людьми. Правда, в связи с последними событиями Митрофаний был вынужден
переменить суждение насчет женского засилья, но об этом не здесь, а чуть
далее.
авторитет Людмила Платоновна, впрочем, никогда и не думала покушаться), с
влиянием которого губернаторша, несмотря на все свои усилия, совладать так и
не сумела, был доверенный советчик барона Матвей Бенционович Бердичевский,
занимавший должность товарища прокурора окружного суда. История этого
чиновника не совсем обычна и заслуживает быть рассказанной поподробнее.
крестник владыки Митрофания. До вхождения в лоно православной церкви звался
неблагозвучным именем Мордка, каковое и поныне со злорадством употребляют
его недруги - конечно, за глаза, потому что близость Матвея Бенционовича к
власти всем хорошо известна. Будущий губернаторов наперсник появился на свет
в самой что ни на есть лядащей семье, да в раннем возрасте еще и осиротел,
вследствие чего, согласно заведенному у нас с некоторых пор обычаю, был
принят на казенный кошт сначала в четырехклассное училище, а затем, ввиду
редкостных способностей, и в гимназию. Митрофаний рано приметил даровитого
отрока, по окончании гимназического курса определил в Санкт-Петербургский
университет. Бердичевский не стушевался и в столице, закончил курс первым, с
отличительным дипломом, и получил право выбирать любое место службы, хоть бы
даже и в министерстве юстиции, однако предпочел Заволжск. Еще бы, умнейший
человек, и нисколько не прогадал. Кто бы он был в Петербурге? Провинциал,
плебей жидовского роду и племени, что, как известно, еще хуже, чем быть
вовсе без роду и племени. А у нас его приняли ласково. И место хорошее дали,
и невесту славную сосватали. Митрофаний всегда говорил, что мужчину делает
жена, и для наглядности пояснял свою идею при помощи математической
аллегории. Мол, мужчина подобен единице, женщина - нулю. Когда живут каждый
сам по себе, ему цена небольшая, ей же и вовсе никакая, но стоит им вступить
в брак, и возникает некое новое число. Если жена хороша, она за единицей
становится и ее силу десятикратно увеличивает. Если же плоха, то лезет
наперед и во столько же раз мужчину ослабляет, превращая в ноль целых одну
десятую.
из обер-офицерских детей.
десять лет супружества, истекшие как раз к началу нашего повествования,
произвели на свет двенадцать потомков обоего (но по преимуществу женского)
пола.
хоть бы даже и председателя окружного суда, но по складу характера и
природной конфузливости предпочитал держаться в тени; советы власти давал не
в присутствии и не на ареопагах, а больше келейно, за чаем или тихой игрой в
преферанс, до которой Антон Антонович был большой охотник. И обвинителем на
процессах Матвей Бенционович тоже выступать не любил, ссылаясь на гнусавый
голос и несчастливую внешность. Собою он и вправду был не красавец -
кривоносый, дерганый, и одно плечо заметно выше другого. Его номинальный
начальник окружной прокурор Силезиус, мужчина представительный, но очень
глупый, читая в суде составленные Бердичевским речи, нередко срывал бурные
овации, а Матвей Бенционович только вздыхал и завидовал.
зиждилось на двух заволжских китах - владыке и губернаторе, но вот третий из
китов, прекрасная Людмила Платоновна, хитроумного еврея не жаловала. Однако
конфронтация между Бердичевским и баронессой носила характер не свирепой
вражды, а скорее ревнивого соперничества, так что в прощеное Воскресенье обе
стороны непременно друг перед другом каялись и чистосердечно друг друга же
прощали, что вовсе не мешало соперничеству после Пасхи длиться и далее.
выражался сам Матвей Бенционович, травоядному, противостоянию пришел конец,
когда на мирном заволжском горизонте возникла грозовая туча. Принесло ее
холодным западным ветром со стороны лукавого, недоброго Петербурга.
x x x
порядка у въезда в город и по старой привычке называется у нас будочником,
было видение. В дальнем конце Московского тракта, над которым, придушив
закат, наливались густым фиолетом грозовые тучи, показалось облачко пыли,
приближавшееся к Заволжску с небывалой для местных обычаев быстротой.
