Чтение 6–й страницы книги ~Биплан~

своей воли начинает разворачиваться по ветру. Руль направления до отказа в
противоположном направлении. Изо всех сил на противоположный тормоз... Но
время, когда тормоз мог помочь, уже упущено, и биплан из медленного
разворота подхватывает рука чудовища и швыряет бешенным волчком. Покрышки
пронзительно визжат, мы вертимся, съезжая с полосы куда-то в сторону. Визг,
скачущий со всех сторон горизонт, резкий пистолетный выстрел из правой
стойки шасси -- все в полсекунды. Пока я сижу в кабине, онемев, не в силах
что-либо предпринять, держа выжатую до отказа педаль, шасси ломается и
подгибается под фюзеляж. Конец крыла падает на бетон и во все стороны летят
искры, щепки, обрывки старой ткани, к этому примешивается сизый дым и запах
горелой резины. С визгом и скрежетом биплан пал под жестким ударом бича
своего давнего врага -- бокового ветра.

А затем наступает тишина, если не считать хлопков двигателя, которые
быстро затихают, когда я его выключаю.

Ты болван.

Ты полный идиот, ты безмозглый ублюдок, а не пилот, ты дебил, у тебя
руки не из того места растут. Ты идиот, ты болван, ты глупый выродок -- ты
его поломал! Посмотри, что ты наделал, ты, идиот, ты, болван! Я медленно
выбираюсь из кабины. Все произошло так быстро, так внезапно, я уничтожил
самолет, потому что не послушался древних предостережений. Тысяча девятьсот
двадцать девятый не уживается с днем сегодняшним. Это разные, разные миры.
Ты болван. Правое шасси разлетелось на две части и лежит под самолетом. Ты
идиот. Конец правого крыла изодран, задний лонжерон треснул. Ты глупый,
безмозглый дебил. Я силой вырвался из 1929 года в наше время, и этой силы
оказалось достаточно, чтобы как ножом срезать стальные болты на креплениях
правого шасси, превратить их из некогда полезных вещей в маленькие погнутые
покореженные цилиндры. Ты безнадежный тупица.

Несколько капель бензина, словно слезы, вытекают из двигателя. На
полосе очень тихо. Боковой ветер теперь вздыхает -- ему все равно, мы его
больше не интересуем. Работники аэропорта, которые слышали, что произошла
авария, подъезжают со стороны ангаров на грузовике. С помощью лебедки они
подымают нос биплана, и с их помощью я доставляю биплан под крышу. Вместо
колеса и поломанной стойки шасси под крыло становится высокий домкрат.

Работники аэропорта уходят, и я остаюсь один на один с бипланом. Каков
урок, самолет? Чему я должен был здесь научиться? Ответа нет. Снаружи небо
постепенно темнеет, а затем начинается дождь.

"4"

Это и всех-то делов? -- спрашивает полковник Джордж Карр, и его слова
эхом отдаются в ангаре. --По тому, как говорил Ивендер, я решил, что ты и
вправду что-то ПОЛОМАЛ! Разрази меня гром, парень, если завтра к полудню ты
не будешь летать!

Джордж Карр. Набор букв, за которыми скрывается копна седых волос,
обветренное лицо и теплый взгляд голубых глаз, которые видели, как сменялись
один за другим календари, которым знакомы многие-многие самолеты.

Звонить утром в Ламбергон было нелегко.

--Ивендер, я в Крисчент-Бич.

-- Я надеюсь, все в порядке? -- ответил голос Ивендера Бритта. -- Как
летает твой новый самолет? Он тебе все еще нравится? Я был благодарен ему за
прямоту.

-- Мне он по душе, Вэн. Но не думаю, чтобы он был от меня в восторге.

-- Что ты хочешь этим сказать? -- Если по моему звонку он только начал
догадываться, что произошло что-то неладное, то теперь он был в этом уверен.

-- Меня здесь занесло на полосе, когда я пытался сесть при боковом
ветре. Поломалась стойка шасси, оторвалось колесо, одно крыло изрядно
покалечено. Я хотел узнать, нет ли у вас случайно запасной стойки и колеса?
-- Вот. Я это произнес. Что бы он теперь ни сказал в ответ --я того
заслуживаю. Все самое плохое, что он может сказать, я заслужил, все до
последней капли. Я сцепил зубы.

-- О... нет...

Мгновение на линии воцаряется тишина, на то мгновение, что
потребовалось ему, чтобы понять, что он отдал самолет не в те руки --
нахальному самоуверенному юнцу, который даже не начинал еще учиться летать
на самолете и понятия не имеет, что значит быть пилотом. Радостного в этой
тишине было мало.

--Ну хорошо, --в его голосе снова появились живые дружеские нотки,
настроение стало деловым, он пытался решить мои проблемы. -- У меня есть
запасной комплект стоек шасси, их ты получишь. Еще комплект крыльев, если
нужно. Ты еще колесо повредил, так?

-- Правое основное колесо. Покрышку еще можно будет использовать, но
колесо -- вряд ли.

-- Колес у меня нет. Возможно, Гордон Шерманн, он живет в Эшвиле,
сможет одолжить тебе колесо, чтобы ты добрался домой. Я прямо сейчас ему
позвоню, и если он согласится, заеду к нему за колесом... Но если у него
нет, то я даже не знаю, что нам делать. Такие большие колеса встречаются
реже, чем куриные зубы. Я сейчас же позвоню Джорджу Карру. Он выполнял весь
ремонт и обслуживание механики Паркса, он сможет тебе помочь. Если кто-то и
может починить Паркс, так это он. Если он поедет к тебе, я положу к нему в
машину стойку шасси и колесо. Я бы и сам приехал, но у меня завтра в суде
слушание дела, так что я просто не могу отлучиться. Самолет у тебя в ангаре?

