read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



майора Донского они, естественно, не могут, и как же сильно они ему завидуют
- его усталой, но и четкой походке, его полинялой гимнастерке с неяркими
полевыми погонами, его утомленным, но и спокойным глазам, повидавшим все то,
о чем они только вычитывают из сводок. Больше, пожалуй, и не нужно поводов
для зависти - никаких орденов, ни даже колодок, только гвардейский знак, -
но это ведь и неличная награда. Как-никак его судьба зависит от них -
штабных, тыловых, завидующих.
В приемной, обшитой дубовыми панелями и светло-зеленым линкрустом,
вставал им навстречу величественный дежурный - не ниже полковника, -
принимал от них личное оружие и сопроводительные документы, после чего
генерал усаживался ждать в кресло, отворотясь к окну, адъютант же, которому
здесь уже незачем было находиться, понятными жестами показывал дежурному,
что отлучается в курилку, а тот кивал в ответ, что вызовет при надобности.
В тот же час, когда за двойными дверьми того кабинета решалась судьба
генерала, решалась и адъютантская - в просторной белокафельной курилке, где,
надо полагать, стильные полумягкие стулья вдоль стен и никелированные, на
подставках, пепельницы - и еще одна общая, малахитовая, на огромном низком
столе черного дерева, - и где совершенно не пахнет ни табачным дымом, ни
близрасположенным сортиром, и ровно гудит приточно-вытяжная вентиляция, не
мешающая двоим-троим говорить вполголоса и так, что не обязательно слышно
остальным. К этому часу следовало приготовить слова
рассеянно-доброжелательные, улыбку сожалеющую и слегка ироничную, весь облик
верного, исполнительного и знающего себе цену офицера для поручений,
переживающего за ошибки начальства, но не так уж согласного за них отвечать
своей карьерой. Не начинать разговора самому, ни о чем не спрашивать, но
скромно войти, всем кивнуть глубоко и сесть отдельно или стать у окна - и не
может быть, чтоб не заметили, не завязали бы разговора с милым застенчивым
фронтовиком, выуживающим пожелтевшими заскорузлыми пальцами папироску из
самодельного портсигара, на котором что-то интересное выколото сапожным
шилом, а именно - скрещение штыка и пропеллера, перевитое гвардейской
лентой, с надписью: "Давай закурим, товарищ, по одной" - и пониже: "Будем в
Берлине, Андрюша!" С портсигара только начать и тут же его упрятать смущенно
- баловство, плод окопного безделья. И чутким ухом ловить вопросы, из них-то
и выуживая недостающие сведения насчет генерала, намеками, полувопросами
дать понять, что готов принять братскую руку помощи, кто протянет ее - не
пожалеет. Чего, в принципе, хотелось бы? Самостоятельности. Быть кем-то, а
не при ком-то, осточертел этот горький хлеб. Конечно, остаться здесь он и не
мечтает, хотя за ним кое-какой оперативный опыт, и если б взялись его
поднатаскать... но нет, мечтать не приходится, скорее мечтал бы - стать на
бригаду, не обижен был бы и полком. Чертовски трудна задача - и всего час на
нее, на переустройство всей жизни. Когда вызовет дежурный и узнается
наконец, что там решено с генералом, поздно будет что бы то ни было
переигрывать, придется покориться решению, принятому без тебя.