Некоторое время спустя будочник услыхал гортанное, клекочущее погикивание
явно нехристианского звучания и уже тогда захотел перекреститься, да
поленился (добавим от себя, зря). Вскоре после этого из пыльного шара, ходко
катившегося по шоссе, вырвалась пара взмыленных вороных с выпученными от
усердия безумными глазами, а над ними высвистывал кнутом чернобородый
разбойник в косматой папахе и латаной черкеске, по-орлиному клекоча и
свирепо вращая такими же кровавыми, как у коней, глазами. От этакого зрелища
будочник разинул рот и даже подорожную не спросил. Разглядел только в окошке
какого-то седого, благообразного человека, милостиво ему кивнувшего, а в
глубине кареты еще и второго, но смутно - только востроносый профиль и
сверкнувший пугающим блеском глаз. Карета прогрохотала по булыжнику длинной,
полутораверстной Московской улицы, пересекла Храмовую площадь и свернула в
ворота лучшей заволжской гостиницы "Великокняжеская". И еще, сказывают, в ту
самую пору как карета мчалась мимо архиерейского подворья, было знамение:
невесть откуда налетела стая воронья и согнала с крестов владычьей домовой
церкви мирных сизарей, которые с незапамятных времен держали сей возвышенный
пункт за свою исконную вотчину. Впрочем, про нападение воронов, вероятно,
врут, потому что в нашем городе вообще врут легко и вдохновенно.
Синода, чиновник для особых поручений при самом обер-прокуроре Победине,
которого в империи звали не иначе как по имени-отчеству. Скажут:
примеру: "У Константин Петровича здоровье на поправку пошло" - и никто не
переспросит, что за Константин Петрович такой, - и без того ясно.
что Константин Петрович губернией недоволен и что это сулит изрядные
неприятности и владыке, и Антону Антоновичу. И причину сразу назвали:
недостаточно прилежны заволжские управители в искоренении иноверства и
насаждении православия.
удален от столиц, но все же не на Луне живем. Есть у нас и хорошее общество,
и дочек наша аристократия в Петербург на сезоны вывозит, и письма от
знакомых получает. Так что все примечательные и просто любопытные
происшествия, случающиеся в большом свете, доходят и до Заволжска.
прошлогоднего скандала, подробнейше описанного не только в частных письмах
из Петербурга, но и в газетах, служил он в гвардии, имел славу человека
беспутного и опасного, какие не столь уж редко встречаются среди наших
блестящих гвардионцев. Рано получил наследство, рано спустил его в кутежах,
потом опять разбогател, играя в карты, и играл что-то очень уж удачно, так
что и до дуэлей доходило, но без последствий. У нас ведь начальство к
офицерским поединкам снисходительно, если дело обходится без смертельного
исхода и тяжких увечий, и даже до некоторой степени поощряет, видя в этих
ристалищах укрепление рыцарского духа и воинской чести. Но, как говорится,
повадился кувшин по воду ходить.
слыл он одним из первых столичных ловеласов. И вот соблазнил он одну девицу
из незнатной, но вполне уважаемой семьи, да еще обошелся с ней как-то
особенно жестоко, так что бедняжка даже пробовала вешаться. Подобных историй
за Бубенцовым числилось много, но на сей раз с рук ему не сошло. У
соблазненной девицы нашлись защитники, два брата, офицер и студент. Про
Владимира Львовича все знали, что он стрелок от Бога, а вернее от черта, что
дуэлей он не боится, так как запросто может пулей у противника пистолет из
руки выбить и не раз это проделывал. Бретеру, живущему карточной игрой,
репутация этакого рода необходима - отлично предохраняет от подозрений в
нечистой игре и лишних скандалов.
девицы решили сквитаться с обидчиком по-своему. Оба они были смелые,
богатырского сложения молодцы, хаживавшие на медведя с рогатиной. Как-то раз
подкараулили Владимира Львовича у подъезда квартиры, когда он утром
возвращался с очередной игры. Нарочно подгадали, чтобы он был в статском -
иначе не избежать бы им суда за оскорбление мундира. Один, студент, сзади
схватил Бубенцова за плечи и над землей приподнял, поскольку был много выше
ростом, а второй, драгун, отхлестал Владимира Львовича арапником по лицу. И
все это прямо на улице, на глазах у прохожих. Бубенцов сначала брыкался,
вырывался, ногами сучил, а когда понял, что не совладать, только жмурился,
чтоб глаз не выбили. Когда братья вдоволь натешились, на землю его швырнули,
избитый сказал - негромко, но люди услыхали: "Дьяволом клянусь: весь род ваш
пресеку". Именно так и сказал.
как и не заведено, однако случай был особенный, и секундантам пришлось
согласиться.
тридцати шагах, с выходом на барьеры. Бубенцов не дал противнику и на пядь
приблизиться, выстрелил сразу. Угодил пулей в такое место, что назвать
стыдно. Драгун уж на что был мужчина крепкий, не слюнтяй, но покатился по
земле, пронзительно воя и заливаясь слезами. И притом ясно было, что пуля
попала именно туда, куда целил Бубенцов со своей дьявольской меткостью.
потому что брат все кричит и лекаря к себе не подпускает. От нервов
выстрелил студент первым, не успев толком прицелиться, и, конечно, смазал.
Шилова Юлия
Перумов Ник
Орлов Алекс
Круз Андрей
Шилова Юлия
Шилова Юлия