-- Да.

-- Это хорошо. У нас тут дождь, и он движется в вашу сторону. Не
хотелось бы его намочить. --Он сделал паузу. -- Если хочешь получить назад
свой Фейрчайлд, то я тебе его верну.

--Спасибо, Вэн. Мой самолет сейчас у меня. Мне только нужно научиться
на нем летать.

Тремя часами позже прибыл Джордж Карр, по лобовому стеклу его машины со
скрипом сновали дворники.

--Почему бы тебе не оборвать обшивку тут, в районе крепления этого
элерона, так нам будет гораздо легче до него добраться? Можешь подставить
под крыло эту панель, так будет проще.

Полковник работает с удовольствием, он любит трудиться над самолетами.
Ему нравится видеть, как из его рук к ним возвращается жизнь. Он бухает
деревянной, обтянутой кожей киянкой по изогнутой скобе, возвращая ей прежнюю
форму. Бух, бух, бух -- эхом отдается в ангаре.

-- ...я часто по воскресеньям седлал свой старый Крейдер-Рейзнер 31 и
приземлялся на перекрестках проселочных дорог Люди в большинстве совсем
никогда не видели вблизи такого самолета, а уж тем более -- не бывали в его
кабине, -- Бух. Бух, бух-бух. -- Да-а, хорошая была жизнь. -- Бух-бух-бух.

Он все говорит и говорит за работой, рассказывая о мире, который я
только начинаю узнавать. О мире, в котором пилот должен быть готов сам
починить свой самолет, или ему не придется больше на нем взлететь. Он
говорит без ностальгии, без страстного желания вернуться в былые дни,
говорит так, словно эти дни на самом деле вовсе не прошли, но как только мы
поставим на биплан колесо, мы запустим двигатель, отправимся на перекресток
или пастбище поближе к городу и станем катать людей, которые в большинстве
своем никогда не видели вблизи такого самолета, а уж тем более не бывали в
его кабине.

-- Похоже, он должен справиться со своей работой. -- Скоба крепления
элерона вышла после буханья плоской, ровной, как бетонный пол ангара. --
Будет крепче, чем прежде. Холодная обработка, сам знаешь.

В конце концов, может быть, я не так уж поздно родился. Может быть, не
так уж поздно учиться. Я начал свой путь в мире самолетов с белыми звездами
на крыльях и словами U.S. AIR FORCE, выведенными под стволами пушек. В мире
самолетов, ремонтом которых занимались специалисты в соответствии с
T.0.1-F84F-2, в мире правил полета, предписанных инструкцией 60-16 из
Перечня Инструкций для Военно-Воздушных Сил, в мире, где поведение
управляется Общим Сводом Статей Военного Права. Во всех этих документах не
было положения, позволяющего пилоту ремонтировать собственный самолет,
поскольку это дело специальной армии техников, вооруженных до зубов
заводскими номерами изделий и кодами технических работ. Самолеты и их части
в армии вообще ремонтируют редко -- их заменяют. Пропала слышимость в
радиоприемнике, плохо работает передатчик в полете? Действие по устранению
поломки: вынуть и заменить. Двигатель перегревается при работе? Вынуть и
заменить. При посадке сломалась стойка шасси? Пункт 26: самолет отстраняется
от полетов.

А тут Джордж Карр, бродячий пилот, механик с обтянутой кожей киянкой в
руке, говорит, что все будет даже крепче, чем прежде. И я понимаю, что
починка или восстановление самолета (или человека) не зависит от состояния
исходного экземпляра. Она зависит от подхода к работе. Волшебная фраза: "Это
и всех-то де-лов?" плюс соответствующий ей подход, -- и главная работа по
ремонту уже сделана.

-- Гордон Шерманн одолжил тебе колесо от своего Иглрока, чтобы ты смог
добраться домой, Вендер Бритт положил его в кузов машины, -- в данный момент
он ровняет тяжелый запор на несущей стойке шасси. -- Можешь смотаться... с
колесом... к бензозаправке... может, они помогут нам надеть покрышку.

Все так просто. Гордон Шерманн одолжил тебе колесо. Редчайшее старое
колесо 30 на 5, отлитое из алюминия. Таких сейчас не делают, уже тридцать
лет, как не делают, и в будущем делать не будут. Одолжил друг, с которым я
никогда лично не встречался. Возможно, Гордон Шерманн представил себе, как
бы он чувствовал себя на моем месте, за континент от дома, когда ему было бы
нужно редкое старое колесо для его Иглрока. Может быть, у него есть запасные
колеса. Возможно, у него подвал набит алюминиевыми колесами 30 на 5. Но в
данный момент Гордон Шерманн заслужил безмолвную благодарность друга,
которого никогда лично не встречал, и еще долго будет получать эту
безмолвную благодарность.

Наступает вечер, за ним ночь, а полковник Джордж Карр продолжает
работать при свете зеленоватых фонарей ангара в Крисчент-Бич, штат Северная
Каролина. Он работает, дает указания, и я у него учусь, пока не наступает 1
ч. 30 мин. ночи. В 1:30 ночи биплан залатан, исправлен и готов отправиться в
полет.