ним в Дом, - он как раз заворачивал за угол здания авиакомпании ?Бритиш
Оверсиз Эруэйс?, напротив простершей свою длань статуи Фэррагата . Фамилия этого человека была
Уигглсуорс, а перед ней два инициала - какие именно, Салли не могла
вспомнить. Его ничего не выражающее лицо исчезло за углом. Наверняка она
ошиблась: ведь на свете миллионы людей, но типов - лишь несколько, а таких
людей, которые не принадлежат ни к одному из них, очень мало. Тем не менее,
из страха быть узнанной, она опустила взгляд, так что, как и предсказывал
Джерри, обнаружил ее, конечно же, он, хоть и не в аду.
точно останавливал такси. В строгом костюме он был обескураживающе похож на
всех прочих, и пока он ждал у перекрестка, чтобы сигнал светофора позволил
перейти улицу, сердце у нее екнуло, точно она вдруг проснулась и выяснила,
что находится за двести миль от дома. Она спросила себя: ?Кто этот мужчина??
Сигнал возвестил: ИДИТЕ, и он заспешил к ней - первый в группке людей;
сердце у нее заколотилось. Она беспомощно стояла на краю тротуара, а
расстояние между ними сокращалось, и ее тело, все ее опустошенное тело,
вновь чувствовало трепетное касанье его рук; она увидела его крючковатый
нос, который никогда не загорал и был красным все лето, его печальные
неопределенного цвета глаза, его неровные, торчащие зубы. Он гордо и как-то
нервна улыбнулся, с минуту неуверенно постоял, потом дотронулся до ее локтя
и поцеловал в щеку.
своими большими ногами, точно девчонка с фермы, которая на каблуках ходить
не умеет.
Сиэтла, потому и кажется Джерри девчонкой с фермы. Да она и в самом деле
чувствовала себя не в своей тарелке здесь, на востоке. Среди местных женщин
немало таких - к примеру Руфь, - которые никогда не прибегают к косметике,
никогда открыто не флиртуют; рядом с ними Салли чувствовала себя нескладной,
угловатой. Ричард заметил это и пытался понять причину ее неуверенности.
Джерри тоже заметил и назвал ее своей ?девочкой в ситцах?. Только после
смерти отца, поехав однажды в Сан-Франциско, она вдруг почувствовала то,
что, наверное, чувствуют все дети: до чего же здорово во всем, в каждой
маленькой мелочи, быть самой собой.
двадцатый век на все сто. - Это была еще одна его причуда - считать, будто
есть что-то комическое, несообразное в том, что они живут сейчас, в этом
веке. Случалось, лежа с ней в постели, он называл ее ?дражайшая моя
половина?. Она чувствовала, что ему доставляет удовольствие деликатно
подчеркивать, - чтобы она ни в коем случае не забыла, - сложность их
отношений в рамках окружающего мира. Даже сама его нежность возвещала о том,
что их любовь незаконна и обречена.
- Я не хочу, чтобы ты рисковала ради меня. Я хочу сам рисковать ради тебя.
опустила голову, стараясь попасть в ритм его шагов.
впечатление, будто она держится за уголок воздушного змея, который стремится
вырваться и взмыть ввысь.
вернуться?
собственную барабанную перепонку:
таким далеким,
ее паника, дети, Джози, самолет, скитанье по городу, намерение позвонить
домой через час, сказать, что она на Манхэттене, что у нее сломался ?сааб? -
никак не желает заводиться - и что Фитчи предложили ей переночевать,
поскольку завтра утром у нее занятия на курсах искусствоведения в музее
?Метрополитен?.
голову. Если я сейчас посажу тебя на самолет, ты еще успеешь домой к восьми.
правда. Она - его жена. Это странное обстоятельство, неведомое миру, но
ведомое им, превращало не праведное - в праведное, все, казавшееся безумием,
- в мудрость. Из всех женщин Джерри выбрал ее, Салли, и самым ценным во
время их первого незаконного путешествия было то, что она почувствовала за
те два дня, как крепнет эта истина, почувствовала, как расслабляется он. В
первую ночь он совсем не спал. Она несколько раз в испуге просыпалась, когда
он выскальзывал из постели - то попить воды, то подкрутить воздушный
кондиционер, то что-то найти в чемодане.
неожиданное сравнение, ибо он тут же поспешил отступить: ?Нет, я не знаю.
Забудь. Спи, пожалуйста?.
меня бессонница?.
на меня насылает?.
телу, стараясь заставить воздушного змея спуститься с небес, и сама уснула
где-то между землей и небом, на котором в кирпичном колодце двора за их
жалюзи начинала разгораться заря. Вторую ночь Джерри еще крутился, но спал
уже лучше, а сейчас, в эту третью ночь, тремя месяцами позже, когда весна
уступила место лету, он очень скоро задышал ровно и ритмично, в то время как
у Салли все еще слегка колотилось сердце. Она старалась внушить себе, что
гордится его доверием. Заснула она, однако, со смутным ощущением утраты, а
проснулась рано утром с обостренным сознанием, что осталась одна. Комната
была совсем другая, чем в тот первый раз. Стены, хотя Джерри и Салли
остановились в том же отеле, были не белые, а желтые, и вместо цветов на них
висели два бледных гольбейновских портрета. За жалюзи брезжило утро, и Салли
видела лица словно сквозь дымку, отчего они казались живыми - капризные, с
пухлыми губками. Свидетелями скольких адюльтеров, скольких пьяных
совокуплений пришлось им быть? Внизу, по проспекту, шурша метлой, прошел
уборщик. Та, первая, их комната выходила во двор; эта с высоты пяти этажей
смотрела на сквер. Где-то внизу, под ними, в лабиринте столицы взвыла сирена
грузовика, собирающего отбросы, лязгнул мусорный бак. Она подумала о
молочнике, который поднимается сейчас на ее крыльцо, чтобы со звоном
поставить свои бутылки у двери покинутого ею дома. Джерри лежал поперек
кровати - простыня дыбилась у его горла, а ноги торчали голые. Она
растолкала его, разбудила, вызвала в нем страсть. В момент наибольшей
близости он сонно прошептал:
быстро касалась своей кожи, выискивая тот холодок, о котором он говорил, а
однажды, прощаясь с Руфью после званого ужина, не без любопытства задержала
в руке ее руку, стремясь ощутить легкую разницу в телесном тепле, дававшую
преимущество над ней этой внешне холодной женщине. Она заметила, что тощего
Джерри часто знобит. Когда они впервые легли в постель, она в его движениях
почувствовала привычный ритм ответных движений его жены и, лежа в объятиях
этого постороннего мужчины, ревниво сражалась с образом той, другой женщины.
Сама же она несла на себе отпечаток сексуальной манеры Ричарда, так что
вначале казалось - не двое, а четверо занимались любовью на диване или на
песке, и при мысли об этом что-то смутное и близкое к лесбиянству
просыпалось в ней. Сейчас это все исчезло. На разгоравшемся восходе долгого
июньского дня, который последует за их третьей, проведенной вместе ночью,
Джерри и Салли любили друг друга ясно, бездумно, как любили Адам и Ева,
когда человечество было еще четко разделено на две половины. Она вгляделась
в его лицо и невольно воскликнула, пронзенная своим открытием: