, спина напряглась, а во внутренностях, напротив, разлилась неприятная слабость.

- Да, - пробормотал Зигфрид, - это было мудро, сэр Ричард.

- Что?

- Ваше решение въехать в село шагом.

- А-а-а... ну да, я же умный, сам удивляюсь. Иногда даже впопад.

У самого большого дома на пороге сидел очень дряхлый старец с седой бородой до пояса. В белой одежде, похожей на халат, он напоминал большую полярную сову.

При нашем приближении поднялся, с кряхтением перегнулся в медленном поклоне. Я помахал рукой и сказал самым доброжелательным тоном:

- Я - Ричард Длинные Руки, а теперь еще и де Амальфи. Это значит, что овладел замком, теперь вот объезжаю землю, знакомлюсь.

Гунтер проговорил с достоинством:

- Его милость не собирается здесь останавливаться, нам еще до заката смотреть кордоны с Кабаном и Тудором.

- В следующий раз, - пообещал Зигфрид, - пробудем дольше.

Я наклонил голову, подтверждая. Старик поклонился еще ниже, в его выцветших глазах я увидел огромное облегчение. Старые люди ненавидят насилие, и даже то, что сельские арбалетчики могут положить нас всех, не прибавит радости. За убитого сеньора придут мстить другие, оставят здесь только пепел, не считаясь с потерями.

На околице Тюрингем оглянулся, бледный до синевы, прошептал:

- Никогда еще так не трусил!

- Я тоже, - неожиданно сказал Ульман. - Одно дело сражаться, другое - вот так...

Я велел, не оглядываясь:

- Гунтер, ускорь подготовку лучников.

- Ваша милость, только ночью отдыхают!

- Зачем им такая роскошь? - спросил я.

От реки идут двое крепких молодых мужчин, но с совершенно белыми головами. Промокшие портки засучены до колен, у каждого мешок через плечо, там трепыхается, я уловил сильный запах рыбы. У одного еще и свернутый бредень.

С пастбища возвращается еще стадо, заполняя улицу во всю ширь, постепенно редеет, со дворов слышится муканье, донеслась брань. Я оглянулся, одна корова поленилась идти до калитки, проломила ветхий плетень и пошла напрямик через огороды.

Гунтер тоже оглянулся, хохотнул:

- Вот так за лень расплачиваются! Есть коровы, что каждый день ломают. Из вредности. Проще бы поставить забор из крепких кольев.

- Уже привыкла, - заметил я. - Теперь будет ломать и колья.

Гунтер призадумался, кивнул.

- И то верно говорите, ваша милость. Надо приучать народ пораньше.

Глава 7

На холме слева проплывают развалины могучего замка, даже не развалины, каменный дом еще почти цел, только обветшал, если подправить, подлатать, заделать пару дыр в стене, снова можно гордо поднять флаг владельца.

- Странно, - заметил я, - не так уж и много работы. Группа отважных могла бы укрепиться. Места здесь сравнительно тихие! И снова начинать завоевывать мир.

Гунтер тоже посмотрел на замок, перекрестился:

- Кто знает, что там... Может быть, пытались уже не раз. Охотники за сокровищами начинают рыться по подвалам, да там и остаются. А самые счастливые хоть выбираются, так порча сжирает по дороге... Говорят, иные старые поместья прямо завалены костями.

- И что же, народ все равно лезет?

Он снова перекрестился:

- Вы же знаете людей!

- Знаю, - ответил я. - И что, крестное знамение не защищает? Как и святая вода?

Он не уловил иронии, ответил очень серьезно:

- Даже амулеты из Святой земли не действуют. Видимо, Господь наш считает такие дела небогоугодными, нехорошими. Даже если там язычники похоронены, то и тех покой нехорошо тревожить. Если демоны наказывают обидчика, Господь за таких не вступается...

