Чтение 6–й страницы книги ~Чёрный смерч~

Потом лицо его изменилось, выехали вперёд челюсти, распахнулась пасть, полная зубов, каким рузарх позавидовал бы.

- Осилим! - От громового рявканья песок посыпался с крутого обрыва.

Туран швырнул дубину, оставшуюся целой лишь по чистой случайности, и, взметнув каскады воды, канул в волнах Великой.

- Уходим? - быстро спросил Таши.

- Куда? От него не уйдёшь, захочет догнать - догонит. - В голосе Уники, впрочем, не было заметно ни следа тревоги. - Да и не нужно сейчас уходить. Видишь, демон мальчика признал. Теперь-то я с ним как-нибудь управлюсь.

- Чего ж раньше-то не признавал? - спросил Таши. - Глядишь, помог бы с омутинником разобраться.

- Раньше не мог. Он ведь не просто демон, он искажённый дух. Ему сейчас весь мир незнаком. А мальчишку признал, потому что тот и сам искажён: телом тут, а душой неведомо где. Говорят, безумцы частенько друг к другу льнут. Посмотрим... Удастся его привадить - в здешних краях поспокойнее будет. Да и нам, глядишь, какая польза получится.

- Ты что, хочешь его в селение взять? - испуганно спросил Таши.

- Нет, в селение ему и близко нельзя. Сам знаешь, какая на нём вина, такое не прощается. Он предками навеки проклят, это дело решённое, и его сам Лар переиначить не сможет. У меня другая задумка. Ну да ладно - это дело пока не сегодняшнее. А покуда давай нашего знакомца к себе приучать. Только ты от него держись подальше, а то сболтнёшь чего не надо. Ты молчи и даже не смотри в его сторону, а говорить я буду. Понял?

- Чего уж не понять, - проворчал Таши. - Только всё равно, в прежние времена такого не бывало, чтобы люди с демонами якшались. Слипь поганая, вон, ежели посудить, тоже родович, а с ней никто из живых людей не беседовал.

Уника переменилась в лице, но смолчала, и лишь когда неподалёку, предвещая появление искажённого духа, заволновалась вода, сказала:

- За свои дела я сама и отвечу перед родом и своей душой. А ты пока делай, что я сказала.

- Я и так молчу, - буркнул Таши.

Чудовищный Туран извергся из речных волн. В когтистых лапах демона билась четырёхсаженная белуга. Великан кинул добычу на берег, схватив дубину, саданул по рыбьему черепу, превратив сопротивление в конвульсии. Длинным когтем распорол дряблое после нереста рыбье брюхо.

- Вот, рыбка! Ребёнку кушать!

- Молодец, - похвалила йога. Затем она повернулась к сыну: - Давай-ка костерком озаботься, придётся тут на днёвку остановиться. Часа на два, не больше. А потом всё равно уходить надо.

Куски белужины нанизали на длинные прутья и зажарили над углями. Роник сам есть не мог, Унике пришлось нажёвывать рыбную кашицу и кормить шестилетнего мальчишку словно грудного ребёнка. Даже глотать Рон толком не мог, разжёванная кашица текла по подбородку. Туран сидел, опасливо отстранившись от огня, и немигающим взором смотрел на мальчика. Иногда он неловко поднимал руку, стараясь втянуть когти поглубже, но так и не решившись коснуться ребёнка, опускал. К рыбе он не притронулся и лишь следил подозрительно, не сожрёт ли Таши всю восьмидесятипудовую рыбину, принесённую на обед обретённому родичу.

Уника кормила Рона, демонстративно не замечая мучений чудовища, и лишь когда ребёнок был с горем пополам накормлен, йога обратила острый прищур на Турана и спросила:

- Малыша побаюкать хочешь? - И, не дожидаясь ответа, протянула ребёнка, которого уже давно удерживала из последних сил. - Только смотри - осторожнее, это тебе не на смерче верхом гонять. Если что - сразу мне его возвращай.

Туран нерешительно протянул ладони, принял тельце, которое в его лапах казалось особенно беспомощным и беззащитным. Свернувшийся калачиком Рон как раз уместился в Турановой пригоршне.

- А-аа-а!.. - зарычал демон, покачивая ладони на весу. - Баю-бай!

Йога, отвернувшись, скороговоркой шептала какие-то заклятия, сплетая пальцы сложным узором и время от времени коротко дуя на них. Словно в ответ из пальцев Турана поползли когти, они становились всё длиннее - с локоть, с два локтя... - изгибались, покуда не коснулись запястий, образовав над безразличным ко всему Роником подобие костяной решётки.

