вечеринка с приятелями, девочки, карты.
Сержи, которыми я не был.
движением.
очередной вопрос.
на ум, когда я думаю о ней. Она как бы... Видите ли, я не обладаю вашим
даром сравнения. Она - пузырек в бокале шампанского.
переносить самого себя. - Говоря это, я улыбался, но потом опять заговорил
серьезным тоном. - Вы не поняли, что я хотел сказать, Тереза. Или я
неудачно выразился - я имею в виду мою жену. Она совсем не легкомысленная
или...
жизнь.
показывать Терезе фотографию жены, но больше ничего не оставалось. На этом
снимке, сделанном в Ибице в июне перед виллой, Ким, совершенно голая, с
длинными черными волосами, ниспадавшими до пояса, стояла спиной к камере
и, обернувшись, улыбалась своей боттичеллиевской улыбкой.
бумажник. В разговоре наступила пауза. Тишина казалась нескончаемой. Я
взглянул на часы и с удивлением обнаружил, что наступил вечер. С
сандвичами я давно покончил. Должно быть, Тереза встала и разожгла огонь,
потому что в очаге потрескивало. Куда-то провалился значительный отрезок
времени, я тряхнул головой.
одно странное ощущение: казалось, тепло идет от нее к огню, а не наоборот.
Но было и еще что-что. Ее мысли. Они как будто возникали в языках огня,
некоторое время витали над ее головой, потом собирались вместе и вдруг
стремительно бросались на меня. "Прижми меня к своей груди", - приказывали
они. Я был в каком-то оцепенении. Казалось, в течение целого часа Тереза
поворачивала ко мне свою голову. Глаза ее поблескивали, и какие-то блики
играли возле губ. Еще один провал во времени. Когда сознание вернулось, я
лежал с Терезой на сене. В голове звенели колокола... Медленно, медленно
ее и мои губы сближались, я пил слюну, у которой был вкус рассветной росы.
Губы Терезы, холодные и мягкие, едва размыкались. Мои ребра начали
неистово вздыматься и опускаться. Резко оторвавшись от Терезы, я вскочил
на ноги, сознавая лишь одно: надо уходить. И как можно скорее.
4
бы стремительнее меня в то утро, когда я поставил машину в гараж под
домом, бросился со своим чемоданом к лифту, бесшумно просунул ключ в
замочную скважину, тихо прикрыл за собой дверь и миновал прихожую. Ким
притягивала меня как магнит на протяжении всего четырехсотмильного пути. Я
хотел застать ее спящей. И получил то, что хотел, - пробуждение Ким. Еще
не проснувшись, она улыбалась, словно человек, стоявший перед ней, был
одним из образов ее сновидений. Она медленно воскресала, переносясь из
одного чудесного мира в другой, столь же восхитительный. Из-под одеяла
появились ее руки. Потом открылись глаза, чтобы тотчас закрыться снова, и
послышался тихий смех - значит, она проснулась.
покой, которого был лишен в течение поглотивших меня последних двух дней.
окончательно, улыбнулась и свернулась калачиком.
рассыпались по подушке.
пальцами над тем, что осталось от ее волос. - Скажи что-нибудь. Это только
вначале шокирует, а потом ты привыкнешь. И они опять вырастут. Так
выглядит гораздо лучше, правда?
десять.
добралась до стула, стоявшего в ногах кровати. Покопавшись в сумке,
лежавшей на стуле, она достала прядь волос, перевязанную черной ниткой.
маленький конвертик, к фотографии Ким.
вернулась на кровать. - Как твои дела?
стрижки.
раскинула руки: - Ну, иди же, разбуди меня.
скорее выложить все на бумагу и забыть.
себя разбитым и обессиленным, но как только сел за машинку, клавиши
застучали, как одержимые. Я опять выдел старую крепость при свете луны,
стога сена в залитой солнцем долине. И девушку, с которой, быть может, был
знаком в прошлой жизни, грустное лицо мэра, стоявшего под лампой в холле
гостиницы, и дорогу, проходившую за сто десять миль, экс-субпрефектуру с
ее ветхими стенами, серый безобразный дом Бонафу, окруженный людьми,
томимыми недугами и надеждой, и смерть, крадущуюся между ними с косой в
руках. Дом, парк и магнитные поля Хьюстона. И хижину. Но тут я
остановился. Я не стал упоминать в своей статье хижину. Пятнадцать страниц
были готовы. Вложив их в большой конверт, я оставил его на полу перед
входом в квартиру, запер дверь и позвонил в газету, чтобы прислали
курьера. После этого я забрался в постель и тотчас погрузился в сон без
сновидений.
поцелуев шея, склонилась надо мной.
Канавы. И уже опаздываем.
светской жизни.
тоном.
парк - как в волшебной сказке.
третьи, желтые как лютик, по-видимому, наилучшим образом подошли к ее
настроению.
сегодня?
горчичного цвета - один из ее сверхмодных костюмов. Новая прическа шла ей;
ее глаза сияли, как у королевы, и прислонившись к двери, она держала свою
сумочку, как скипетр.
Русанов Владислав
Русанов Владислав
Посняков Андрей
Мурич Виктор
Корнев Павел
Афанасьев Роман