Усмехнулся Гамзо и сказал: я сужу по кувшину, а не по вину. Усмехнулся я и
сказал: значит, через четыреста лет заглянете в книги Гината? Сказал Гамзо:
в третьем или четвертом воплощении, коль буду заниматься книгами, гляну и на
книги Гината. Сказал я: четвертое воплощение - это перебор, почтенный
Гавриэль. "Дважды, трижды с человеком творит(40)", - гласит Писание, и
говорится: "За три преступления Израиля, а за четыре не пощажу его". Значит,
лишь два-три воплощения даны сынам Израиля в мире сем. Только те, кому
осталось исполнить одну заповедь из шестисот тринадцати заповедей, могут и
тысячу раз перевоплощаться, как сказано: "Храни заповедь до тысячи
родов(41)", - но других это не касается. А вы говорите - в четвертом
воплощении. Сказал Гамзо: ненароком ошибся я. Ведомо вам мое мнение: не
должен сын Израиля речь не по Писанию, а тем паче супротив Писания. И не
напоминайте мне критиков Библии, что слова Бога Живого переиначивают.
Научились они этому у иноверских книжников, но в сердце хранят знание, что
не меняется Писание с годами, как и передали нам Отцы Предания(42). И
хасидские праведники гнут Закон, как хотят, но праведники, на то они и
праведники, что изучали Писание во имя Писания, и намерения их благи, и
дается им передать таким образом нравственную, божественную, религиозную
идею. А критики Библии не сподобились, и Писание не во имя Писания учили, и
у них Закон что дышло, куда повернешь, туда и вышло. Итак, говорите, что
Гинат живет здесь. Вы с ним знакомы? Сказал я: не знаком, и вряд ли
доведется познакомиться. Прячется он от людей, и даже хозяева не видят его.
Сказал Гамзо: это хороший признак, что не знают его. Люблю я мудрецов, что
не маячат повсюду и огласки себе не ищут. Расскажу вам случай. Приехал я в
Лондон и сообщил одному книжнику, что привез рукописи. Утрудил он себя и
пришел ко мне с двумя спутниками, один - репортер, а другой - фотограф.
Обложил он себя книгами, что я показал ему, сел, как сидят мудрецы, и
смотрит в книги, а фотограф знай снимает его. Через два-три дня приносят мне
газету. Заглядываю я в газету и вижу его образину, окруженную книгами, а
рядом - хвала этому книжнику, что отыскал редкие книги, никому не ведомые
вплоть до самого его открытия. Что вы на это скажете? Ответил я Гамзо: что
вы скажете, то и я скажу. Сердито глянул на меня Гамзо и сказал: вы же не
знаете, что я скажу, как же вы говорите, что и вы то же скажете? Сказал я:
раз так, то не скажу то, что вы скажете. Сказал он: смеетесь надо мной?
Сказал я: не над вами, а над тем книжником и подобными ему я смеюсь, над
людьми, что тратят свои силы на суету, дабы люди считали
Розенберга и других, это и есть язык эдо и эйнам. Другие, впрочем, считают
такое толкование натяжкой, потому что язык эдо и эйнам был "извлечен из недр
земли".
культовое приношение Богине Неба (Иштар, или Ашторет, ханаанского Олимпа,
любимой богине поэтов ханансйской школы). Объяснение их черноты угольями,
конечно, относится к "народной этимологии". По мнению критиков, черные блины
подчеркивают древний, архаичный, пре-библейский аспект Гемулы, сближающий ее
с древними богинями.
это совершает Бог дважды, трижды с человеком", "за три преступления" - Амос,
2:6. Конечно, смысл стиха у Амоса совсем другой, но читатель уже привык к
еврейской традиции цитирования вне контекста.
нынешний авторитетный ("масоретский") текст Библии на основе Предания (на
иврите - "месора").
больше бы прославились. Сказал Гамзо: больше бы не прославились. Сказал я:
коли так, то разумно они поступают. Сказал Гамзо: я пошел.
полна, и весь город осиян луною. Кто видал такую ночь, не подивится, что
меченные луной покидают свои постели и бродят в лунном свету. Как дошли мы
до Грузинского квартала, поближе к Дамасским воротам, попрощался я с ним и
пожелал ему найти свою супругу. Вынул он платок и утер глаза и сказал:
дай-то Бог. Сказал я ему: коль захотите связаться со мной, найдете меня
дома, собираюсь я с утра вернуться к себе домой.
5
я задремал и проснулся под шум колес поезда. Поезд на Гармиш остановился.
Дверь вагона открылась, и показались высокие горы и полноводные источники, и
раздался голос певца: ядл-ядл-ва-па-ма. Завлекло меня пение и потянуло на
голос. Дверь передо мной закрылась. Появилась луна и укрыла меня. Я
подмигнул ей одним глазом, а она рассмеялась мне всем лицом. Поезда не было.
