автомобилями и вездеходами наступающих и тыловых немецких частей. Бойцы
устали от многодневной ходьбы по бездорожью, от голода. Некоторых начала
донимать простуда, кашель. Лейтенанта не переставали мучить чирьи по всему
телу. А потом в группе появился раненный в ногу разведчик, который не мог
идти сам, и они по очереди несли его на самодельных, изготовленных из
жердей и плащ-палатки носилках. По этой причине они не могли идти быстро,
но командир не хотел оставлять разведчика. Это был действительно ценный
разведчик, свободно говоривший по-немецки, голубоглазый и светловолосый
атлет по фамилии Фих. Ранило его случайно, когда они днем заскочили в
деревню, чтобы расспросить о дороге и разжиться чем-нибудь из еды, и уже в
самом начале улицы напоролись на немцев. Первого вышедшего из двора немца
капитан свалил ударом ножа в шею. Это оказался офицер, и Волох по старой
привычке разведчика первым делом схватился за его полевую сумку. Но следом
за офицером шли еще двое, один из них выстрелил из пистолета и угодил Фиху
в бедро. Хорошо, Балаенко дал очередь, немец упал, и они все бросились
наутек, подхватив раненого, который после этого выстрела не сделал уже ни
одного шага по земле. Наверное, немецкая пуля повредила у него
какой-нибудь важный нерв, нога обвисла, как плеть. К тому же началось
какое-то осложнение, поднялся жар. Длительные переходы причиняли
неимоверные страдания раненому, повязка все время сбивалась, рана
кровоточила; Фих, сжав зубы, страдал, все больше мрачнел и уходил в себя.
Лиственный лес весь уже стоял обнаженный, лишь корявые низкорослые дубки
продолжали шелестеть на ветру своей сильно пожухлой, но еще по-летнему
густою листвой. Здесь было относительное затишье, дубняк надежно укрывал
их от чужих глаз. Как только остановились, разведчики попадали наземь, с
молчаливой отрешенностью на изможденном лице лежал на носилках Фих. Волох
сидел возле и соломиной задумчиво колупал в зубах. Есть было нечего,
курить тоже. Двое разведчиков ушли на поиски жилья, чтобы раздобыть
какой-нибудь кусок хлеба для раненого.
оставим. Мы тебя вынесем, и все будет ладно. Главное - не падай духом.
заподозрив неладное, у него вынул из кобуры Волох. Теперь всякий разговор
с раненым начинался и кончался его требованием вернуть пистолет.
донести до своих.
вашей совести? Плюньте, капитан...
уговаривал. Их положение не оставляло места иллюзиям, да они и не
нуждались ни в каких иллюзиях. Безнадежность состояния Фиха была очевидной
как для него самого, так и для всех восьмерых в группе, включая старого
его дружка сержанта Рукавицына, всю дорогу выхаживавшего раненого как
только было возможно. Беда, однако, состояла в том, что возможности его
были весьма ограниченны. Фих таял на глазах, и Рукавицын, по существу,
ничем не мог ему пособить. С убитым видом он сидел над товарищем и грязным
платком вытирал холодную испарину с его бледного лба.
ответить. Впрочем, капитан и не ждал ответа, он просто размышлял вслух.
Однако на этот раз долго размышлять ему не пришлось - вернулись двое
разведчиков и сообщили, что деревень нигде нет, а обнаруженная поблизости
сторожка стоит пустая, ничем съестным поживиться там не удалось. Но на
обратном пути разведчики видели, как по дороге в соседний лесок одна за
другой шли груженые немецкие машины, которые быстро там разгружаются и
налегке возвращаются прежней дорогой. По всей видимости, в лесок
перебазируется какой-нибудь крупный немецкий склад.
боеприпасами, горючим, вещевым, инженерным или даже химическим имуществом.
Но могут быть также и с продовольствием. Наверно, вероятность последнего
предположения показалась изголодавшимся бойцам наибольшей, и капитан живо
вскочил на ноги.
