x x x
окончания курса семинарии был помощником управляющего лесным имением графа
Ол-суфьева, а управляющим был черноморский казак Петро Иванович Усатый, в
40-х годах променявший кубанские плавни на леса севера и одновременно
фамилию Усатый на Мусатов, так, по крайней мере, адресовали ему пись-ма из
барской конторы, между тем как на письмах с Кубани значилось Усатому. Его
отец, запорожец, после разгрома Сечи в 1775 г. Екатериной ушел на Кубань,
где обзавелся семейством и где вырос Петр Иванович, уча-ствовавший в
покорении Кавказа. С Кубани сюда он при-был с женой и малолетней дочкой к
Олсуфьеву, тоже участнику кавказских войн. Отец мой, новгородец с
Бе-лоозера, через год после службы в имении, женился на шестнадцатилетней
дочери его Надежде Петровне.
рыболовы, первые медвежатники на всю округу, в одиночку с рогатиной ходили
на медведя. Дед чуть не саженного роста, сухой, жилистый, носил всегда свою
черкесскую косматую папаху и никогда ника-ких шуб, кроме лисьей,
домоткацкого сукна чамарки и гру-бой свитки, которая была так широка, что ей
можно бы-ло покрыть лошадь с ногами и головой.
по вечерам за работой, причем ма-ма вышивала, а бабушка плела кружева, пели
казачьи песни, а мама иногда читала вслух Пушкина и Лермон-това. Она и сама
писала стихи. У нее была сафьянная тетрадка со стихами, которую после ее
кончины так и не нашли, а при жизни она ее никому не показывала и чи-тала
только, когда мы были втроем. Может быть она со-жгла ее во время болезни? Я
хорошо помню одно из сти-хотворений про звездочку, которая упала с неба и
погиб-ла на земле.
которого, тогда запрещенными, была у отца с семинарских времен. Отец тоже
часто читал нам вслух стихи, а дед, слушая Пушкина, говаривал, что Дмитрий
Самозванец был, действительно, запорожский ка-зак, и на престол его посадили
запорожцы. Это он слы-шал от своих отца и деда и других стариков.
ладонью, -- и скажет:
будучи на турецкой войне, среди кубанцев-пластунов, я слыхал эту
интереснейшую легенду, переходившую у них из поколения в поколение,
подтвер-ждающую пребывание в Сечи Лжедимитрия: когда на ко-ронацию Димитрия,
рассказывали старики-кубанцы, при-были наши запорожцы почетными гостями, то
их распо-ложили возле самого Красного крыльца, откуда выходил царь. Ему
подвели коня, а рядом поставили скамейку, с которой царь, поддерживаемый
боярами, должен был садиться.
своим детям.
руку на холку да прямо, без стремени прыг в седло-- и как врос. И все разом:
войне моего деда, и вспоми-наю я сейчас слова старого казака и привожу их
дослов-но. Впоследствии этот рассказ подтвердил мне знамени-тый кубанец
Степан Кухаренко.
x x x
помню и сейчас до мелочей. Каж-дая буква была с рисунком во всю страницу, и
каждый рисунок изображал непременно разносчика: А (тогда на-писано было
"аз") -- Апельсины. Стоит малый в поддев-ке с лотком апельсинов на голове.
Буки -- торговец бли-нами, Веди -- ветчина, мужик с окороком и т. д. На
не-которых страницах три буквы на одной. Например: У, Ферт, Хер-- изображен
торговец в шляпе гречневиком с корзиной и подпись: "У меня Французские
Хлебы". Далее следуют страницы складов: Буки-Аз-- ба, Веди-Аз-- ва,
Глаголь-Аз -- га. А еще далее нравоучительное изречение вроде следующего:
к ним почтение, а с низшими на-до обходиться особенно кротко и дружелюбно,
ибо ничто так не отвращает от нас других, как грубое обхожде-ние".
картинами. Особенно эффектен дьявол с рогами, копытами и козлиной бородой,
летящий вверх тормашками с горы в преисподнюю.
