АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
придумал, что это кладбище кораблей, где стоят шхуны и парусники, а в
маленьких домиках на берегу живут старые моряки... А там, на самом деле,
живут Ханины родственники! Нет, не надо ездить на Матросскую тишину!
Молчание. Гудит поезд.
Таня. А зимою поездов почти не слышно, ты заметил? И осенью, когда
дожди... А летом и особенно весною, по вечерам, они так гудят... Почему это?
Давид. Не знаю.
Таня. А хочется уехать, верно?
Давид. Куда?
Таня. Куда-нибудь. Просто - сесть в поезд и уехать. Чтобы - чай в
стаканах с большими серебряными подстаканниками и сухарями в пакетиках... А
на остановке - яблоки, помидоры, огурцы... И бежать по платформе в тапочках
на босу ногу... А утро раннее-раннее, и холодно чуть-чуть... Будет так?
Давид. Будет. Непременно.
Таня. Я стала очень жадная, Додька! Хочу, чтобы все исполнилось. Все,
что придумала. Самая малая малость. Ничего не желаю уступать. Вот кончим, и
тогда...
Быстро входит сосед Давида - Слава Лебедев. Он коренастый, косолапый, у
него открытое мальчишеское лицо и большие, солидные роговые очки.
Лебедев. Добрый вечер.
Таня. Добрый вечер, Славочка.
Лебедев. Тебе письмо, Давид. (Через стол перебросил Давиду письмо. Сел
на свою кровать, закрыл руками лицо.)
Таня. Что с вами?
Лебедев. Голова болит.
Таня. И вы захворали?! Честное слово, прямо не общежитие, а лазарет!
Давид. Слава, а что в газетах?
Лебедев. Все то же. Продолжаются бои на подступах к Мадриду.
Давид вскрыл конверт, быстро пробежал глазами письмо.
Таня. Откуда?
Давид. Из Тульчина. Целый месяц шло. (Встал, со злостью разорвал
письмо, бросил в пепельницу.)
Таня. Что такое?
Давид. А какого черта он денег не шлет?!
Таня. Кто?
Давид, не отвечая, грустно примостился на подоконнике.
Таня. В общем, я ухожу... Через час вернусь. Хотите, Славочка, я
пирамидона вам принесу?
Лебедев. Спасибо, у меня есть. Большое спасибо.
Таня (наклонилась к Лебедеву). Славочка, вы очень хороший человек!
Правда, правда! И вот что - можно, я вам буду говорить "ты"? (Засмеялась.)
Мальчики, сидите и ждите - я скоро вернусь, и мы что-нибудь вместе
придумаем! (Снова засмеялась, перекружилась на каблуках и исчезла.)
Долгое молчание.
Лебедев. Никто не спрашивал меня?
Давид. Нет, никто.
Лебедев. Голова смертельно болит... А Таня откуда знает? Ты ей сказал?
Давид. Да.
Лебедев. Ну, правильно. Я ведь и не скрываю... Черт, голова как болит!
Весь день нрошатался но городу! Все думал!
Давид. О чем?
Лебедев. Об отце. Ты пойми, ведь я не просто любил его. Я им всегда
гордился. И всегда помнил о нем. Даже на зачете, когда Чайковского играл, -
помнил о нем. О том, что это он научил меня говорить, читать, запускать
змея, переплывать Волгу...
Давид (вспыхнув). Перестань!
Лебедев. Что ты?
Давид (помолчав). Ничего. Извини.
Лебедев. А теперь мне говорят - он враг... Должен я в это верить или не
должен?
Давид. Должен.
Лебедев. Почему?
Давид. Потому, что ты комсомолец...
Лебедев (резко). А я не комсомолец!
Давид (опешил). Что-о?
Лебедев. Меня исключили сегодня. И со стипендии сняли. Вот, брат, какие
дела!
Давид (недоверчиво). Врешь! (Поглядел на Лебедева, сжал кулаки.) Ну,
это уж слишком! Это ерунда, Славка!
Лебедев (взорвался). Да? А что не слишком? На каких весах это меряют,
что слишком, а что не слишком?! (Поморщился.) Черт, как болит голова! А в
общем, Додька, тяжело! Очень тяжело. Из консерватории придется, конечно,
уйти.
Давид. Ты шутишь?
Лебедев (усмехнулся). Разве похоже? Нет, не шучу. У меня в Кинешме
мать, сестренка маленькая - мне помогать им теперь надо... Уйду в
какое-нибудь кино...
Давид. В какое кино?
Лебедев. Ну, в оркестр, который перед сеансами играет... Что я
"Кукарачу", что ли, сыграть не смогу?!
В дверь стучат.
Давид. Кто там?
Входит, прихрамывая, высокий русоголовый человек в гимнастерке и
сапогах. Это секретарь партийного бюро консерватории - Иван Кузьмин
Чернышев. Ему сорок лет, не больше, но и Давиду и Славе Лебедеву он,
разумеется, кажется стариком. У него широкое рябое лицо, добрые близорукие
глаза. В руке у Чернышева полевая сумка, чем-то туго набитая, повидавшая
виды.
Чернышев. Добрый вечер, друзья! К вам можно?
Давид (удивленно и радостно). Иван Кузьмич? Здравствуйте. Конечно
можно. Милости просим.
Лебедев (коротко). Здравствуйте.
Чернышев неторопливо придвигает стул к постели Давида, вытирает платком
лицо.
Чернышев. Жарко. Как здоровье, Давид?
Давид. Температура.
Чернышев (покачал головой). Беда-a! (Улыбнулся.) Поправляйся скорей,
дела есть.
Давид (внимательно поглядел на Чернышева, прищурил глаза). Иван
Кузьмич, это очень хорошо, что вы пришли! Очень хорошо. Я сейчас... Мне
сейчас сказал Лебедев...
Лебедев. Давид, перестань!
Отворяется дверь, и снова появляется Людмила Шутова.
Людмила. Шварц!
Давид (резко). Людмила, к нам сейчас нельзя!
Людмила. Ничего, ничего! Мне можно! Шварц, а какой основной вопрос
стоял на втором съезде?
Давид. До чего же ты мне надоела! Программа партии.
Людмила. Так, нормально. А закурить нет. Славка?
Лебедев. Нет.
Чернышев (с улыбкой). И я не курю.
Людмила. Жалеете! Все у вас, ребята, есть - только совести у вас,
ребята, нет...
Давид. Людмила, уходи!
Людмила. Между прочим, Славка, держи тридцать рублей. Я зимой у тебя
брала. Не помнишь? Держи, держи и не спорь! (Положила руку Лебедеву на
плечо.) И не горюй, Славка! Выше голову!
Мы еще побываем у полюса,
Об какой-нибудь айсберг уколемся,
И добраться, не красные ж девицы,
К мысу Доброй Надежды надеемся!
И, желанье предвидя заранее,
Порезвимся на мысе Желания!..
Давид. Людмила!
Людмила. Поэма не кончена, продолжение в следующем номере... Прощай,
прощай и помни обо мне! (Уходит.)
Молчание.
Страницы: 1 2 3 4 5 [ 6 ] 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
|
|