через Варшаву-- Модлин--Дойч-Эйлау--Мариенбург--Диршау на фирму, лесопильни
которой располагались вдоль дровяной пристани между Клавиттерской и
Шихауской верфями.
серьезнейшей работы пройти через все реки, каналы и, наконец, вниз по Висле,
я задаюсь вопросом: а точно ли Дюкерхоф был уверен, что Вранка и есть
поджигатель Коляйчек? И хочу сказать, что, пока хозяин лесопилки плыл с
безобидным, добродушным и, несмотря на известную ограниченность, снискавшим
всеобщую любовь Вранкой, он надеялся, что его попутчик никак не Коляйчек,
способный на любой дерзкий проступок. От этой надежды он отрекся, лишь сидя
на подушках железнодорожного купе. Но пока поезд достиг конечной станции,
въехав под своды главного вокзала в городе Данциге -- теперь я наконец
произношу это название, -- Дюкерхоф пришел к своим дюкерхоф-ским выводам,
приказал перенести свои чемоданы в экипаж, а экипажу ехать домой, сам же
бойко -- благо уже без багажа -- помчался к близлежащему президиуму полиции,
на Вибенвалл, там вприпрыжку взбежал по ступеням главного портала, нашел
после недолгих, но тщательных поисков ту комнату, где царила обстановка
достаточно деловая, дабы выслушать короткий, приводящий лишь факты отчет
Дюкерхофа. Из этого не следует, что хозяин лесопильни сделал заявление. Нет,
он просто попросил заняться делом Коляйчека-Вранки, что и было обещано
полицией. За последующие недели, покуда плоты из закупленного лесоматериала
с камышовыми шалашами и плотогонами медленно скользили вниз по реке, во
множестве управлений исписали множество бумаги. Взять, к примеру, военное
дело Йозефа Коляйчека, рядового канонира в западнопрусском полку полевой
артиллерии под номером таким-то и таким-то. Дважды по три дня умеренного
ареста отсидел дурной канонир за громогласно выкрикиваемые в состоянии
алкогольного опьянения анархистские лозунги отчасти на немецком, отчасти на
польском языке. Словом, позорные пятна, которых не удалось обнаружить в
бумагах ефрейтора Вранки, служившего во втором лейб-гусарском полку в
Лангфуре. Напротив, ефрейтор Вранка проявил себя с хорошей стороны, при
маневрах произвел приятное впечатление на кронпринца и получил от
последнего, всегда носившего в кармане талеры, кронпринцев талер. Однако сей
талер не был зафиксирован в военных бумагах ефрейтора Вранки, о чем с
громкими рыданиями поведала моя бабка Анна, когда ее допрашивали вместе с
братом Винцентом. Но не только с помощью этого талера сражалась моя бабка
против словечка "поджигатель". Нет, она могла предъявить документы, которые
многократно подтверждали, что Йозеф Вранка уже в одна тысяча девятьсот
четвертом году вступил в добровольную пожарную дружину Данцига-Нидерштадта и
зимними месяцами, когда у плотогонов мертвый сезон, боролся против множества
малых и больших пожаров. Была среди бумаг и грамота, которая
свидетельствовала, что по жарный Вранка в большом железнодорожном депо
Троила в году тысяча девятьсот девятом не просто тушил пожары, но и спас из
огня двух учеников слесаря. Точно так же высказался и вызванный в качестве
свидетеля брандмейстер Хехт. Для протокола он показал следующее: -- Как
может быть поджигателем тот, кто сам тушит пожары! Да я до сих пор вижу, как
он стоит на пожарной лестнице, когда горит церковь в Хойбуде! Феникс,
возникающий из пепла и огня, гасящий не только огонь, но и пожар этой земли
и жажду Господа нашего Иисуса Христа! Истинно говорю я вам: кто обзывает
поджигателем этого великолепного феникса, человека в пожарной каске, который
пользуется правом преимущественного проезда, которого любят страховые
компании, который всегда носит в кармане горстку золы как символ или как
знак профессии, тому бы лучше повесить на шею мельничный жернов... Вы,
верно, уже заметили, что брандмейстер Хехт, капитан добровольной пожарной
дружины, был красноречивый патер, из воскресенья в воскресенье он стоял на
кафедре приходской церкви Святой Барбары в Ланггартене и не упускал случая,
покуда шло расследование против Коляйчека- Вранки, в подобных же выражениях
вбивать в головы своей паствы притчи о небесном пожарном и адском
поджигателе. Но поскольку чиновники уголовной полиции не посещали церковь в
приходе Святой Барбары да вдобавок усмотрели в словечке "феникс" скорее
оскорбление его королевского величества, нежели оправдание Вранки,
деятельность последнего в добровольной дружине была воспринята как
отягчающее обстоятельство. Собирали показания различных лесопилен,
свидетельства родных общин: Вранка увидел свет в Тухеле, Коляйчек же был
родом из Торна. Некоторые нестыковки в показаниях пожилых плотогонов и
отдаленных родственников. Повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову
сломить, потому как ничего другого кувшину не остается. Покуда допросы шли
своим чередом, большая связка плотов как раз пересекла государственную
границу и, начиная с Торна, находилась под тайным наблюдением, а на стоянках
ей просто садились на хвост.