- А-аа-а!.. Баю-бай!..

- Ну вот и всё, - удовлетворённо произнесла Уника. - Теперь он будет послушным. Зачаровала я его, а память прочистила, сколько могла. Осталось только к делу беднягу пристроить. Вот пока пусть Роника нянчит.

- А не растрясёт он его? - спросил Таши, недоверчиво разглядывая раскачивающиеся когтистые лапы. То, что творил Туран, не слишком напоминало детскую люльку, скорее уж качели.

- Растрясёт... - вздохнула Уника. - Только мы с тобой его ещё вернее растрясём, пока до селения дотащим. Да и в селении... сам видишь, какой он. Ну будет с ним мать возиться, кормить жёванным, убирать как за младенцем - так всё равно он без движения зачахнет. Год протянет, может быть, два, а там и помрёт. Нельзя человеку разом в двух мирах жить. А как тело дышать перестанет, то и душа переменится, обратится бесприютным духом. Так что судьба у мальчишки в любом случае незавидная.

- Может, Ромар пособит или Калюта? Ежели он в верхнем мире заблудился, так отыскать его там и привести назад.

- Не бывало такого прежде, да и сейчас, мыслю, не будет. Ромар по верхнему миру ходить толком не умеет, для этого руки нужны, а Калюта слаб покуда. А и был бы могуч, всё одно ничего бы не сделал. Сам посуди: надо целый мир прочесать, чтобы найти одного человека. Так его там, поди, ещё и не признаешь. Попробуй угадай, каков он в верхнем мире. Может, обратился в такое вот чудище, как наш Туран, и пугает всякую нежить. А на самом деле - никакое это не чудище, а потерявшийся ребёнок. Туран ведь тоже не всегда был таким. Я-то его хорошо запомнила, был он обычным стариком, злым и неумным. К смерти меня присудить хотел, а теперь вот самого смерть не берёт. Жаль его, а ничего не поделаешь. Пусть хоть с Роном потешкается, так им обоим полегче будет.

- Баю-бай!.. - рычал демон, обнажая зубы, которым позавидовал бы полувымерший зверь махайрод.

- Ты собирайся, - напомнила Уника сыну. - Теперь мы быстро пойдём, но всё равно, туг зря сидеть нечего.

- Так я собран, - отозвался Тащи.

- Белужинки возьми, вечером поесть и утром. Экая рыбина пропадает.

- Туран новую поймает, - беспечно отмахнулся Таши.

- Поймать-то поймает, но и реку зря зорить не след. И без того мы своими делами Великую сильно взбаламутили. Так что не ленись, вырезай лучшую часть.

- Видишь - делаю уже... - проворчал Таши, ловко орудуя священным ножом.

"А ведь нож ему в самый раз по руке, - подумала йога, с нежностью глядя на сына, которому только что сделала выволочку, - и святыню парень держит просто, без трепета. По всему видать, быть ему вождём. Лишь бы только ничего с ним не случилось, да ещё чтобы помогли предки с мэнками управиться".

Таши собрался, навьючил на спину мешок, помог матери продеть руки сквозь лямки заплечной торбы. Туран сидел, прикрыв жёлтые глаза, и хрипел колыбельную.

- В путь пора! - позвала йога.

Великан вскочил, переложил мальчика на согнутую левую руку, прижав его к груди. Правой ухватил выдранный древесный ствол.

- Будьте настороже! Кругом враги!

- Чтоб тебе это раньше помнить! - попеняла Уника.

- Осилим! - огромными прыжками Туран понёсся вдоль берега, мгновенно оставив позади спешащих попутчиков.

- Никуда он мальчонку не затащит? - обеспокоился Таши.

- Нет. Он теперь Роником к нам привязан крепче, чем сыромятным ремнём. Где бы ни бегал - назад вернётся и мальчонку сбережёт.

- А мы что, так и пойдём вчетвером в селение? Ты же говорила, ему туда нельзя.

- Так и пойдём. Ну, не до самого селения. Там он погуляет маленько, а потом мы его снова с собой возьмём.

- Куда?

