Чтение 6–й страницы книги ~Иуда Искариот~

ум сам учитель хвалит, и ты скажешь правду.

-- Конечно, ты,-- без колебания ответил Искариот, и Петр с негодованием
воскликнул:

-- Я ему говорил!

-- Но, конечно, и там он будет стараться отнять у тебя первое место.

-- Конечно!

-- Но что он может сделать, когда место уже будет занято тобою? Ведь ты
первый пойдешь туда с Иисусом? Ты не оставишь его одного? Разве не тебя
назвал он -- камень?

Петр положил руку на плечо Иуды и горячо сказал:

-- Говорю тебе. Иуда, ты самый умный из нас. Зачем только ты такой
насмешливый и злой? Учитель не любит этого. А то ведь и ты мог бы стать
любимым учеником, не хуже Иоанна. Но только и тебе,-- Петр угрожающе поднял
руку,-- не отдам я своего места возле Иисуса, ни на земле, ни там! Слышишь!

Так старался Иуда доставить всем приятное, но и свое что-то думал при
этом. И, оставаясь все тем же скромным, сдержанным и незаметным, каждому
умел сказать то, что ему особенно нравится. Так, Фоме он сказал:

-- Глупый верит всякому слову, благоразумный же внимателен к путям
своим. Матфею же, который страдал некоторым излишеством в пище и питье и
стыдился этого, привел слова мудрого и почитаемого им Соломона:

-- Праведник ест до сытости, а чрево беззаконных терпит лишение.

Но и приятное говорил редко, тем самым придавая ему особенную ценность,
а больше молчал, внимательно прислушивался ко всему, что говорится, и думал
о чем-то. Размышляющий Иуда имел, однако, вид неприятный, смешной и в то же
время внушающий страх. Пока двигался его живой и хитрый глаз, Иуда казался
простым и добрым, но когда оба глаза останавливались неподвижно и в странные
бугры и складки собиралась кожа на его выпуклом лбу,-- являлась тягостная
догадка о каких-то совсем особенных мыслях, ворочающихся под этим черепом.
Совсем чужие, совсем особенные, совсем не имеющие языка, они глухим
молчанием тайны окружали размышляющего Искариота, и хотелось, чтобы он
поскорее начал говорить, шевелиться, даже лгать. Ибо сама ложь, сказанная
человеческим языком, казалась правдою и светом перед этим безнадежно-глухим
и неотзывчивым молчанием.

-- Опять задумался. Иуда? -- кричал Петр, своим ясным голосом и лицом
внезапно разрывая глухое молчание Иудиных дум, отгоняя их куда-то в темный
угол.-- О чем ты думаешь?

-- О многом,-- с покойной улыбкой отвечал Искариот. И, заметив,
вероятно, как нехорошо действует на других его молчание, чаще стал удаляться
от учеников и много времени проводил в уединенных прогулках или же забирался
на плоскую кровлю и там тихонько сидел. И уже несколько раз слегка пугался
Фома, наткнувшись неожиданно в темноте на какую-то серую груду, из которой
вдруг высовывались руки и ноги Иуды и слышался его шутливый голос.

Только однажды Иуда как-то особенно резко и странно напомнил прежнего
Иуду, и произошло это как раз во время спора о первенстве в царствии
небесном. В присутствии учителя Петр и Иоанн перекорялись друг с другом,
горячо оспаривая свое место возле Иисуса: перечисляли свои заслуги, мерили
степень своей любви к Иисусу, горячились, кричали, даже бранились
несдержанно, Петр -- весь красный от гнева, рокочущий, Иоанн -- бледный и
тихий, с дрожащими руками и кусающейся речью. Уже непристойным делался их
спор и начал хмуриться учитель, когда Петр взглянул случайно на Иуду и
самодовольно захохотал, взглянул на Иуду Иоанн и также улыбнулся,-- каждый
из них вспомнил, что говорил ему умный Искариот. И, уже предвкушая радость
близкого торжества, они молча и согласно призвали Иуду в судьи, и Петр
закричал:

-- Ну-ка, умный Иуда! Скажи-ка нам, кто будет первый возле Иисуса -- он
или я?

Но Иуда молчал, дышал тяжело и глазами жадно спрашивал о чем-то
спокойно-глубокие глаза Иисуса.

-- Да,-- подтвердил снисходительно Иоанн,-- скажи ты ему, кто будет
первый возле Иисуса.

Не отрывая глаз от Христа. Иуда медленно поднялся и ответил тихо и
важно:

-- Я!

Иисус медленно опустил взоры. И, тихо бия себя в грудь костлявым
пальцем, Искариот повторил торжественно и строго:

-- Я! Я буду возле Иисуса!

И вышел. Пораженные дерзкой выходкой, ученики молчали, и только Петр,
вдруг вспомнив что-то, шепнул Фоме неожиданно тихим голосом:

-- Так вот о чем он думает!.. Ты слышал?