Длинным ногам адъютанта было тесно за спинкой водительского сиденья,
приходилось колени скашивать к бoрту, и левое, упершееся во влажный брезент,
сильно холодило казалось, слякоть просачивается сквозь галифе, и от этого,
вместе с брезгливостью к себе, возникала обида на генерала - за то, что в
своем грехе или в своей ошибке не принимал в расчет участь его, майора
Донского, всегда вынужденного примащиваться обочь и позади генеральского
кресла. Жгла в который раз досада, что засиделся на этом месте, засиделся в
майорах, когда надо делать свою игру. Вспомнилось, кстати, как обошел его
генерал наградою за форсирование Десны - и как еще обидно обошел! Он передал
с Донским личные инструкции командиру батальона, оборонявшегося на
плацдарме инструкции эти нельзя было доверить рации и передать по проводу,
который еще не протянули, но и везти их самому тоже не было надобности,
хватало сообщить их любому расторопному офицеру, переправлявшемуся на тот
берег Донской, однако ж, их никому не доверил, а переправился сам на плоту,
под чувствительным обстрелом, и втолковывал их батальонному, вконец
замороченному и полуоглохшему, покуда тот их связно не повторил. Потом, в
тихой прохладной избе, он рассказывал генералу, с легким юмором и не выделяя
себя, каких мучений стоило несчастному батальонному стоять перед ним в
полный рост в неглубоком окопе, не моргая от близких разрывов и не втягивая
голову в плечи. Генерал, сидевший в галифе со спущенными подтяжками и в
нижней белой рубахе, слушал насупясь, отхлебывая молоко из крынки и шевеля
пальцами босых ног, потом вдруг сказал: "Значит, говоришь, он кланяется? -
хотя Донской говорил как раз обратное. - А надо его к Герою представить,
тогда кланяться не посмеет. Ты мне напомни завтра - в список его вставить".
Получилось, рассказом о своих действиях Донской выхлопотал награду другому и
еще обязан был про это напоминать ему же, главному действующему лицу в
рассказе, отвели его всегдашнее второе место. Однако то был лишь первый
укол: напоминать пришлось не однажды, а чуть не десять раз - генерал все
отмахивался: "Не до него сейчас, завтра напомнишь". В конце концов это
надоело Донскому, и он сам позвонил в политотдел, чтоб не обошли там этого
батальонного. Ему ответили, что список уже дней пять как ушел в
политуправление фронта и капитан Сафонов там есть, вставлен самим
командующим. Донской только и нашелся пролепетать: "Это я и хотел
проверить", - и всего обиднее было теперь вспоминать этот лепет.
Из темного своего угла он с неприязнью разглядывал мощный затылок
генерала, с краснотою от воротника, и по привычке мысленно сажал на его
место себя. Побывав в его естестве, адъютант несколько смягчался, поскольку
приходил к выводу, для себя лестному, что сам он в подобной ситуации
держался бы много лучше. Ну хоть не сидел бы всю дорогу нахохленной вороной,
подумал бы о том, каким его запомнят спутники - на всю жизнь. Зачем-то же в
старой армии гвардейские офицеры брились перед тем, как застрелиться,
распивали перед дуэлью шампанское...
То было маленькой тайной адъютанта - ставить себя в положение генерала,
пребывать в его сущности, как судно с погашенными огнями пребывает в чужих
территориальных водах. Притом он генерала не копировал, не подражал его
интонациям и жестам, это было бы примитивно, да и смешно: генерал был высок,
но грузен, адъютант же отличался "типично английскими" долговязостью и
сутулостью лицо генерала было - откормленного кота, с фатовскими усиками
ниточкой по всей губе, глаза - буркалы, не поймешь даже, какого цвета,
адъютант же гордился своим чеканным профилем, тонким "волевым" ртом и
холодными, "металлического оттенка", глазами. По "внешним данным" он себе
ставил плюсы, а генералу минусы, хотя и признавал за ним "очаровательную
кабанью грацию с известной долей импозантности", а в поведении отмечал
"обаятельную солдатскую непосредственность, временами переходящую в
хамство". Он старался понять, так ли уж сложно быть тем, кому предназначено
повелевать, и почему бы и ему не принадлежать к этой категории. Возраст был
ни при чем, в его летах - слегка за тридцать - командовали полками, а то и
дивизиями стало быть, находились в генеральской должности. Да оно и
выходило в девяти случаях из десяти, что он, Донской, поступил бы выигрышней
генерала, сказал бы умнее, тоньше, выглядел бы привлекательнее. Наверно, и в
последней ситуации, кончившейся отъездом из армии и о которой Донской был,
правда, недостаточно осведомлен, он, пожалуй, не сплоховал бы, не дал бы
легко свалить себя, превратить, по сути, в ничто. То есть генерал оставался
еще при своих звездах и со свитой, но, в сущности, что он был теперь?