Некоторое время Уника шла молча, словно не слышала последнего вопроса. Сосредоточенно смотрела под ноги, выбирая дорогу среди россыпи речных валунов. На копьецо, вновь перекочевавшее к ней в руку, она опиралась как на посошок, с какими старухи по селению ковыляют, но шла быстро и неутомимо, как охотнику впору. Потом вскинула голову, словно разглядела что-то на смутном из-за жаркого марева восходном берегу, и произнесла, глядя туда, в заречную даль.

- Ромар уходить собрался, к северному магу, Баюну. Вот мы его и проводим. И Турана там оставим, вместе с Роником.

- Как это Ромар уходить собрался? - Кажется, Таши ничего больше из сказанного не воспринял, слишком уж неожиданной оказалась последняя новость. - Как же это можно - без Ромара? Ведь без него нас мэнки голыми руками возьмут!

- А ты не давайся под голые-то руки, - посоветовала йога.

Некоторое время вновь шли молча, как и полагается в дальнем походе, и лишь когда Таши потерял надежду услышать объяснения, мать сказала:

- Сама знаю, что без Ромара никак, а что делать, если совсем старик одряхлел? Зубы посыпались, а теперь и вовсе надорвался, ног не тянет. Ежели ему сейчас к Баюну не уйти, то вовсе пропадёт. Умереть он не умрёт, а станет вроде как Роник, хуже малого дитя. А так - хоть советом поможет. Понял теперь?

- Понял... - вздохнул Таши, щёлкая ногтем по чёрной полированной поверхности топора.

- А я вот что подумала, - поделилась мыслями йога, - попросить Ромара, чтобы он с собой Роника взял и Турана. Искажённому духу нельзя рядом с людьми жить, он и сам не заметит, как перекалечит полселения. Да и предки не одобрят, если живые их проклятиями пренебрегать станут. Бед от таких дел случиться может несчитанно. А там Ромар за ним присмотрит, а Туран будет ему помогать. И за Роником тоже приглядит, пока тот жив. Конечно, в пещере у Баюна одни бессмертные, ну да авось не откажет старым знакомым, примет мальчонку.

- А Лада позволит, чтобы сына её в какую-то пещеру упрятали?

- Что Лада?.. - выкрикнула Уника. - Ты же видишь, сгинул мальчишка, только и есть жизни, что дышит покуда да под себя мочится! Не поможет ему ни мать, ни шаман, ни сам рогатый Лар. Всё одно мне от Лады прощения не видать, так лучше и не знать ей, что с сыном стало. Я его и не покажу вовсе, совру, что Роник с обрыва упал, когда берегом шли. И ты тоже не вздумай болтать. Мне, всяко дело, хуже не будет, а вот Ладу пожалеть нужно.

Уника пристально посмотрела на сына и увидела, что тот вовсе не слушает её. Таши ещё шёл размеренным охотничьим шагом, но вся его фигура хищно подобралась, словно молодой охотник приготовился к броску. Но вместо этого он прошипел: "Ложись!" - и сам нырнул за тяжёлый валун, вымытый половодьем из крутого берега Великой. Уника не видела никакой опасности, но всё же немедленно растянулась рядом с сыном и лишь потом прошептала одними губами:

- Что?..

- Диатриты... - последовал ответ.

Берегом Великой неторопливо вышагивали три гигантские птицы с карликами на спинах. Несколько дней назад они сумели вырваться из бойни у Большого селения и теперь продвигались вдоль русла Великой, отчаянно пытаясь найти несуществующий брод или иную переправу. Ни карлики, ни тем более диатримы не понимали, что с ними случилось, как занесло их в эти неуютные края. Единственное, чего они хотели, это оказаться в родных солончаках. Но туда их не пускало могучее течение царственной реки. Здесь, в низовьях, переплыть Великую было бы для карлика непосильной задачей, а диатриму вообще никакая сила не заставила бы войти в воду глубже, чем по колено. Оторванные от остатков своего племени, усталые и озлобленные, карлики были обречены, но по-прежнему оставались смертельно опасны. Им было достаточно заметить людей, и на несколько минут все беды забудутся, поглощённые неистребимой ненавистью к людям. Только ненависть людей к диатритам могла соперничать с этим чувством.

Таши деловито проверил лук, открыл колчан и вытащил длинную стрелу. Он не собирался вступать в безнадёжный бой, поход на гнездовья диатрим многому его научил, но и гибнуть без боя, ежели случится худшее, тоже не собирался.

- Ежели что, - прошептал он, - я их задержу, а ты беги к реке, там вплавь уйдёшь... за ножом после вернёшься или вот - на!

- Забери! - Уника сердито оттолкнула протянутую руку.

Быстро пробормотав какие-то несложные заклятья, йога довольно кивнула и вдруг совершенно неожиданно для Таши вскочила на валун, за которым они только что прятались, и звонко закричала:

- Туран! Тут враги! Враги напали!

Когда и откуда явился искажённый демон, Таши заметить не смог. Он просто увидел, что Туран уже несётся наперерез диатримам, двинувшимся было в сторону кричащей женщины. Дубина с гудением рассекала воздух, развевались косматые одежды, хриплый рёв нёсся из пасти:

- Оси-илим!..

- Ребёнка отдай! - кричала Уника.

Куда там! Туран, кажется, уже ничего не слышал. Перед ним были враги, те самые, которых он искал все эти годы. Единственное, что не забыл бывший старейшина, - страшный образ торжествующей диатримы, врывающейся в селение, которое он не уберёг. И вот наконец безумный демон встретил причину всех своих бедствий. Мог ли он в этот миг остановиться или тем более отдать в чужие руки чудом обретённого родича? Туран рвался в битву, но в то же время знал, что никто лучше него не сможет оберечь спящего шаманыша.

- Осилим!

Диатриты замерли было в нерешительности, не зная, как поступать при виде столь необычного противника. Но даже если бы они немедля атаковали или кинулись спасаться, это никак не изменило бы их судьбу. Туран налетел вихрем, дубина переломила шею одной из птиц, словно по пустому месту прошла. Вторую диатриму свалил удар ноги. Третья хищница успела ударить клювом, сорвав с рёбер здоровенный шмат мяса, но древесный ствол уже развернулся и хрястнул по пернатой спине, переломив её и размазав в кашу завывающего карлика. От последнего удара дубовый ствол разлетелся на части, так что вторую диатриму и её хозяина Турану пришлось добивать ногами. Выплясывая среди растоптанных останков, мститель уже не повторял свой клич, а старался успокоить Рона, который, разумеется, и не заметил происходящего:

- Баю-бай, спи малыш! - распевал демон под аккомпанемент трещащих птичьих костей.

Из обломков очередной дубины и сухого прошлогоднего бурьяна Таши сложил костёр и спалил на нём то немногое, что осталось от заблудившихся карликов. Истерзанные туши птиц были оставлены в добычу жёлтым степным собакам. Как бы там ни представлялись клекочущие диатримы в песнях, но всякий понимал, что это просто зверь, годный в пищу, и принимать никаких мер, чтобы оградить себя от посмертной мести пернатых чудовищ, просто не нужно.

Уника, отведя в сторонку Турана, строго выговаривала зато, что он кинулся в схватку, не оставив Роника где-нибудь в безопасном месте. Великан сопел, выпускал аршинные когти и ничего не отвечал.

- Ты, верно, думать разучился или никогда не умел! Сам посуди, а если бы эта птица не тебя по боку саданула, а его? Убила бы на месте, как пить дать! Смотри, рана какая - кровищи два горшка натекло.

- Проходит уже... - гудел Туран, проверяя ладонью жуткого вида рану, оставленную острым клювом. Кровь из раны и впрямь уже не хлестала, и, судя по всему, к завтрашнему дню на этом месте останется лишь застарелый шрам.

- Тебе-то что, заживёт как на собаке, а если бы мальчика задело? - сердито закончила Уника. - Смотри, отниму ребёнка и больше не дам. Понял теперь? Чтоб в следующий раз сначала Рона мне отдал, а в драку лез со свободными руками.

Туран молчал, в широкой груди что-то клокотало, словно курлыкала несущаяся в бой диатрима.

- Ладно, - смилостивилась йога, - давай ребёнка кормить, проголодался, поди.

- Осилим! - согласился демон и, схватив кусок рыбы, которым можно было бы накормить всех троих, принялся старательно жевать, чтобы приготовить жидкую кашицу, которую только и мог проглотить безучастный ко всему Рон.

* * *

Сначала Роник пытался куда-то идти. Руки и ноги оставались у него прежними и слушались по-прежнему, хотя весь остальной мир изменился необычайно. Рон даже не мог сказать, сумел ли он сделать задуманное, нож ли он схватил или что другое и, главное, сумел ли он распорядиться святыней. Запомнилось лишь ощущение неподъемной тяжести, все возраставшей по мере того, как он тащил зелёную молнию к растопыренной Ташиной пятерне. А когда дотащил-таки, это уже и на руку не походило, и от Таши не оставалось даже намёка. Один Лар знает, помог он или, напротив, навредил так, что и сотня шаманов не исправит.