еще интереснее. У первой буквы А изображен мужик, ведущий на веревке козу и
подпись:
и по желобу течет струей в бочку жидкость. Подписано: "Добро. Деревянное
масло".
ночью, и на переднем плане спит стоя, прислонясь к дереву, огромный слон, с
хобо-том и клыками, как и быть должно слону, а внизу два го-лых негра ручной
пилой подпиливают пальму у корня, а за ними десяток негров с веревками и
крючьями. Под картиной объяснение: "Слово. Слон, величайшее из жи-вотных, но
столь неуклюжее, что не может ложиться и спит стоя, прислонясь к дереву,
отчего и называется слон. Этим пользуются дикие люди, которые подпиливают
де-рево, слон падает и не может встать, тут дикари связы-вают его веревками
и берут".
выгоняет длинной палкой всевозможных животных от верблюда до обезьян.
одеждах мчится, стоя на колес-нице, Илья пророк... Далее берег моря,
наполовину из во-ды высунулся кит, а из его пасти весело вылезает пророк
Иона.
синюю обложку, а вторая -- крас-ную с изображением восходящего солнца.
стихотворения и писать с прописи, тоже нравоучительного содержания.
и Чернышевский учились тоже по этим азбукам.
x x x
переезжать в Вологду, а бабушка и дед не захотели жить в лесу одни и тоже
переехали с нами. У деда были скоплены небольшие средства. Это было за год
до объявления воли во время крепостного права. Кре-стьяне устроили нам
трогательные проводы, потому что дед и отец пользовались особенной любовью.
За все вре-мя управления дедом глухим лесным имением, где даже барского дома
не было, никто не был телесно наказан, никто не был обижен, хотя кругом
свистали розги, и управляющими, особенно из немцев, без очереди сдава-лись
люди в солдаты, а то и в Сибирь ссылались. Здесь в нашу глушь не
показывались даже местные власти, а са-ми помещики ограничивались получением
оброка да съестных припасов и дичи к рождеству, а сами и в глаза не видали
своего имения, в котором дед был полным вла-стелином и, воспитанный волей
казачьей, не признавал крепостного права: жили по-казачьи, запросто и без
чи-нов,
звали Василием Ивановичем. И это я помню только потому, что он бывал
именинник под новый год и в первый раз рождественскую елку я увидел у него.
На лето мы уезжали с матерью и дедом в имение "Све-телки", принадлежащее
Наталии Александровне Назимо-вой.
дружила с нигилистами. "Светел-ки" -- крохотное именьице в домшинских
непроходимых лесах, тянущихся чуть ли не до Белого моря, стояло на берегу
лесной речки Тошни, за которой ютились расколь-ничьи скиты, куда добраться
можно только было по за-тесам, меткам на деревьях.
родственница Разнатовких, родовитых дворян, отец которых был когда-то другом
и сослуживцем Сперанского и занимал важное место в Петербурге. Он за
несколько лет до моего рождения умер, а семья пере-селилась в Вологду, где у
них было имение. Несмотря на родственные связи, все-таки Назимовой пришлось
эмигри-ровать в Швейцарию вместе с доктором Коробовым, жив-шим в Вологде под
строжайшим надзором властей. С тех пор ни она, ни Коробов в Вологде не
бывали. В это время умерла моя бабка, а вскоре затем, когда мне минуло
во-семь лет, и моя мать, после сильной простуды.
уезжали в "Светелки", где я и дед пропадали на охоте, где дичи всякой было
невероятное количество, а подальше, к скитам, медведи, как говорил дед,
пешком ходили. В "Светелках" у нас жил тогда и беглый матрос Китаев, мой
воспитатель, знаменитый охот-ник, друг отца и деда с давних времен.
калибра заграничной фабрики с золотой насечкой, дальнобойное и верное. Отец
получил ружье для меня от Н. Д. Неелова, старика, постоянно жившего в
Вологде в своем большом барском доме, на-искось от нашей квартиры. Я бывал у
него с отцом и хо-рошо помню его кабинет в антресолях с библиотечными