овражек, перешли мокроватую луговинку, снова вошли в колючий густой
кустарник, на выходе из которого по команде Волоха все разом замерли.
Сквозь чащу ольшаника было видно, как по ухабистой, разбитой дороге в
редкий сосновый лесок тащились тяжело груженные семитонные "бюссинги",
где-то там они разгружались и скоро бежали вниз, наверно, за новой партией
груза. Капитан сразу сел, где стоял, достал из-за пазухи бинокль.
Разведчики опустили на землю носилки с Фихом.
Проволокой обносят, так, так. А подходы, в общем, хорошие. Вот бы, когда
стемнеет. На-ка, прикинь, - сказал он, передавая бинокль Ивановскому.
Лейтенант, отыскав в голых ветвях прогалину, направил на лес бинокль.
Отчетливо было видно, как там разгружали машины. Работали, кажется,
пленные, в некотором отдалении от них маячили темные фигуры в длинных
шинелях с винтовками в руках. Под высокими редкими соснами на пригорке
вытянулись длинные ряды каких-то громоздких зеленых и желтых ящиков.
Несколько ранее сложенных штабелей были укрыты брезентом.
фейерверк на всю Смоленщину. Рукавицын, у тебя противотанковая граната
цела? Хорошо. А тол ты еще не выбросил, Погребняк? Ракеты надо приготовить
тоже. Пригодятся.
распределил обязанности между горсткой усталых, голодных людей.
Присматривать за раненым поручил сначала двоим, а потом только одному
Рукавицыну. Своим заместителем назначил его, Ивановского. Решили
выступать, как только стемнеет.
Закурить бы теперь, да нечего.
шнуром, подложить под штабель. Часового отвлечь куда-нибудь в сторону. Как
это сделать - Ивановский знал, когда-то учил капитан Волох. Есть несколько
способов. Лучше бы, разумеется, вовсе снять часового, но, если объект
большой, часовых будет несколько, всех не снимешь.
ночи пригорка. В снежной темени вообще не рассмотреть было, где
пригорочек, а где ложбина, он лишь чувствовал это по весу лыж на ногах,
которые то вдруг тяжелели, и появлялась надобность помогать себе палками,
то бежали по снегу охотнее.
компасу. Справа в туманной мгле, то приближаясь к лыжне, то удаляясь от
нее, петляла речушка, которую он узнавал по неровному шнурку кустарника на
берегу. Слева к ней сбегали окончания невысоких пригорков, которые то и
дело приходилось пересекать лыжникам.
затрещали в каких-то сухих бодыльях, и лейтенант поглядел в сторону, чтобы
обойти их. Сзади по одному приближались и останавливались его бойцы.
мог их услышать.
белый, заметный даже в ночи пар валил от его грузной фигуры. Судник
схватил горсть снега и, подпершись палкой, стал жадно есть. Скоро
подъехали Хакимов и Краснокуцкий; еще кто-то спускался по склону.
что, если замыкающий тут, значит, все в сборе, можно двигаться.
Краснокуцкий.
привала опять набирать прежний темп. Важно было выдержать заданную
скорость на протяжении всей ночи, может, даже при надобности увеличить ее.
Он знал: скоро должно появиться второе дыхание, и тогда всем станет
легче...
его упрямо клонился к земле и перед глазами начиналось однообразное
мелькание лыжных носов. Однажды, с усилием оторвав взгляд от снега и
вскинув голову, он обнаружил впереди что-то мрачно-серое, похожее на
высокую стену леса. И в самом деле это был лес - преградив им путь,
тревожно и тягуче шумели на ветру высокие сосны. Ивановский слегка
удивился - на карте в здешних местах не значилось никакого леса, тем более
хвойного; он подумал, что, может, потерял направление, и стал поспешно
сверяться с компасом. Но нет, все было верно, направление он держал, как и
полагалось, точно в двести десять градусов, но почему тогда лес? И как с
ним поступить - пройти насквозь, не меняя маршрута, или обойти? И в какую
сторону обходить?