Во всяком случае, что сделано, то сделано, и Рон старательно убеждал себя, что сделано правильно. Не мог он сидеть, глядя на гибель родича. Пусть лучше предки накажут его за глупость, чем за трусость. Жаль, что не было вокруг ни предков, ни вообще хоть чего-нибудь понятного, а был не то лес, не то пещера, не то вообще не пойми что. Роник протискивался между бурыми колоннами, твёрдыми и колючими, и тут же видел, как серые многоножки проползают сквозь эти стволы, даже не замечая их. Под ногами порой была земля, то каменистая, то покрытая толстыми стеблями, словно перелезаешь через накиданный кое-как хворост. Но куда чаще ноги тонули в мутном киселе. Сверху падали медленные струи золотистого дождя, дождь стекал по голове, смывая волосы, кожу, так что Роник не смел поднять руку и проверить, цел ли он сам или уже превратился в остов, наподобие того, каким представлялся плывущий Таши. Потом вдруг каменная глыба, на которую Рон пытался облокотиться, пронзительно засвиристела, рванулась с места и сгинула, оставив за собой широкий проломленный след.

И вспомнилось одно из немногих, зато часто повторяемых поучений Матхи:

- Ходишь по верхнему миру, ничего не трогай, если не знаешь, что это и зачем.

Вот, он облокотился на живой камень, а от этого наверху поветрие на родичей напало или демон объявился какой-нибудь вроде вчерашнего. Йога говорила, будто этот, который с Хоботом дрался, прежде был человеком, родичем даже, а демоном стал из-за собственной вины и потому что в верхнем мире смерть страшного Кюлькаса была ещё ужаснее, чем внизу.

Странно это, что демон, в котором и человеческого ничего нет, может быть твоим родичем, а вот бывает, порой даже безо всякой вины. Хозяйка топких болот - поганая Слипь, тоже родич, самому первопредку Л ару внучкой приходится. И вины у нее ни перед кем не было - сразу такой родилась. Таково проклятие матери-земли: взял сын Лара - Шур в жены родную сестру, и родилось у них чудовище. С тех пор род и делится на семьи, и старики строго считают, чтобы кровосмесительства впредь не бывало. А убийственная Слипь так и живёт на далёком севере в Болотищах, что разделяют земли рода и владения детей лосося. Значит, и без всякой вины можно стать страшней Жжарга и Хурака вместе взятых.

Роник вдруг испугался, что ему лишь кажется, будто он стоит возле ямы, оставшейся после живого валуна, а на самом деле он давно превратился в неукротимого демона, носится, размахивая дубиной, и убивает своих. Рон забился в яму и замер там, стараясь ни о чем не думать и не делать ничего. Вот если Калюта появится, то он подаст голос, а больше ну совсем ничегошеньки делать не станет.

Что-то по-хозяйски ломилось сквозь дебри, сокрушая одни колонны, беспрепятственно проходя сквозь другие. Оно гудело, хлюпало и скрежетало. Негромкий прежде мир наполнился шумом разрушения. Рон закрыл глаза, стараясь не смотреть, но всё равно увидел, как тяжёлая волосатая нога, а быть может, столб, тяжко ударила в землю неподалёку от его укромины, а затем ухнула сверху прямо на него.

Рон не знал, как и почему он остался жив. Может быть, прошедший мимо просто не умел убивать. Через некоторое время - минуту или десять лет? - Рон снова осознал себя, хотя теперь у него, кажется, вообще не осталось ни рук, ни тела - одни глаза. Должно быть, это было страшно, но после всего случившегося Рон уже не мог бояться. Он просто был. Единственное, что он ещё мог делать, это убеждать себя. "Я человек. Родовичи меня не кинут. Калюта придёт и заберёт меня отсюда". Но сам знал - не появится Калюта, а если и занесёт его ненароком в эту часть мира, то шаман не признает потерявшегося мальчишку и пройдёт мимо, не заметив, а то и попросту наступит ногой, как было только что.

Хотелось плакать, но глаза, которые ещё оставались у Рона, не имели слез.