V

Как раз в это время Иуда Искариот совершил первый, решительный шаг к
предательству: тайно посетил первосвященника Анну. Был он встречен очень
сурово, но не смутился этим и потребовал продолжительной беседы с глазу на
глаз. И, оставшись наедине с сухим и суровым стариком, презрительно
смотревшим на него из-под нависших, тяжелых век, рассказал, что он. Иуда,
человек благочестивый и в ученики к Иисусу Назарею вступил с единственной
целью уличить обманщика и предать его в руки закона.

-- А кто он, этот Назарей? -- пренебрежительно спросил Анна, делая вид,
что в первый раз слышит имя Иисуса.

Иуда также сделал вид, что верит странному неведению первосвященника, и
подробно рассказал о проповеди Иисуса и чудесах, ненависти его к фарисеям и
храму, о постоянных нарушениях им закона и, наконец, о желании его
исторгнуть власть из рук церковников и создать свое особенное царство. И так
искусно перемешивал правду с ложью, что внимательно взглянул на него Анна и
лениво сказал:

-- Мало ли в Иудее обманщиков и безумцев?

-- Нет, он опасный человек,-- горячо возразил Иуда,-- он нарушает
закон. И пусть лучше один человек погибнет, чем весь народ.

Анна одобрительно кивнул головою.

-- Но у него, кажется, много учеников?

-- Да, много.

-- И они, вероятно, очень любят его?

-- Да, они говорят, что любят. Очень любят, больше, чем себя.

-- Но если мы захотим взять его, не вступятся ли они? Не поднимут ли
они восстания?

Иуда засмеялся продолжительно и зло:

-- Они? Эти трусливые собаки, которые бегут, как только человек
наклоняется за камнем. Они!

-- Разве они такие дурные? -- холодно спросил Анна.

-- А разве дурные бегают от хороших, а не хорошие от дурных? Хе! Они
хорошие, и поэтому побегут. Они хорошие, и поэтому они спрячутся. Они
хорошие, и поэтому они явятся только тогда, когда Иисуса надо будет класть в
гроб. И они положат его сами, а ты только казни!

-- Но ведь они же любят его? Ты сам сказал.

-- Своего учителя они всегда любят, но больше мертвым, чем живым. Когда
учитель жив, он может спросить у них урок, и тогда им будет плохо. А когда
учитель умирает, они сами становятся учителями, и плохо делается уже другим!
Хе!

Анна проницательно взглянул на предателя, и сухие губы его
сморщились,-- это значило, что Анна улыбается.

-- Ты обижен ими? Я это вижу.

-- Разве может укрыться что-либо от твоей проницательности, мудрый
Анна? Ты проник в самое сердце Иуды. Да. Они обидели бедного Иуду. Они
сказали, что он украл у них три динария,-- как будто Иуда не самый честный
человек в Израиле!

И еще долго говорили они об Иисусе, об учениках его, о гибельном
влиянии его на израильский народ,-- но решительного ответа не дал на этот
раз осторожный и хитрый Анна. Он уж давно следил за Иисусом и на тайных
совещаниях с родственниками и друзьями своими, начальниками и саддукеями уже
давно решил участь пророка из Галилеи. Но он не доверял Иуде, о котором и
раньше слыхал как о дурном и лживом человеке, не доверял его легкомысленным
надеждам на трусость учеников и народа. В свою силу Анна верил, но боялся
кровопролития, боялся грозного бунта, на который так легко шел непокорный и
гневливый народ иерусалимский, боялся, наконец, сурового вмешательства
властей из Рима. Раздутая сопротивлением, оплодотворенная красной кровью
народа, дающей жизнь всему, на что она падет,-- еще сильнее разрастется
ересь и в гибких кольцах своих задушит Анну, и власть, и всех его друзей. И
когда во второй раз постучался к нему Искариот, Анна смутился духом и не
принял его. Но и в третий и в четвертый раз пришел к нему Искариот,
настойчивый, как ветер, который и днем и ночью стучится в запертую дверь и
дышит в скважины ее.

-- Я вижу, что боится чего-то мудрый Анна,-- сказал Иуда, допущенный
наконец к первосвященнику.

-- Я довольно силен, чтобы ничего не бояться,-- надменно ответил Анна,
и Искариот раболепно поклонился, простирая руки.-- Чего ты хочешь?

-- Я хочу предать вам Назарея.

-- Он нам не нужен.

Иуда поклонился и ждал, покорно устремив свой глаз на первосвященника.

-- Ступай.

-- Но я должен прийти опять. Не так ли, почтенный Анна?

-- Тебя не пустят. Ступай.

Но вот и еще раз, и еще раз постучался Иуда из Кариота и был впущен к
престарелому Анне. Сухой и злобный, удрученный мыслями, молча глядел он на
предателя и точно считал волосы на бугроватой голове его. Но молчал и Иуда
-- точно и сам подсчитывал волоски в реденькой седой бородке
первосвященника.

-- Ну? Ты опять здесь? -- надменно бросил, точно плюнул на голову,
раздраженный Анна.