дневник экспедиции, повторяю вам, работа не из приятных. Среди нас писак
нет, да и не можем мы вести регулярно дневник, у нас слишком много других
забот. Итак, вы довольны? - заключила она. - Значит, решено?
него не хватило мужества. Слова застряли у Дуга в горле - старый ученый и
его жена смотрели на гостя с такой дружеской улыбкой, они были так
откровенно рады, что могут доставить ему удовольствие...
Он разливал виски, и его доброе круглое румяное лицо светилось счастьем и
нежностью.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
слишком поздно. Когда молчать удобно, а улыбаться легко. На пароходе среди
пассажиров - немецкий геолог, ирландский бенедиктинец и английский
антрополог. Прекрасная Сибила посвящает Дугласа в борьбу, которая идет
между сторонниками ортогенеза и селекции. От ископаемых раковин до извилин
человеческого мозга. Гофмансталь при свете луны.
погрузка багажа. Дуг так больше и не виделся с Френсис. Он был слишком
потрясен. Он уже не скрывал от самого себя, что любит ее. И теперь, когда
он мог хладнокровнее смотреть на вещи, он понимал, что и она, вероятно,
любит его. Между ними произошло глупейшее недоразумение. И он не знал, как
теперь исправить дело... Ему было бы очень неудобно подвести Гримов,
которые ради него отказали Спиду. У Дуга оставалась последняя надежда,
быть может. Спид по-прежнему согласен отправиться с экспедицией; он
съездил к нему. Но Сибила оказалась права: Спид был в восторге от того,
что ему нашли заместителя. Дуглас даже не осмелился позвонить Френсис. А
ему бы следовало бежать к ней, броситься к ее ногам и найти в себе
достаточно смелости для решительного объяснения. Однажды вечером он почти
решился. Он долго бродил по улочкам Вэйл-оф-Хелс. Но, увидав издали
похожую на Френсис женщину, он бросился бежать со всех ног. Френсис тоже
переживала тяжелые дни. Она без конца перечитывала письмо Дугласа, в
котором он сообщал о своем отъезде. Это письмо совершенно ничем не
отличалось от тех, которые она получала от него раньше. Оно было таким же
милым, спокойным, полным юмора и той дружеской честности, которая вот уже
больше года поддерживала в ней чувство уверенности. Но последние строчки
письма потрясли Френсис.
считаете, что это хорошо, значит, это действительно хорошо. Одно Ваше
слово заставило меня поехать, одно Ваше слово могло бы удержать меня. Как
ни жестока подобная покорность, но мне приятно подчиняться Вашей воле.
Бывают ведь такие горькие радости, не правда ли, Френсис? Все, что исходит
от Вас, даже то, что причиняет боль, мне всегда будет радостью. Не
злоупотребляйте этим, мой милый друг. Прощайте. Думайте обо мне хоть
изредка.
со сжавшимся сердцем вышел на палубу, чтобы еще раз взглянуть на
английский берег, на набережной среди толпы провожающих он вдруг заметил
неподвижную фигурку, и у него перехватило дыхание.
поднимался. Тогда он снова кинулся на корму. Френсис подошла к самой воде.
Дуг видел обращенное к нему прекрасное, немного бледное лицо. Они оба
молчали, потому что иначе им пришлось бы кричать. Френсис только
улыбалась, и Дуг отвечал ей такой же улыбкой. И впервые они готовы были
молчать хоть вечность, не боясь, что их улыбка превратится в гримасу.
Напротив, с каждой минутой они улыбались все естественнее и нежнее. Когда
судно медленно отвалило от берега, Френсис поднесла руку к губам, и Дуг
сделал то же. И так, не переставая улыбаться, они посылали друг другу
воздушные поцелуи, пока пароход не скрылся за молом.
приобщиться к палеонтологии. Но его ждало горькое разочарование: его
спутники готовы были делать все что угодно, лишь бы не говорить о своей
профессии.
разобрался в специальности каждого из них. Он искренне удивился, когда ему
стало известно, что этот любитель поесть и выпить, который не выпускал изо
рта трубку и не слишком стеснялся в выражениях, был не кто иной, как
ирландский монах-бенедиктинец. Дуглас не раз слышал, как его называли
"отец", но он решил, что это - прозвище, которому тот обязан своим
возрастом.
однажды вечером, заметив, что в коридоре промелькнула и исчезла седая
кудрявая голова. (Они как раз проплывали мимо острова Сокотори). Дуг и
Сибила лежали в шезлонгах.
бравировала своим атеизмом.
достаточно комичным.
же принадлежит к ордену бенедиктинцев. И, что хуже всего, является самым
бешеным ортогенистом.
имеет определенную цель или по крайней мере направление.
некоторым раздражением пояснила:
естественного отбора, но что их вызывает, подчиняет себе и управляет ими
некая сила, воля к усовершенствованию. О черт! - воскликнула она, не
выдержав тупости собеседника. - Словом, он полагает, что существует
определенный план и его создатель и что Господу Богу наперед известно все,
чего он хочет.
прав был Дарвин, отводя главную роль естественному отбору. Но в то же
время мне кажется, что естественный отбор - это еще не все. Развитие -
результат взаимодействия самых разнообразных факторов, внутренних и
внешних. Думаю, что никогда нельзя будет свести развитие к одному
какому-нибудь фактору. И тех, кто это делает, я просто считаю ослами.
климат, питание, других животных? Да?
которой выживают и развиваются формы, наиболее приспособленные к этим
факторам, в то время как менее приспособленные погибают?
воля к постепенному самосовершенствованию, присущая тому или иному виду.
легко объяснить.
представляют?
непознаваемы. Но я думаю, что они существуют. Вот и все.
естественного отбора или этого... как его... ормогенеза...
могут объяснить оба эти метода, даже вместе взятые.