* * *

Два дня мэнки держали селение в правильной осаде. Разбили лагерь поодаль от городьбы, чтобы лишь взглядом можно было достать шалаши и горящие перед ними костры, а сами словно и забыли о людях, запертых за высоким забором. Редко кто из мэнков выходил к городьбе и издали пускал с наветренной стороны горящую стрелу. Вреда от этих стрел не было ни малейшего, куда сильнее стрел мучило людей сознание собственной беспомощности. Мэнки пришли и устраивались на чужой земле, как у себя дома. Даже рыбу в Великой пробовали ловить. Схватили старый невод, по нерадению оставленный сушиться на берегу, закинули его с лодки и сдуру в лодку же пытались вытащить, словно кошельковую сеть. Ясное дело, ничего у них не вышло, только снасть утопили. Великая не любит рукосуев. Рыбаки зубами скрипели, глядя на такое непотребство.

В первую же ночь двое охотников, решив попытать счастья, сползли с ограды и по-пластунски отправились проведать дозоры чужинцев. Казалось бы, самый искушённый взгляд не мог заметить в обманном ночном полумраке тени разведчиков, однако назад самовольщики не вернулись и сумели ли сделать что - неведомо. Наутро мэнки выставили тела погибших пластунов на видном месте перед воротами, проткнув их кольями точно так же, как йога когда-то поступила с попавшими к ней в руки оборотнями. Становилось ясно, что хитростью и тайной ухваткой с оборотнями не сладить.

Надо было на что-то решаться, и на второй день вождь собрал лучших воинов на совет.

- Нельзя нам так больше сидеть, - мрачно говорил он. - Урожая в этом году, считай, не будет, ещё пара дней, и в стаде от бескормицы падёж начнётся.

Покуда мы нерестовой рыбой пробиваемся, которую по весне взяли, а завтра что есть будем? И колодец тоже не бездонный, всех не напоишь. Как ни крути, надо выходить в поле, биться с пришельцами, покуда они нас опасаются и магии применять не смеют.

- Перестреляют нас в поле, - посетовал кто-то из охотников. - Там мы открыты будем, а у мэнков, все видели, какие щиты.

- И мы тоже щиты сделаем, - упрямо произнёс Тейко. - Лозу плести - наука немудрёная.

- Где её взять, лозу? - спросил Ваша - охотник средних лет, один из тех немногих, что выжили, будучи малолетками, во времена нашествия диатритов. - Кабы знали заранее о таком, то нарезали бы, а так - корзин в селении мало, и у тех лоза тонкая, от стрелы не убережёт. Да и не умеет у нас никто со щитом управляться. Будем вожжаться с этими штуками, как мэнки с нашим неводом...

- Жить захочешь - научишься, - сурово возразил Мугон. - Диатриты тоже непобедимыми казались, а теперь бьём их - только пух летит.

- Правильно вождь сказал, - тихо произнёс Ромар. - Без щитов нам сейчас не обойтись, а лозу для них добыть нетрудно, как раз такую, как надо.

Удивлённые взгляды повернулись в сторону Ромара. Колдун усмехнулся и произнёс, словно детишек поучал:

- Дома из чего строим? На сруб - брёвна, а стены из плетней и глиной обмазаны. И лозняк на плетни самый что надо идёт.

- Что же нам - дома рушить? - выкрикнул было кто-то, да вовремя сам себе рот заткнул. И впрямь, не такое время, чтобы о постройках думать. Будут люди живы - дома отстроят, а ежели мэнки победят, то и дома не нужны окажутся.

Тейко на минуту задумался, затем веско сказал:

- Дом молодых вождей придётся разбирать. Другие дома зорить - детей без крова оставлять. К тому же тот дом самый новый, года не прошло, как отстроили. Значит, и прутья не погнили и не пересохли.

С этим были согласны все: верно рассудил вождь.

Уже через час в селении начались работы. Неженатые парни, обитавшие в доме молодых вождей, перетащили свои пожитки в другие места, после чего дом разнесли единым духом, только пыль столбом стояла. Одно слово - ломать не строить. Освободившиеся плетни разобрали на прутья, так что гора получилась вровень с окрестными крышами, а потом лучшие умельцы принялись плести из полученных веток округлые щиты в рост человека. Дело непростое, щит должен быть лёгким, но не рассыпучим, да ещё нужно сообразить, как его держать, и какую ни есть ручку приспособить. Хорошо, что после первого отбитого приступа мастер Каяк велел собрать образцы чужинского оружия и среди прочего был принесён и щит, оставшийся у ворот и случайно избегший огня. Теперь лучшие корзинщики рода, качая головами, рассматривали хитро выплетенные двойные ручки: первая большая, а вторая маленькая. Долго не могли понять, как с этими ручками управляться, покуда Каяк не сообразил, что шит надо держать одной рукой, просунув локоть в большую ручку и ухватившись за малую. При этом вторая рука оказывалась свободной для копья или топора.

