Чтение 6–й страницы книги ~Тишина~

- Циник чертов.

Лавируя между столиками, подошел сухопарый официант, озабоченно махнул
салфеткой по скатерти, сказал с приятностью в голосе:

- Слушаю, товарищи фронтовики...

- Бутылку коньяку - это во-первых... Какой у вас - "старший лейтенант",
"капитан"?

- Есть и "генерал", - ухмыльнулся официант, вынимая книжечку для записи
заказов. - Все сделаем.

- Тащите сюда "генерала". И сочините что-нибудь соответствующее. От
вашей расторопности зависит все дальнейшее.

- Одну минутку. - И официант понесся в проходе среди столиков.

- У меня такое впечатление, что ты целыми днями торчишь в ресторанах, -
сказал Сергей. - Пускаешь пыль в глаза, как миллионер!

- А, гульнем, Сережка, на всю катушку, чтоб дым коромыслом. Не
заслужили, что ли?

- Когда ехал от границы по России, - проговорил Сергей, - почти везде
керосиновые лампы, разрушенные станции, сожженные города - страшно
становилось.

- Мы победили. Сережка, и это главное. Что ж, придется несколько лет
пожить, подтянув ремень.

- Несколько лет?..

Внезапно заиграла музыка, зазвучали скрипки, говоря о печали мерзлых
военных полей. В тени эстрады стояла певица с худеньким, бледным и стертым
лицом, руки подняты к груди.

Я кручину никому не расскажу,

В чистом поле на дорогу упаду.

Буду плакать, буду суженого звать,

Буду слезы на дорогу проливать.

В зале нервно покашливали. "Что это? Кажется, еще и война не
кончилась?" - подумал Сергей, сжатый волнением, видя, как внимательно
вглядывались в эстраду молоденькие младшие лейтенанты и, уставясь в одну
точку, размеренно жевал багровый человек.

- "Буду плакать, буду суженого звать". Ничего гениального. А просто
нервы у нас никуда, - услышал он голос Константина.

Тот разливал коньяк в рюмки, покусывая усики; поставил преувеличенно
твердо бутылку на середину стола.

- Я понял одно: прошли всю войну, сквозь осколки, пули, сквозь все. И
остались живы. Наверно, это счастье, а мы его не ценим. Так, может быть,
сейчас, когда мы, счастливцы, остались живы, она нас подстерегает, глупая
случайность подстерегает. На улице, за углом, на самолете, в какой-нибудь
неожиданной встрече ночью. Остерегайся случайностей. Не летай на самолетах
- бывают аварии. Не рискуй. Только не рискуй. Мы всю войну рисковали.
Только не рискуй по-глупому.

Сергей, нахмурясь, выпил коньяк, сказал:

- Если бы я понял, что должен сейчас делать! На войне я рисковал, и в
этом была цель. Я часто иду по улицам и завидую дворникам, убирающим снег.
Уберет снег во дворе и войдет в свою жарко натопленную комнату, к семье.
Что ж, пойти в институт? В какой? Да мне кажется, я не смогу учиться. Я
завидую людям с профессией, каждому освещенному окну по вечерам. У тебя
бывает такое?

- У меня? - Константин засмеялся. - Ты счастливец. Остался жив. Вся
грудь в орденах. В двадцать два года - капитан. Перед тобой все двери
распахнуты! У меня! - повторил он, хмыкнув. - Я, очевидно, не обладаю тем,
чем обладаешь ты. Мы живы. Разве это не счастье, Сережка? Слушай, ну ее к
дьяволу, болтовню. Пойдем танцевать. Танго. Здесь вперемежку - военные
песни и танго. Выбирай любую, кто понравится. Кого бы мне выбрать на
сегодня?

Константин подтянул спущенный узел галстука, встал, оглядел соседние
столики. Сергей видел его гибкую походку, его небрежную беспечность, когда
он приблизился к какому-то столику, и то, как наклоном головы он смело
пригласил тонкую темноволосую женщину, и она охотно пошла с ним. "Он живет
ясно и просто, - подумал Сергей. - Он понял то, чего не понял я. Да, мы
остались живы, - это, вероятно, счастье. Странно, я об этом не думал даже
после боя. А вот когда нет опасности, мы думаем об этом. Случайность?..
Какая случайность? Ерунда! Вся жизнь впереди, что бы со мной ни было. Мне
только двадцать два..."

И он с острым, пронзительным сквознячком ожидания взглянул на женщин,
которые еще не танцевали.

Девушка в узком сером костюме сидела спиной к эстраде, говорила что-то,
пальцами поглаживая высокую ножку бокала, молодые люди слушали молча,
глядели на ее оживленное лицо.

"Я сейчас приглашу ее"... - подумал Сергей и, когда решительно подошел
к столику, произнес негромко; "Разрешите?" - она повернулась, со вниманием
посмотрела снизу вверх прозрачно-зелеными глазами, спросила удивленным
голосом, обращаясь к молодым людям:

- Вы мне разрешаете?