Голос прервался, лицо застыло, глаза устремлены в одну точку. Я проследил за его взглядом: в синее небо поднимаются черные струи дыма. Даже не поднимаются, а победно ввинчиваются, значит, там, внизу, за деревьями, много пищи для огня. Я пришпоривал коня, за спиной услышал тревожный крик Гунтера:

- Ваша милость!.. Не отрывайтесь... Отря-я-яд, от сеньора не отставать! Деревня Куманг горит!

Сильный ветер ударил в лицо, за спиной дробно стучат копыта, деревья скачками побежали в сторону, чаща - не проломиться, конь несся, выбрасывая в сторону ноги, наклонялся на длинном вираже, я проверил, на месте ли молот, сердце колотится часто-часто, нагнетая давление, ветер бьет в лицо все яростнее.

Лесной массив повернулся, открылась горящая деревня. Нет, горят только два дома, еще успели заняться сараи. Несколько неподвижных тел в лужах крови на улице, один прямо на пороге дома, кровь из разбитой головы заливает ступеньки. На месте двери черный пролом, торчат ноги еще одного, из дома доносится женский плач.

С молотом в руке я зло оглядывался, вроде бы удаляющийся стук копыт, затем цокот с другой стороны, появился отряд со скачущими впереди Зигфридом и Гунтером. Лучники на ходу соскакивали и бросались кто к колодцу, кто к горящим домам, молодцы, сразу видно деревенских жителей, без приказа знают, что делать, а я дурацки хлопаю глазами, умею только драться да отдавать вельможные приказы.

Зигфрид подбежал к дверям ближайшего дома, куда огонь вот-вот доберется, дернул, не поддалась, с силой заколотил рукоятью меча.

- Вылезайте!.. разбойники убежали!.. Ваш дом сейчас загорится!

Гунтер быстро организовал цепочку от колодца, деревянные ведра передавали из рук в руки, с размаха плескали в огонь. Из забаррикадировавшихся домов начали появляться жители, бросились кто гасить огонь, кто растаскивать сараи, чтобы не дать перекинуться огню на их хозяйство.

Пытаясь помочь, я со всей дури шарахнул молотом в сарай, где уже занялась крыша. Грохот, треск, доски и разбитые жерди разлетелись в щепки, словно я вспорол огромную подушку, набитую стружками. Народ в страхе бросился врассыпную, Гунтер заорал люто, самые смелые вернулись и принялись сбивать огонь с рассыпавшихся по земле досок.

Один дом выгорел начисто, сгорели сараи и дом кузнеца, второй удалось спасти. Гунтер привел крепкого старика с белыми волосами до плеч и коротко подрезанной белой бородой. Старик поклонился, Гунтер сказал наставительно:

- Это ваш новый лорд!.. Ричард де Амальфи. Ответствуй ему, кто был, почему напали?

Старик поклонился еще ниже, уже как хозяину,

- Люди Волка, ваша милость, - ответил он горько. - Почему напали?.. Почему нападают на тех, кто слабее?

У дымящейся ограды мужчина с плотницким топором в руках, в двух шагах старик вниз лицом, раскинутые руки загребли по горсти земли и застыли, из спины торчит оперенная стрела.

Староста развел руками:

- Враги услышали вас, ваша милость. Иначе бы всех сожгли.

Гунтер потемнел лицом, смолчал, но подошел Зигфрид, разгоряченный, но разочарованный: не удалось выказать доблесть в схватке.

- Сэр Ричард, вас начинают испытывать на прочность. Как и Галантлара.

- Что от меня хотят?

Зигфрид хохотнул:

- Познакомиться!

Гунтер пояснил:

- На деревни нападали и раньше, ваша милость. У сэра Галантлара были куда богаче угодья, чем ныне. И деревень у него было, было... Но в последние годы он почти не показывался из замка, так что соседи обнаглели. Если не дать отпор, то и эту захватят. Сейчас нам просто показывают, что мы защитить ее не в силах.