Каяк такое устройство похвалил, да и охотники довольны остались. А то выходить на бой с одной корзиной в руках многие не решались. Беда была только корзинщикам - сплести к завтрашнему дню сотню щитов, да ещё с такими вычурными ручками. Потом кто-то додумался на широкую ручку брать ремень, и дело пошло веселее. Сотню, конечно, не изготовили, но четыре десятка щитов к утру были готовы. Плотной кожи на все щиты не хватало, в ход пошла овчина мехом внутрь и даже лыко, что совсем недавно было надрано в дальней роще. Один щит, что поплоше, установили на площади и, проверяя на прочность, в упор расстреляли из луков. Результаты оказались утешительными, свой щит держал удар не хуже чужинского. Заодно обнаружили, что и копьём плетёнки лучше не касаться - завязнет наконечник среди ивовых прутьев, так просто его не вытащишь.

Пару часов сорок молодых парней учились на площади управляться с плетёными чудищами, прикрывать не только себя, но и стоящих рядом, смыкаться в один строй, как это делали мэнки. Получалось не слишком ловко, но уж лучше так, чем вовсе без защиты.

Часть воинов, особенно родственники погибших пластунов, предлагали не тянуть время, а атаковать немедленно, однако большинство порешило отложить вылазку на следующий день, чтобы и в щитах недостатка не было, и каждый из воинов мог хоть немного со щитом поупражняться. Неважно, чем он будет изначально вооружён, а в бою, бывает, и чужое оружие подхватишь. Атака была назначена на полуденный час, время жаркое и для битвы неудобное. Люди в эту пору привыкли обедать, да и мэнки, как было замечено, тоже что-то готовили на кострах. А это значит, что хоть некоторых, но удастся застать врасплох. А что на жаре биться неловко, так это кажется. Свой дом защищать в любую погоду ловко.

За остаток дня и следующую ночь мастерицы сплели потребное количество щитов, так что к утру были вооружены все. К вылазке готовились почти все сильные мужчины, на стенах оставались лишь несколько десятков лучников. Сто двадцать человек вооружились копьями и но в о сделанным и щитами, столько же было лучников, которые за этими щитами будут прятаться. Кроме того, у каждого из воинов за кушаком торчал боевой топор из смоляного диабаза. В ближнем бою нет оружия страшнее. И лишь у Тейко вместо топора висел на ремне нефритовый кистень.

В молчании, чтобы не привлечь недобрых духов и мэнков не всполошить ненароком, войско собиралось на площади перед столпом предков. Воротная стража готовилась открыть широкий проход, и Тейко уже придирчиво оглядел воинов, которых ему предстояло вести в бой, когда меж домов появилась ещё одна группа людей. Впереди шли трое детей медведя, освобождённых в прошлой битве и не успевших уйти в родные края, позади толпились остальные люди, вышедшие живыми из колдовской битвы под стенами селения. Этих покуда не приняли в члены рода, и они, как и полагается в таких случаях, были без оружия и в самой лёгкой одежде. Однако лица у всех были суровые и решительные.

Старший из медведей, вполне достойный быть старейшиной, произнёс, обращаясь к Тейко, несколько коротких фраз.

- Что он говорит? - спросил вождь, раздосадованный, что его отвлекают в такую минуту.

- Просятся в бой, - объяснил Мугон, хорошо владевший языком медведей. - Говорят, что не могут сидеть вместе с женщинами за городьбой, когда мужчины будут воевать с мэнками. Просят дать им оружие и позволить сражаться.

- Что ж прежде-то не сражались?.. - покривился вождь. - Теперь-то, за нашими щитами, да за нашими колдунами просто храбрыми быть... Да ладно, не сладкий кусок заедают, выдай им копья и что там ещё нужно. Да скажи, чтобы строя ломать не смели, вместе со всеми держались.

В две минуты добровольцы были вооружены. Лишка, глядя на торопливые сборы, припомнила, как час назад Яйян - лишак, раненный ею в прошлом сражении, тоже рвался в бой, хотя у самого ещё перебитая рука не действует. Чудной парень этот Яйян, уставится на неё, словно что небывалое углядел, а чего глядит - непонятно... Лишка тряхнула головой, отгоняя несвоевременные мысли, и взялась за щит, до поры прислонённый к стене дома.