Лежал я на своей постели в дому Грайфенбахов. Я повернулся на другой бок и
укрылся одеялом с головой от света луны, лившегося мне в глаза. Думал я о
мире, закрытом пред нами, в котором мы не можем попасть туда, куда хотим
попасть, и только луна гуляет по всему свету и распевает:
ядл-ядл-ядл-ва-па-ма.
выпить кофе, но воды в кране не было. Я поднялся на крышу и проверил баки с
водой. Баки кипели на солнце, и капли воды на их донышке лежали крупой.
Иерусалим в те дни скуп был на воду. Оставил я работу и пошел в дом
Грайфенбахов, потому что в дому Грайфенбахов был колодезь для сбора дождевой
воды, как в старых иерусалимских домах, где пили дождевую воду.
рассказ, а тем более о первых домах, построенных вне крепостных стен.
- сеньор Гамлиэль Герон, дабыдожить остаток дней своих в Святом городе. Не
нашел он себе жилья по вкусу, затем что все евреи теснились в старых дворах
в черте городских стен, и в каждом дворе проживало несколько семей, и в
каждой семье было много душ. Пошел он и купил себе две тысячи локтей земли
за городом, возле Дамасских ворот, и построил себе просторный дом и посадил
сад. Далек был дом от населенных мест, и молитвенного собрания вблизи не
было. Отвел господин Герон горницу для молитв и нанял людей, чтобы приходили
молиться. А в час кончины отказал он дом богоугодному обществу. Со временем
понадобились деньги казначеям для уплаты военного налога, и заложили они
дом. Несколько лет дом был заложен, а выкупать его они не собрались и
продали дом.
"городящихся", что откололась от секты "Гемайншафт дер герехтен", а ту
основал Готтфрид Грайлих в городе Герлиц. Зажил этот Ганзикляйн с женой и
тещей в дому, собирал свою общину и проповедовал учение о трех истинных
оградах, спасающих от горя и расширяющих границы души. Как-то ночью
сцепились между собой жена и мать жены Ганзикляйна. Откусила жена нос
матери, чтобы омерзела она мужу. Прослышали об этом люди, и от срама бежал
Ганзикляйн из Святой земли.
торговать горохом. Началась Великая война, и пришел Гамаль-паша и изгнал их
по подозрению в сионизме, потому что нашли оттиск "щита Давида" на их
мешках. После войны снял дом Совет представителей для своего товарища Георга
Гнаденброда(43). Починили дом, и убрали мусор, и оживили сад, и огородили
двор. Не успел въехать герр Гнаденброд, как появилась супруга его, госпожа
Гиндляйн, и сказала: не хочу жить в Иерусалиме. Они вернулись в Глазго, адом
стал конторой. Ударило землетрясение и поколебало дом и крышу разрушило.
Стоял дом несколько лет без жильцов. Тогда пришел Герхард Грайфенбах и снял
его, и починил и улучшил, и провел свет и воду и прочие современные
удобства. Жил себе Грайфенбах с женой в дому несколько лет, и захотелось им
съездить за пределы Святой Земли, чтобы отдохнуть малость от ее тягот, и я
согласился присматривать за домом, чтобы не пришли самозахватчики и не
захватили дом. Странствуют себе Герхард и супруга его Герда по заграницам, а
я уже две ночи живу в их доме.
светится в лунном свете. Как дом - так и
ответственным общественным сионистским деятелем из числа нелюбимых
партаппаратчиков. Утверждают, что речь идет о Хаиме Вейцмане, впоследствии -
первом президенте Израиля. Жена Вейцмана вела дневник во время визита в
Палестину, из которого видно, что она получила мало удовольствия на Ближнем
Востоке и рада была вернуться в Англию.
друг с другом не якшаются. Лишь луна не признает различий: равно светит тому
и другому.
но меж дерев сада все слышнее шаг. Коль не поступь Гината, возвращающегося
из странствий, может, шаги Гавриэля Гамзо, ибо вчера, когда я провожал его,
попросил я уведомить меня о состоянии его супруги, вот он и пришел уведомить
меня о состоянии его супруги. А может, это и не Гамзо, а невесть кто.
Гамзо. Пошел я и открыл ему дверь и ввел его в светлицу. Взял Гамзо кресло и
уселся. Вытащил бумагу и скрутил себе самокрутку. Воткнул ее в рот, прикурил
и сидел и курил и не обращал внимания на то, что я стою и жду от него
вестей, нашел ли он жену. Рассердился я на него и молчал сердито. Сказал
Гамзо: а вы о моей жене и не спрашиваете. Сказал я: если есть что
рассказывать - расскажите. Сказал Гамзо: и впрямь есть что рассказать.
Неужто нет пепельницы в доме? Пошел я и принес ему пепельницу. Провел он
рукой, погасил окурок и положил в пепельницу. Глянул на меня здоровым глазом
и утер свой больной глаз, потер ладонью бороду, лизнул ладонь кончиком языка
и сказал: думал я, что обжегся сигаретой, а сейчас вижу, что это укус