Чтение 6–й страницы книги ~Верные друзья~

Сейчас я кожух принесу. Тут первое дело - пропотеть!

И, грохоча сапогами, он убегает за кожухом.

- Вы ложитесь, товарищ дорогой, ложитесь! - настойчиво уговаривает
пожилой колхозник Нестратова.

- Да я не хочу! Мне не надо! - пытается протестовать Нестратов, но
Чижов обрывает его сердитым шепотом:

- Ложись, ложись! Назвался больным - так ложись. Люди о тебе заботятся,
а ты...

И Нестратов покорно забирается на верхнюю полку и ложится.

Чьи-то заботливые руки накрывают его теплым кожухом. Кто-то решительно
говорит:

- А ну, граждане, берите свои пожитки и пошли к нам. А то накурили -
дышать нечем. Тут и здоровый человек заболеет. Пошли.

Все поднимаются и осторожно, стараясь не потревожить "больного",
уходят.

Только усатый мелиоратор, задержавшись, поправляет сползающий с
Нестратова кожух и наставительно произносит:

- Первое дело - пропотеть!

Нестратов лежит неподвижно, с закрытыми глазами.

Гудит паровоз, стучат колеса.

Смеркается.

Внезапно слышится певучий голос:

- Граждане, имеются бутерброды с сыром, колбасой, икрой зернистой,
печенье, пирожные... Кто желает, граждане, выпить и закусить?

Вдоль вагона с подносом, уставленным бутербродами, пачками с печеньем,
бутылками с пивом и фруктовой водой, идет миловидная девушка в белой наколке
и белом фартуке.

Нестратов, привскочив на койке, окликает ее громким шепотом:

- Девушка, побыстрее - сто... Нет, лучше полтораста. Два бутерброда с
колбасой, два с сыром. Пожалуйста, скорей!

Он торопливо рассчитывается, поспешно опрокидывает стаканчик и с
жадностью набрасывается на бутерброды.

- Больной сам себе назначил диету?!. Так!

Нестратов, поперхнувшись, испуганно смотрит вниз - в проходе стоят
Чижов, Лапин и Кузьмин.

- Как тебе, Василий, полегче? - серьезно спрашивает Чижов,

- Полегче, полегче, - с набитым ртом сердито бормочет Нестратов.

Гудит паровоз.

Мелькает за окном ярко освещенное здание железнодорожной станции,
врывается на секунду нестройный гул голосов, переборы баяна.

Лапин неожиданно вскакивает:

- Грачевка! Честное слово, Грачевка!

- Она самая, - подтверждает Кузьмин. - Знакомые места?

Лапин взволнованно и смущенно улыбается:

- Хорошо знакомые. В тридцатом году по путевке райкома комсомола я
ездил сюда проводить коллективизацию.

- Вот что, - негромко произносит Кузьмин и оборачивается к Чижову. -
Вот вы сейчас, Борис Петрович, рассказывали нашим ребятам, как вы ездили
Комсомольск строить. А я в Комсомольске не был, не довелось. Ну, конечно,
коллективизацию - это и я хорошо помню... На Днепрострое два года работал,
потом воевал, учился, а теперь вот в колхозе председательствую. Но,
удивительное дело, как скажут при мне: Комсомольск, Магнитка, так меня прямо
волнение охватывает. И не был я там, а как будто был. И вот я иногда думаю:
а может ли быть где-нибудь еще, чтобы жизнь и судьба страны, такой огромной,
такой разной, была жизнью и судьбой каждого живущего в ней человека?

Нестратов, свесившись вниз, внимательно слушает.

Ровно и неторопливо постукивают колеса.

Гудит паровоз.

И снова гудок.

Гудит стоящий у пристани большой красивый речной пароход с надписью на
борту: "Ермак".

Идет погрузка.

Цепкие лапы могучих кранов легко несут по воздуху огромные тюки, ящики
с сельскохозяйственным оборудованием и деталями машин. Отъезжают и
подъезжают грузовики, бегают по скрипучим мосткам шумливые загорелые
грузчики.

Десяток барж у причала возле "Ермака" дожидаются своей очереди.

Лапин, Чижов и Нестратов стоят на высоком обрывистом берегу городского
сада.

Внизу широко и вольно течет река.

Чижов вдыхает полной грудью:

- Хорошо! Честное слово, хорошо! Хорошо, Василий, а?

С грохотом подъезжает к пристани колонна грузовиков.