Они, не отвечая, натянуто вежливо разглядывали Сергея, и он, понимая,
что помешал им, все же сказал самоуверенно:

- Простите, но, думаю, они разрешат.

- Тогда танцуем все, - проговорил один из молодых людей. - Если уж...

- Правда, я плохо танцую, - с улыбкой сказала она Сергею и встала.

Когда она, положив руку ему на плечо, пошла с ним, подчиняясь ему,
слабо прижавшись грудью, задевая его коленями, он удивился условности
людских взаимоотношений, - эти когда-то выдуманные людьми танцы неуловимо
разрушали человеческую разъединенность; он чувствовал ее сильные пальцы,
сжимавшие его руку, будто была она давно знакомой, близкой ему, и вместе с
тем чувствовал некоторую ее и свою неловкость от этих движений близости.
Он видел морщинку на ее лбу, глаза чуть-чуть настороженно смотрели ему на
грудь.

- Странно... - проговорил он.

- Что же странно?

Она вопросительно подняла взгляд. "Может быть, это и есть то, что я
хотел? - подумал он, увидев ее зрачки. - Ничего не надо. Только это.
Только вот так..."

И вдруг все исчезло. Это было мгновение, которое он не уловил. Он
только посмотрел в зал, желтый от дыма, и тотчас же, как от удара,
оборвалась, смолкла музыка, и он словно мгновенно опустился в вязкую
глухоту, чувствуя, как пальцы в его руке шевельнулись, близкий голос
спрашивал о чем-то. Он даже улыбнулся этому голосу, что-то сказал, не
понимая слов, и когда говорил и улыбался, то подумал: "Еще раз
повернуться... возле крайних столиков, посмотреть. Я не мог ошибиться..."

Около крайних столиков он повернулся.

К этим столикам возле колонны шел человек в кителе без погон, белело
при свете люстр холеное полное лицо, гладко зачесанные светлые волосы,
ранние залысины над высоким лбом. Человек этот сел; женская сумочка,
блестя лаком, лежала на краю столика. И Сергея удивило то, что столик этот
был вблизи стола, за которым только что сидели молодые люди, и он раньше
не заметил это знакомое лицо. И сейчас, облокотившись, человек этот,
казалось, в рассеянности подносил папиросу ко рту, следил за танцующими.

Нет, он не мог ошибиться, не мог. Кто это - командир батареи капитан
Уваров? Это он...

"Я сейчас подойду к нему, сейчас все кончится - и я подойду к нему, -
вспышкой мелькнуло у Сергея. - Я подойду к нему..."

- Что вы?

И он очнулся, будто вынырнул из горячей пустоты, ощутил нажатие чужих
пальцев на своем плече, и опять его словно обдуло ветерком - ее смеющийся
голос:

- Вы перестали танцевать. Мы ведь стоим. Это что - новый стиль?

- Да, да... - машинально выговорил он, так же машинально отпустил
девушку, договорил почти беззвучно: - Простите... - И не увидел, а
почувствовал, как кто-то пригласил ее тут же.

Всего пять метров, несколько шагов было до того столика, где сидел
человек с полным белым лицом, было несколько шагов осенней карпатской
грязи, засосавшей орудия, тела убитых, сброшенные в воду лотки со
снарядами. Там среди убитых лежал на станинах раненый лейтенант
Василенко...

Крупная рука этого человека поднесла папиросу ко рту. Потом он,
раздумчиво сдвинув брови, налил в бокал боржом. Не отводя глаз от
танцующих, выпил, медленно вытер губы салфеткой. Помнил ли он сожженную
деревню Жуковцы? Ночь в окружении и страшное серое октябрьское утро в
Карпатах, когда орудия увязли на лугу и немецкие танки расстреливали их?..

Он курил и отхлебывал боржом, лицо исчезало в дыму, маленькая лаковая
сумочка лежала на краю стола рядом с его локтем. Чья это сумка - жены,
знакомой? Она, видимо, танцевала с кем-то.

- Капитан Уваров!..

Сергей не услышал своего голоса, только понял, что сказал это после
того, как человек этот, вскинувшись, двинул локтем по столу, от движения
бокал с боржомом опрокинулся на скатерти.

- А, ч-черт! - выругался он и, перекосив губы, закрыл мокрое пятно
салфеткой. - Что вам? - спросил громко, обтирая сумочку. - В чем дело?

- Не узнаете? - сказал Сергей чересчур спокойно. - Правда, я не в
военной форме. Трудно узнать.

- Подожди... Подожди, что-то я припоминаю... что-то в тебе знакомое...
- заговорил Уваров; голубые его, покрасневшие глаза сверху вниз метнулись
по лицу Сергея, по его груди, и что-то дрогнуло в них. - Капитан
Вохминцев? Ты?! - налитым изумлением голосом воскликнул Уваров, вставая;
раскатисто захохотал, протянул через стол руку. - Ты здесь?
Демобилизовался? Из Германии?..