ступенями спускались к дворику, усыпанному белым песком. Из
песка торчали разные, большие и малые, камни, разбросанные как
попало. На скамьях сидели люди и взирали на камни. Некоторые
присаживались на несколько минут, потом бесшумно уходили -
бесшумно, поскольку обувь снималась у входа в храм.
Переговаривались шепотом, сохраняя тишину. И вообще все
выглядело весьма торжественно, как будто там, на этом песке,
что-то происходило. А там ничего не происходило. Лежали старые
обыкновенные камни, посреди песка. Напротив, замыкая сад,
тянулась земляная стона, крытая черепицей. Все это сооружение
составляло знаменитый Сад камней храма Рёандзи. Тэракура при,
вел нас сюда как бы в заключение, после всех других храмов
Киото; по дороге он рассказывал про Сад камней с благоговением,
готовя нас к чему-то необыкновенному, и теперь он с надеждой
ждал.
камнях. У нас в Новгородщине таких камней завались. Каждую
весну их выкорчевывают, подкапывают, сволакивают на межи,
увозят, а на следующий год вылезают другие. Трактористам от них
форменная беда. Камни мешают. От них никакой пользы, ни
радости, ни красоты. А тут, в Японии, люди сидят и почтительно
взирают на такие же камни, как на какой-то шедевр, словно перед
ними "Джоконда" Леонардо. Добро бы на камнях было бы что-нибудь
изображено, по они даже никак не отделаны, нетронутое естество
природы.
перевел ее нам. Это оказалось стихотворение. Тэракура извинился
за свой перевод, передающий лишь смысл:
отдаленные точки, Затеряны островки с благоухающими вершинами,
Напоминая нам бескрайнюю Вселенную, И наши сердца очищаются от
скверны, И мы можем постичь дух Будды.
малоинтересное для Тэракура, поскольку он принадлежал к другой
секте. Они были старые, эти камни. Пожалуй, они и впрямь
походили на острова, на ту Японию, которую я увидел впервые из
самолета.
что этому путешествию не будет конца, что меня ожидают бог
знает какие приключения, открытия, а вот уже скоро пора
возвращаться, и, хотя я увидел больше, чем ожидал, все равно
ожидание - оно лучше.
хироманткой.
подбивать бабки, а кажется, что все это вступление, самого-то
главного не было. И ведь упрекнуть себя не за что, ни одного
дня не проведено впустую, сколько всякого насмотрелся, где
только не побывал. Чем же я недоволен? Какого "самого главного"
я ждал? А что, если это главное уже было - где-нибудь в
маленьком городке Курасики или на пароме, когда мы с барменом
показывали друг другу фокусы со спичками... Никогда не знаешь,
что потом, впоследствии окажется главным.
наблюдений, казалось, что я уже что-то понял, разобрался, -
ничего подобного: сидя перед этим Садом камней, я чувствовал
себя болваном, невеждой, потому что ни чувств, ни мыслей не
вызывало во мне это зрелище, ничего, кроме досады. Который раз
Япония огорошивала своими загадками.
люди, сидят часами, любуясь, размышляя над этими камнями.
Каждое поколение что-то находит в них.
живописи, непривычной скульптуры, до самого закрытия бродил по
сумрачным залам Национального музея, и так, и этак подбираясь к
нелегкой простоте картин Харунобу и к картинам, сделанным из
одного иероглифа.
есть тут что-то, недоступное мне.
тайн не должно быть. Не должно, и все. Подперев руками голову,
он сидел, наблюдая, будто перед экраном осциллографа, перед
стендом в своей лаборатории. Можно подумать, что с этими
камнями происходило нечто, требующее изучения. По складу ума
Сомову мало установить, что тут ничего нет, что это в лучшем
случае религия, мистика, шаманство, ему все это еще надо
разложить на составляющие, вычислить и доказать. Его натура
требует логических доказательств. Судя по холодному,
насмешливому его лицу, он разрушал этот сад, камня на камне не
оставлял. Бедные японцы, навсегда они лишатся своего
национального сокровища А если он что-то уловил? А что, если
ему тут что-то открылось, а мне нет? С ревнивой ожесточенностью
уставился я на темные камни посреди белого песка, "затерянные
островки" в бескрайней Вселенной. После прочитанных стихов
сравнение стало очевидным, в нем не хватало свежести
поэтического открытия. Еще немного - и можно впасть в дешевое
глубокомыслие. Примерно то самое, о котором писал великий
японский поэт Басе:
"Вот она, наша жизнь!"
японцы. Сам Басе, который принадлежал к секте дзэн, наверное,
тоже бывал в этом саду и видел свое в этих камнях.
Далекие острова.
Всякая мнимость, модное, надуманное давно исчезло бы из жизни
народной. Те же японские трехстишия, поэзия того же Басе не
стареют, продолжают удивлять из века в век, несмотря на всю
свою предельную простоту, а может, именно благодаря простоте.
Чем-то они, конечно, похожи на эти камни: ничего проще,
лаконичнее быть не может.
этом году Он, должно быть, выпал опять.
достаточно, чтобы начался обвал чувств, лавина воспоминаний. И
у меня был тот первый снег, утро, когда мы вышли на крыльцо и
зажмурились от белизны...
средствами. Поэзия для меня вообще магия, а в японской поэзии
секрет действия этих хокку совершенно непонятен. Емкость таких
стихов кажется неисчерпаемой. Ну как, спрашивается, каким
образом они умудряются столько передать тремя строчками,
столько зацепить, вытащить из души? Вот, например, "Вспоминаю
умершего ребенка" Фукуда Тиё:
холодно в доме!
обветшало, все так же щемит сердце, и верится, что пройдет еще
двести лет - и действие этих стихов не изменится. Да я и не
представляю себе, что тут может устареть. Как вообще происходит
старение в искусстве? Геронтологи пока что искусством не
Белоусов Валерий
Перумов Ник
Шилова Юлия
Орловский Гай Юлий
Конан-Дойль Артур
Лондон Джек