- Ладно, отдыхайте, братцы, - говорит Лапин, - а я пойду добывать
средства передвижения.

- Минутку! - останавливает его Чижов. - Сколько у тебя с собой денег?

- Тысячи две.

- Давай сюда. Все! В общий котел! - решительно говорит Чижов, берет у
Лапина пачку денег, пересчитывает, отмечает что-то карандашом в записной
книжке и оборачивается к Нестратову: - Сколько у тебя, Василий?

- Три тысячи, - отвечает Нестратов и покорно протягивает деньги Чижову.

- Прекрасно, - кивает головой Чижов, - и у меня две с половиной. Так
вот, - говорит он тоном лектора, обращающегося к огромной аудитории, - прошу
следить за ходом рассуждения! Путешествие займет дней двадцать, не больше.
Учитывая новое снижение цен, кладем на каждого по две сотни.

- Позволь! - всплескивает руками Нестратов, и Чижов неумолимо
продолжает:

- Пятьсот рублей - прошу следить за ходом мысли - мы выделяем на
средства передвижения, остальные...

- Погоди, погоди, профессор, - обеспокоенно вмешивается Лапин. - Ты
что-то уж больно круто. Оставь, милый друг, толику на непредвиденные
расходы.

- Какие еще непредвиденные расходы? Что это такое? Карточный проигрыш?
Подкуп должностных лиц?

- Ну, мало ли что!

- Ладно, - подумав, милостиво соглашается Чижов. - Выделим на
непредвиденные расходы еще сто рублей. Итак, прошу - пятьсот, - он с
поклоном протягивает Лапину пять сотенных бумажек, - на организацию
транспорта. В общей кассе путешествия остается неслыханная сумма в семьсот
рублей на трех человек.

Лапин молча, с некоторой укоризной качает головой.

- Ну, хорошо. Чижик, - с хрипотцой в голосе произносит Нестратов, - а
где будут остальные деньги?

- За ними мы поплывем! - загадочно отвечает Чижов и затягивает во весь
голос:

Мы поплывем, товарищ мой,

За тридевять земель,

Поскольку, трум-пурум-пум-пум,

Прекрасна наша цель!..

Почта.

Чижов четко и старательно выводит на бланке почтового перевода:

"Куйбышев. Почта. До востребования. Василию Васильевичу Нестратову
шесть тысяч триста рублей".

- Ты сошел с ума! - восклицает Нестратов и пытается вырвать у Чижова
почтовый бланк. - Я думал, что это шутка, но ты...

- Не хватай меня за руки, - деловито говорит Чижов, - на тебя обращают
внимание!

Пристань.

Кончается погрузка.

У трапа, неторопливо поглядывая на беготню грузчиков, стоят трое:
девушка из Тугурбая, высокий молодой паренек в форме речника - помощник
капитана парохода "Ермак" Сергей Петровых и светловолосая, очень красивая
женщина лет тридцати - руководитель отдела краевого Института животноводства
Наталья Сергеевна Калинина.

- Ну и нечего, Катюша, расстраиваться, - говорит, видимо уже в сотый
раз, Сергей, обращаясь к девушке из Тугурбая.

- Тебе хорошо говорить - нечего, - угрюмо усмехается Катя, - а вот мне
вынесут выговор - тогда будет дело.

- Выговор объявить нужно, - сердито сдвинув брови, говорит Наталья
Сергеевна, - но только не вам, Катюша! Странно получается: строится город
животноводов, идет большое строительство, а хозяина настоящего, головы -
нет. Нехода ваш без указания сверху чихнуть боится! Чуть что - ссылается на
Москву, на Нестратова.

- А Нестратов про нас и думать не думает, - печально заключает Катя.

- Ну и нечего расстраиваться, - повторяет Сергей.

- "Нечего", "нечего"! - вскипает неожиданно Катя. - Много ты понимаешь!

- Да уж побольше тебя!

- Ах, побольше меня?

- Ну-ну-ну, бросьте ссориться, ребята, - улыбается Наталья Сергеевна. -
А то уж и так по всей трассе идет про вас слава: не видятся - скучают, а
видятся - ссорятся.

Она поднимает с земли маленький чемоданчик, негромко спрашивает:

- Вы нас вместе поместили, Сережа?

- Да, Наталья Сергеевна, вместе с Катей, в одной каюте.

- Хорошо. Я тогда пойду устраиваться. Она кивает Кате и Сергею,
медленно поднимается по трапу на пароход.

Катя смотрит ей вслед.