Лик Дзара приближался к зениту, ароматные запахи из селения мешались с дымами вражеского стана, и ничто не напоминало о войне, когда смазанные бараньим салом пряслины сдвинулись все разом, толпа вооружённых людей молча хлынула из прохода и бросилась к стану пришельцев, на ходу разбиваясь на пары и растягиваясь широким фронтом. И лишь когда оттуда донеслись всполошные крики, в ответ грянул боевой клич детей Лара: - Бей!..

После встречи с диатритами Уника принялась понукать небольшой отряд, словно на пожар спешила.

- Ты иди как умеешь, - увещевал мать Таши, - а уж я от тебя не отстану. Мне на испытаниях постолы только случайно не достались, ногу подвернул, а уж ходить-то я могу пошибче всякого.

- Ты смотри, сейчас ногу не подверни, - сердито отмахивалась йога. - Мне тебя не стащить будет. Вот отдам тогда Турану, он тебя убаюкает дорогой.

- А что, - соглашался Таши, я бы на нём покатался, как диатрит на диатриме.

- Ты пошути, как раз снова на карликов напоремся.

- Не, их всего три было, - отмахивался Таши. - Мэнков бы не встретить...

- А вот об этом - молчок! - сразу посерьёзнела йога. - Какая у них волшба - не знаю, может, они услышат, если их вот так помянуть. Так что пошевеливайся да по сторонам поглядывай. Нож у тебя где прибран?

- Вот, на поясе висит.

- Правильно. Далеко не убирай, а то, случись что, - достать не успеешь.

- Так у меня топор под рукой.

- Топор топором, а нож сам по себе. В нём в нужную минуту сила предков просыпается. Слышал небось рассказы, как Бойша с одного удара диатриме голову снёс?

- Так то когда было? - усомнился Таши. - Тогда нефрит целым был, а теперь он на две части расколот, и даже натри, если твою проколку считать. Ты говоришь, сила во всех трёх кусках, значит, и в кистене тоже, а кто эту силу видал? Вождей со времён Бойши сменилось двое, но никто из них с одного удара диатриме голову не сносил.

- Значит, случая не было, крайнего. Да и не у всякого в руках нефрит силу покажет. Прежний вождь, Стакн, большим мастером был, душу камня понимал как никто, так он говорил, что священный нефрит - это просто камень, пока его в руку не взять. А уж тогда он сам определит, достойная ли рука за него взялась.

Таши, ни на миг не замедляя шага, вытащил святыню из кожаных ноженок, где прежде висел его собственный, кремнёвый нож, теперь спрятанный в суму, подержал в руке, затем пихнул обратно.

- Нож как нож, - сказал он. - Удобный. Как раз по руке. Ну и красивый, конечно. А так - ничего особенного, никакой силы не видать.

- Омутинника им зарезал? - напомнила мать.

- Так то омутинник, нежить подводная. Ему и положено таких вещей бояться.

- Ладно, - сказала мать. - Давай пошевеливайся. Нам до дому ещё шагать и шагать, а хотелось бы завтра к вечеру поспеть Тревожно что-то у меня на душе.

- Сама же разговоры затеяла, - обиделся Таши, - только дыхание сбиваешь зря. Мне-то что, я и с разговорами могу, а ты уже вся запыхалась.

- Ничего, я и запыхавшись поспешаю, - отозвалась йога. - А ты знай, что за вещь у тебя в руках. Думаю, что раз с омутинником ты справился, то и в остальном нож тебе по руке придётся.

- Нож вождю надо отдать, - угрюмо заметил Таши.

- Надо. Как придём в селение, так и отдашь. А покуда он у тебя в руках, так ты к нему приглядывайся, пригодится...

- Некогда приглядываться, бежим как оглашенные, - проворчал Таши, окидывая цепким взглядом плёс, открывшийся за поворотом реки. - Сейчас приглядываться надо, чтобы не вылезти ненароком на незваных гостей, а не беседовать, словно в родном доме.

- Нет тут никого, - отозвалась Уника. - Видишь, выпь невспугнутая? Значит, людей поблизости нет.

Выпь, покинувшая камыши и красовавшаяся на самом виду, на отмели, взмахнула крыльями и тяжело потянула к пологим островам посреди реки.