Я стиснул челюсти, чувство бессилия накрыло, как холодный дождь среди открытого поля. Я в самом деле не в состоянии защитить деревни, расположенные далеко от замка. А они все далеко, что и понятно: если прямо у замка, то хоть и защищеннее, но зато развеселившийся хозяин то девок потребует себе и солдатам на потеху, то ради шутки велит кого-нибудь повесить или поставить вместо живой мишени...

- Прислать сюда лунников, - сказал я неуверенно. - Все-таки защита!

Гунтер в сомнении покачал головой.

- Ваша милость, у нас нет их столько. Вы обещали дать лучников на охрану Больших Сверчков от сэра Гуинга Одноглазого. Это значит послать всех, кто уже научился бить из составных луков. Кампа... кумпо...

- Композитных, - подсказал я.

- Да-да, их самых. Хорошие луки, ничего не скажешь! С одной стрелы прошибают рыцарские доспехи. Но научить стрелять из них не просто. Да и не каждого научишь... так что сюда послать просто некого.

Я зажмурился, помотал головой. В череп стучат горячие волны, на миг в глазах покраснело, я опомнился: негоже мне, интеллигенту, впадать в примитивную ярость первобытного викинга или рыцаря, что почти одно и то же.

- Возвращаемся, - сказал я. - По дороге будем думать, как защитить своих людей. Возвращаемся! Я не могу посмотреть им в глаза и признаться, что ничего не могу поделать.

* * *

Тюрингем, стараясь быть самым услужливым из оруженосцев, то и дело заезжал далеко вперед, проверял дорогу, как он объяснял, хотя что ее проверять, едем не через дикую сельву, здесь обжитые земли, но однажды мы увидели, как несутся навстречу, едва не загоняя коня, с истошным криком:

- Войско сэра Гуинга Одноглазого и лорда Гелейна осадили замок волшебницы Клаудии!

Гунтер покрутил головой:

- Давно пора. После того как граф де Гелейн выдал дочь за сэра Одноглазого, их общая мощь выросла даже больше, чем вдвое. А земли, что теперь практически под одной рукой? С трех сторон окружили клочок, на котором замок Клаудии. Ее земля как клин в их владения... Любой бы постарался округлить!

Я поинтересовался:

- А что, не отобьется? Она ж волшебница!

Гунтер подумал, сказал с осторожностью:

- Одна львица против стаи волков... Все зависит от того, сколько волков. К тому же Одноглазый и сэр Гелейн все обдумали заранее. Такие вещи рассчитываются загодя, загодя... Еще до того, как решили о женитьбе, уже в планах захватили замок волшебницы и посадили туда внуков... так что не думаю, что она устоит.

Не устоит, подумал я. Слишком уверовала в свои силы, думает только, как пробраться в подвалы Галантлара, а теперь уже мои. Спит и видит, как будет там шарить, а я, прикованный к стене, стою и жалобно прошу ее дать хотя бы напиться...

Гунтер смотрел с ожиданием, в глубине глаз мелькнули веселые искорки. Я легонько сжал конские бока, единорог сделал первый скачок.

- Посмотрим, - крикнул я.

Ветер ударил в лицо с такой силой, как будто я налетел на подушку безопасности. Пригнувшись, я несколько мгновений слушал стук копыт, выпрямился, и конь, выскочив на вершину холма, тут же остановился.

По ту сторону долины на таком же пологом холме чистым желтым огнем горит в лучах полуденного солнца изумительный замок. Прошлый раз я видел его в лучах заходящего солнца, тогда он казался высеченным из непомерно огромного рубина: красный, даже багровый, а сейчас как будто из непомерно огромной глыбы янтаря изумительной красоты...

Внизу, в долине, шесть серых требушетов, все установлены в ровную линию. Требушеты похожи на колодезных журавлей, жуткий скрип доносится даже сюда. Я видел, как длинная неопрятная ложка описала дугу, вылетел огромный камень и понесся в сторону замка. Я машинально проследил за ним взглядом, камень уменьшался в размерах, донесся глухой стук. Не видно, появилась ли вмятина на янтарной стене, но, возможно, один из блоков в стене треснул. Внизу целая россыпь этих массивных булыжников, похожих на гору гниющего мусора. Когда стена будет разрушена хотя бы наполовину, по этой горке вскарабкаются нападающие.

Перед требушетами мельтешат крохотные фигурки всадников, пеших ратников. Все пялятся на замок, вылазки не ждут, иначе выслали бы на охрану дорогих метательных машин народу побольше. Один всадник понесся в сторону замка, что-то выкрикивает, машет руками.

По эту сторону требушетов в полусотне шагов два шатра: ярко-красный и красный с оранжевым. Красный побольше, что естественно, да не сравняется вассал даже в такой мелочи с господином, костры, вокруг огня народ, что-то жарят, пекут, просто жгут поленья, бездумно глазеют в огонь. Чувствуют себя вольготно, сволочи.

За спиной простучали копыта, на взмыленных конях появились Гунтер, Зигфрид. В глазах Гунтера я увидел страх и почтение, Зигфрид смотрит почти с ужасом.

- Что у вас... за конь... - прохрипел он.

А Гунтер сразу сказал деловито:

- В красном - Конкейн, брат Гуинга Одноглазого, в оранжевом - Орандж, он всегда носит цвета своего имени. Неистовый воин, страшный в бою, с ним всегда его два брата. Им навстречу лучше не попадаться.

Зигфрид добавил с осторожностью:

- Да и вообще там человек сорок, если не пятьдесят.

- Но рыцарей только пятеро? - уточнил я.

- Не меньше, - согласился Гунтер. - Это Конкейн, Орандж с братьями, но среди тех, кто у костра, могут оказаться два-три однощитовых рыцаря.

Я задумался. Рыцари, как уже знаю по школьным урокам истории, - товар штучный, не так просто собрать рыцарей в одном месте больше трех, если не для пира или турнира. В тыща двести девяносто пятом году в Эссексе, крупном графстве Англии, было всего двадцать четыре рыцаря, не считая одиннадцати старых и больных, которые не в состоянии были даже взобраться на коня, а все потому, что снарядить рыцаря дороже, чем в нынешней деревне купить бронетранспортер. В сражении при Линкольне, едва ли не самой крупной битве в Англии в тыща двести семьдесят первом, с одной стороны яростно сражались восемьсот рыцарей, с другой - шестьсот. Погиб только один рыцарь, да и это считалось крупной потерей. Правда, сколько полегло простых воинов - никто не считал, да и зачем - простых набрать и снарядить проще простого. Простых везде как мух. И берутся откуда-то сами, как мухи.

- Похоже, - признал я, - леди Клаудии придется туго.

- Не просто туго, - сказал Гунтер с удовлетворением.

Я молчал, стараясь врубиться в ситуацию, но в голове пусто, ведь женщины и мысли вместе не приходят. В жизни обманывают только три вещи: часы, весы и женщины, видимо, этот Конкейн решил ответить на обман чисто по-мужски. Вроде бы и нехорошо так поступать с женщиной, все-таки слабый пол, но если этот слабый пол вздумать играть по правилам сильного, то что ж...

Зигфрид быстрым взглядом окинул расположение требушетов, количество всадников.

- Ей не выстоять, - произнес он. - Не знаю, что у нее за колдовство внутри замка, но отсюда ее замок разнесут по камешку.

- Не за одну неделю, - предположил я.

- Да хоть за год, - сказал он. - Насколько я слышал, у нее нет друзей?

- На помощь никто не придет, - подтвердил Гунтер злорадно. - Она всегда держалась от всех в сторонке. Все-таки... гм... колдунья, а здесь земли христианские...

- Зря не вышла замуж, - сказал я. - За кого-нибудь из соседних лордов. Или за дальних - неважно. Воинская мощь колдовству не помеха.

Гунтер хмыкнул.

- Иногда женщина не может найти себе мужа потому, что пьяные ей не нравятся, а трезвым не нравится она.