овладевшая им в ту пору пассивность, граничащая с меланхолией, вероятно,
помешала ему предпринять попытку бегства в Лецкау или-в Кеземарке, что
вполне могло увенчаться успехом в столь знакомой местности и с помощью
некоторых расположенных к нему плотовщиков. Начиная с Айнлаге, когда плоты
медленно, толкая друг друга, входили в Мертвую Вислу, какой-то рыбацкий
катер с показной незаметностью бежал рядом, имея на борту слишком уж
многочисленную команду. Сразу за Пленендорфом из камышей прытко выскочили
оба моторных баркаса портовой полиции и принялись вдоль и поперек вспарывать
воды Мертвой Вислы, что своим гниловатым запахом все больше
свидетельствовали о близости порта. А уж за мостом после Хойбуде начиналась
заградительная цепь "синих мундиров". Штабеля леса напротив Клавиттерской
верфи, маленькие лодочные верфи, все расширяющиеся к Моттлау дровяные
пристани, причальные мостки всевозможных лесопилок, мостки собственной фирмы
с пришедшими встречать родственниками, и повсюду "синие мундиры", только у
Шихау их нет, там все было разукрашено флажками, там совершалось какое-то
другое действо, не иначе что-то должно было сойти со стапелей. Там собралось
много народу, это взволновало чаек, там давали праздник -- уж не в честь ли
моего дедушки?
когда все более зловещим стал выглядеть курс, взятый баркасами, волны от
которых уже захлестывали плоты, он постиг смысл этой расточительной
jnmvemrp`vhh сил ради него, в нем проснулось сердце поджигателя Коляйчека,
он исторг из себя незлобивого Вранку, выскочил из шкуры члена добровольной
пожарной дружины, во весь голос и без запинки отрекся от заикающегося Вранки
и побежал, побежал по плотам, по обширным шатким поверхностям, побежал
босиком по неструганому "паркету", с одного хлыста на другой, по направлению
к Шихау, где веселые флажки на ветру, побежал вперед по доскам, туда, где
что-то лежало на стапелях -- а вода, она ведь может и поддержать, -- где они
произносили красивые речи, где никто не выкликал Вранку, а тем более
Коляйчека, где говорили так: я нарекаю тебя именем "Его Величества Корабль
"Колумб"", Америка, водоизмещение свыше сорока тысяч тонн, тридцать тысяч
лошадиных сил. Его Величества Корабль, курительный салон первого класса, на
корме кухня второго класса, спортивный зал из мрамора, библиотека, Америка,
Его Величества Корабль, коридор гребного вала, прогулочная палуба, "Слава
тебе в победном венке", праздничный флажок родной гавани, принц Генрих
взялся за штурвал, а мой дед Коляйчек босиком, едва касаясь ногами бревен,
-- навстречу духовой музыке. Народу дан великий князь, с одного плота на
другой, приветственные клики толпы, "Слава тебе в победном венке", и все
сирены на верфи, и все сирены стоящих в порту судов, буксиров и пароходов
для увеселительных прогулок, Колумб, Америка, свобода, и два баркаса, ошалев
от радости, вслед за ним, с одного плота на другой, плоты Его Величества
перекрывают дорогу и портят игру, так что он должен остановиться, а ведь так
хорошо разбежался, и он стоит один-одинешенек на плоту и видит уже Америку,
а баркасы заходят с длинной стороны, ну что ж, надо оттолкнуться -- вот уже
мой дед плывет, плывет к плоту, который входит в Моттлау. А теперь
приходится нырять -- из- за баркасов, и оставаться под водой -- из-за
баркасов, а плот надвинулся на него, и конца этому плоту нет, он порождает
все новые и новые плоты: плот от твоего плота и во веки веков -- плот.
поверхность воды. Но Ко-ляйчек распрощался раз и навсегда, ушел от жестяного
воя сирен, от судовых колоколов, от Корабля Его Величества и от речи по
поводу крещения, произнесенной принцем Генрихом, от безумных чаек Его
Величества, от "Славы тебе в победном венке", от жидкого мыла Его Величества
для вящего скольжения по стапелям Корабля Его Величества, от Америки, и от
"Колумба", и от полицейских расследователей -- ушел навсегда под не имеющим
конца плотом.
в том, что он нашел смерть под плотами, должен, однако, дабы не поколебать
доверия к сказанному, взять на себя труд и изложить все варианты чудесных
спасений. Итак, люди рассказывали, что под плотом ему удалось отыскать щель
между бревнами, снизу достаточно широкую, чтобы держать над водой нос и рот,
а кверху эта щель настолько сужалась, что оставалась невидимой для
полицейских, которые до поздней ночи обыскивали плоты и даже камышовые
шалаши на них. Затем под покровом темноты -- так говорилось далее -- дед
отдал себя на волю волн, и хоть и выбившись из сил, но с известной долей
везения достиг противоположного берега Моттлау на территории Шихауской
верфи, там укрылся в горе отходов, а позднее, возможно с помощью греческих
матросов, попал на один из reu грязных танкеров, которые, по слухам,
предоставили убежище уже не одному беглецу. Другие говорят так: Коляйчек и
пловец был хороший, а легкие у него были и того лучше, и проплыл он не
только под плотом, нет, он прошел под водой и оставшуюся, довольно широкую
часть Моттлау, благополучно достиг берега на территории Шихауской верфи,
там, не привлекая к себе внимания, затесался в толпу рабочих, а попозже -- и
в ликующую публику, вместе с народом пел: "Слава тебе в победном венке",
поаплодировал после речи принца Генриха на крещение "Колумбом" Корабля Его
Величества, после удач ного схода его со стапелей вместе с толпой в
наполовину высохшей одежде покинул празднество и уже на другой день -- здесь
первая версия смыкается со второй -- бесплатным пассажиром вступил на борт
славно-пресловутого греческого танкера. Для полноты картины надлежит также
вспомнить третью бессмысленную версию, согласно которой моего деда, как
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Свержин Владимир
Никитин Юрий
Прозоров Александр