"Восемь пудов чистого негодования и обиды", не более того.
Теперь, пожалуй, можно было подбить итоги, что адъютант и делал, в
мыслях обращаясь к генералу на "ты". Честно сказать, жаль мне с тобой
расставаться: со скрипом, но приспособился я к тебе. Гонял ты меня
по-божески, с другим побольше было бы гону... но ведь побольше и славы! Ты и
сам звезд не нахватал, и мне на грудь - одни "разновесы", а мог бы за ту же
Десну и к золоту представить, все-таки - плацдарм, там время по-другому
течет, за один час трое суток следует засчитывать. И при этом еще глазом не
моргни, в позвоночнике не согнись, ведь тобою послан, тебя представлял. Сам
теперь испытываешь, каково это, когда заслуг не отмечают. Это тебе наука -
вперед цени людей по достоинству. Но я не держу обиды. Я своего стиля не
меняю. А стиль у меня - невозмутимость и скромность. Это надо ценить особо,
эту незаметностъ замечать надо. И, между прочим, посторонний человек, майор
Светлооков из "Смерша", тот заметил: "Хорошо держишься, Донской, скромно. Но
надо, чтоб от твоей скромности пар валил - и прямо Фотию в глаза". Все же он
тонкий человек, Светлооков, и наблюдательности не лишен, хотя, разумеется,
дубина. Пар - это как раз для него, а настоящий аристократизм - о, это
совсем другое!..
Как ни мечталось майору Донскому стать на бригаду, однако же со своим
адъютантством приходилось мириться и, стало быть, находить в нем свой особый
смысл. Среди немногих книг, которые он таскал в чемодане по своим фронтовым
путям, были неполные "Война и мир", и то обстоятельство, что адъютант
командующего был чуть не главным героем эпопеи и его любила чуть не главная
героиня, определенно вселяло гордость. Из своего века князь Андрей
Николаевич Болконский протягивал свою маленькую руку Андрею Николаевичу
Донскому и одобрительно похлопывал по плечу. Что князь Андрей был небольшого
роста и слабый, это Донской заносил ему в минус, а себе в плюс, по "усталому
скучающему виду" и по "тихому мерному шагу" их достижения уже примерно
сравнялись, но вот своим чертовским умением "по привычке переходить на
французский" князь его оставлял далеко позади, хотя Донской себя оправдывал,
что воюет не с французами, а с немцами. Оно, правда, и на немецкий "перейти
по привычке" не выходило, но кое-что другое уже удавалось у князя при случае
перенять: его манеру говорить с женщинами "с своим нежным и вместе
высокомерным видом", а с мужчинами - "с спокойной властию в голосе" и вот в
особенности "презрительно сощурившись (с тем особенным видом учтивой
усталости, которая ясно говорит, что коли бы не моя обязанность, я бы минуты
с вами не стал разговаривать)". Не сказать, чтобы со стилем всегда выходило
гладко, все-таки князь Андрей умел здорово его варьировать: с одними
"морщить лицо в гримасу, выражающую досаду", других "ласково притягивать за
рукав, чтобы тот не вставал" у Донского это либо выходило невпопад, либо он
отступал от стиля по забывчивости и в спешке, и весь эффект не то что
пропадал, а был прямо противоположный. К примеру, хотелось ему перенять у
князя его частенько упоминавшийся "неприятный смех", как бы это сгодилось



Страницы: 1 2 3 4 5 [ 6 ] 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.