одной стороны, дело большое, несомненно важное, а с другой стороны - с какой
стати? Кто смеет требовать от меня моей жизни и... чтобы я сделался
убийцей?.. И... и... я, кажется, скоро совсем перестану понимать, в чем тут
дело!.. Вот, ведь какая штука... что хорошего ни придумаешь, для всего
требуется либо жертва, либо самопожертвование!.. И... и вообще... Я не могу
объяснить всего, но... Когда я начал, то думал, что легко высказаться, а
теперь вижу, что не выходит... Ну, да вы поймете...
круг, в котором желтели стаканы с жидким чаем и тускло блестели ложечки. Над
лампой ходил синий табачный дым, и было трудно дышать в нем. Хотелось
открыть форточку, но почему-то никто не догадывался сделать это. Ларионов
молчал и вопросительно глядел на всех поверх пенсне, и на его круглом потном
лице было написано страдание и недоумение. Дора положила подбородок на
подставленные руки и задумалась, глядя на огонь лампы. Андреев дергал и
крутил усы, а Лиза сидела на кровати и ее не было ни слышно, ни видно. Ей
было до слез жаль Ларионова и хотелось приласкать его как мальчика и
утешить, но она не умела ничего сказать и молчала.
какой-нибудь год... меньше, полгода всего тому назад, ехала же я сюда с
таким восторгом! И, главное, что представляла я себе именно то, что и
нашла... Все это тут и есть: газеты и наука, и сходки, и театры... все то, о
чем я всегда слышала и читала. И вот все-таки, полгода прошло, а у меня в
душе одна пустота и все надоело, опротивело! Так иногда все противно, что я,
кажется, скоро Паше Афанасьеву завидовать начну...
и звон посуды.
каким бедным и невыносимо скучным казалось мне тогда все... Деревня такая
серая, мужики пьяницы, ребятишки глупые... существование мое такое же
серенькое, глупое... А "там", думаю себе, где-то идет жизнь!.. А теперь все
это кажется мне иногда таким милым... до слез!.. И деревня, и лесок
березовый, в который я каждый день от скуки ходила гулять, и ребятишки...
особенно один... мальчуган там был... И не понимаю себя, как это я могла
обнимать березы и плакать от тоски?.. Ну, начинаю думать, может быть, я себе
ошибалась и надо ехать назад, жить, как жила? Нет же!.. Опять становится
скучно... и не то, что скучно, а обидно же: неужели так и прозябать там всю
жизнь?
воображали, когда ехали сюда?.. Чего вам хотелось?
иронией.
Ларионов!
лекции... учиться, заниматься политикой... ну?
хватает.
темных глазах мелькнуло злое выражение. Ей было досадно и неприятно, что
Андреев может думать, что он знает что-то такое, чего не знает она, Дора.
доставляет вам удовольствие, всегда кажется вам ничтожною... в ней вы
томитесь и хотите быть выше себя!
Вы привыкли с раннего детства считать одну жизнь хорошей и гордой, а другую
скверной и ничтожной... Быть писателем, артистом или, положим, политическим
деятелем - это прекрасно, а быть, например, деревенским учителем, мужиком,
рабочим - унизительно...
говорю. Вы ведь порядочные иезуиты: вы всегда готовы преклоняться перед
святым трудом рабочего, учителя, крестьянина и прочее, а если вас завтра
судьба заставит выгребные ямы чистить, каменья да глину драть, ребятишек
сопливых учить азбуке, так вы в такую меланхолию впадете, что вам свет с
овчинку покажется и стыдно будет со знакомым встретиться!.. А почему?..
Потому, что в вас гордости нет, нет любви и уважения к самому себе... Вы не
можете верить в то, что не жизнь красит вас, а вы жизнь! что всякая жизнь
интересна и важна для вас только постольку, поскольку она - ваша!
паяц.
словами и их выражением и сжимая кулак. - Я с детства жил сам, своим трудом
и жизнь видел не в книжках только!.. Я всю жизнь своим горбом хлеб
зарабатывал и привык думать, что для меня я сам - все... что мне все равно,
какое я место занимаю в рядах других людей, черт с ними со всеми, когда мне
сытно и весело!.. И потому я люблю себя и знаю, чего мне нужно... делаю
только то, что мне нравится. А вы пристраиваетесь к чужим взглядам, к чужим
способностям и... сами не знаете, чего вам нужно, что вы можете! Ты вот
рассказывал так: "Я "чуть" в заговор не попал... мне "дали" револьвер!" -
передразнил Андреев. И в заговор вы попадете случайно, потому что другие
попадают, и в жизнь идете только потому, что другие говорят, что это
хорошо!.. Нет, если я в заговор пойду, так потому, что мне это нужно и
приятно будет - мне самому!.. Я тогда и умру без антимонии и другого убью -
не поморщусь!.. Вот!
насмешкой спросил Андреев. - В том-то и горе ваше, что вы дети того времени,
когда человек был так глуп и жалок, что тяготился своей простой и красивой,
жизнью, и думал, что его долг уважать и любить все, что угодно, кроме самого
себя. Эх, вы, путаные люди!.. Путали вы, путали и запутались окончательно...
Чего вы только не придумали, чего только не намудрили над собой!.. Тут у вас
и Христос, и родина, и человечество, и ближний, и дальний... идеализм, и
марксизм, и прочее... С одной стороны, все это прекрасно, а с другой - где
же вы сами?.. Где ваша собственная свободная, индивидуальная жизнь?.. Места
вам как будто бы и не осталось... то есть осталось, но какое... чисто
жертвенное!..
Теперь, по-моему, поворотное время настало... Пройдет десять, двадцать лет -
и вас будут как уродцев рассматривать... Как это, мол, могли жить такие
несамостоятельные, робкие, трусливые людишки!..
заключается это ваше уменье любить себя?
плоти, крови и духа равно!.. Любить свое существование, свое тело, свои
наслаждения, свою самостоятельность, свое настоящее, не фальшивое,
подкрашенное и подстроенное миропонимание... вот!
совершенно не умеет любить себя... он окружает свою жизнь самыми
неестественными условиями, всю жизнь пресмыкается, боится, не видит за
заботами, как бы жить, как все, ни солнца, ни радости общения с природой и
людьми, как людьми... не понимает ничего изящного, красивого; наполняет свое
существование самыми уродливыми, грязными, грубыми деяниями... Он сам не
видит этого, он даже воображает, что любит себя; но вся жизнь его - сплошное
страдание, и смерть у него неудовлетворенная, глупая... Он не умеет любить
себя... как и вы... Вот!
понимаешь сам, так этого не втолкуешь!.. Все равно будешь пичкаться всю
жизнь всякой трухой...
говорят.
назад... к первобытному состоянию!..
Афанасьеве защемило у нее в сердце.
дрожали и искрились отблески фонарей. Черная свободно-мрачная широкая река
шла под мостом и уплывала в черную даль, сливаясь с черным небом. Огромный
темный купол, отражая зарево огней, в невероятном просторе уходил над
головой. Дул с моря упругий сырой ветер и влажною волной ударял в лицо.
Где-то далеко глухо и предостерегающе бухала пушка.
Шилова Юлия
Конюшевский Владислав
Корнев Павел
Володихин Дмитрий
Никитин Юрий
Афанасьев Роман