Чтение 6–й страницы книги ~Охотник за головами~

Его почему-то особенно разозлили эти фальшивые доллары. Даже больше, чем взорванная машина, в которой он должен был находиться. Мелкие оскорбительные штрихи бывают более важными, чем основные детали картины.

- Ну ничего! - Леня злорадно улыбнулся. - Мы в какой-то степени квиты! Ты заплатил фальшивыми долларами за фальшивый компромат!

И он покосился на потайной ящик своего стола, в котором лежала дискета в полиэтиленовом конверте и ксерокопии листков из папки Аветисова с длинными рядами цифр.

Игра входила в новую стадию, на которой у Маркиза были кое-какие козыри. Во-первых, он знал, против кого играет. Во-вторых, у него остались бумаги и дискета из папки Аветисова...

Аветисов! Вот кто теперь особенно интересовал Леню.

И еще ему очень нужна консультация знающего человека.

Маркиз достал свою потрепанную записную книжку и нашел в ней телефон Рудика Штейнмана.

Каких только людей не было в Лениной записной книжке! Так же, как и роман Пушкина "Евгений Онегин", эту книжку смело можно было назвать энциклопедией русской жизни.

В этой книжке были записаны все люди, которые так или иначе могли пригодиться в трудной и опасной работе, которой Маркиз отдавал все свое время. Здесь были автомеханики и стоматологи, ювелиры и адвокаты, букинисты и граверы Правда, в отличие о г "Евгения Онегина", написанного прекрасным русским языком и доступного (до какой-то степени) каждому школьнику восьмого класса, записи в книжке Маркиза были зашифрованы, чтобы эта "энциклопедия" не стала опасным оружием, случайно попав в руки врага.

В частности, Рудик Штейнман был в этой книжке записан как Роза Ш., студентка Финансово-экономического института.

В действительности Рудик никогда не учился в знаменитом Финэке, он вылетел с третьего курса Политехнического института, но при желании мог бы читать в Финансово-экономическом лекции по целому ряду дисциплин, и на его лекциях яблоку было бы негде упасть.

Рудик был прирожденным финансистом.

Финансовый талант был у него в крови, и именно этот талант послужил в свое время причиной его отчисления из института Рудик фарцевал, причем фарцевал по-крупному. Он не удовлетворялся покупкой двух пар джинсов у гражданина Финляндии и последующей перепродажей их своим однокурсникам - он приобретал и перепродавал целые партии товара и пытался выйти на подпольный рынок валюты. Правда, на этот рынок молодого многообещающего фарцовщика не выпускали более опытные и матерые конкуренты. Эти-то конкуренты и сдали Рудика при очередной хорошо продуманной операции.

Рудик был осторожен и не попался с товаром, поэтому под суд не угодил, отделавшись отчислением, о чем никогда не жалел. Буквально через пару лет то, за что его чуть не посадили, стало официальным и вполне законным занятием, и Рудик из фарцовщика и спекулянта превратился в бизнесмена Правда, кроме безусловного финансового таланта, в крови у Рудика был какой-то удивительный авантюризм, из-за чего он не стал преуспевающим банкиром или владельцем крупной компании, а вертелся где-то на периферии бизнеса, все обо всех зная и оказываясь причастным к самым интересным финансовым проектам, но почему-то практически ничего на них не зарабатывая.

К этому-то человеку изредка обращался Маркиз, если ему нужна была какая-то информация финансового характера или информация о серьезных людях большого бизнеса. Эти частные консультации Леня весьма щедро оплачивал, поэтому Рудик всегда радовался его звонкам.

Вот и теперь Маркиз набрал номер телефона, записанный против имени "Роза Ш.", и, услышав знакомый голос, приветствовал:

- Рудик, волчья сыть, узнаешь?

- Как же, как же! Здравствуй, дорогой, всегда рад тебя слышать!

В голосе Рудика звучала барственная вальяжность и неподдельная радость, вполне понятная, учитывая характер их взаимоотношений.

- Что, мой дорогой, - Рудик сразу взял быка за рога, - как обычно, нужна моя консультация?

- Угадал. Давай встретимся через час - два...

- Не раньше шести, - немедленно поставил Рудик условие, - в "Беременной монахине".

"Беременная монахиня", модный ресторанчик в центре города, в тихом переулке неподалеку от Невского, стал в последнее время популярен среди москвичей, наведывавшихся по делам или для развлечения в Северную столицу. "Для вас, здешних, тут слишком дорого", - высокомерно заявляли московские гости, проходя со своими питерскими знакомыми мимо "монахини". Поэтому Рудик и назначил встречу с Маркизом в этом ресторане, чтобы соединить за его счет приятное с полезным.

В дверях ресторана Маркиза встретила очаровательная юная монахиня в мини-рясе и проводила к столику, где уже дожидался Рудик, со своей обычной барственной невозмутимостью потягивавший абсент.

- Здравствуй, мой дорогой! Давненько не виделись! - Рудик наклонил голову набок, разглядывая старого знакомого. - Забурел, забурел! Европа накладывает свой отпечаток! А здесь мило, - и Рудик с симпатией покосился на "монахиню", - вот девушка нам сейчас посоветует, что сегодня удалось их повару.

- Рекомендую карпаччо из телятины, - прощебетала "сестрица".

- Карпаччо так карпаччо, - согласился Маркиз и сделал заказ, чтобы поскорее отослать официантку.

Как только они остались с Рудиком наедине, Леня наклонился к нему и негромко проговорил:

- Расскажи-ка мне, братец, все, что ты знаешь про Богомолова. Про Сергея Никитича Богомолова.

Рудик поперхнулся абсентом.

- Ну ты даешь, - проговорил он, когда ему наконец удалось откашляться и восстановить дыхание, - ты, дорогой, умудрился испортить мне аппетит, а это, уверяю тебя, непросто. Знал бы, кто тебя интересует - отказался бы от встречи под каким-нибудь благовидным предлогом...

- Что, это настолько серьезно?

- Серьезнее, дорогой мой, не бывает!

Рудик покосился на официантку, которая подошла к их столику, и замолчал. Девушка расставила тарелки, вопросительно взглянула на клиентов и, правильно оценив недовольный взгляд Рудика, удалилась.

- Богомолов прет как танк, прибирая к рукам массу собственности в городе, - начал Рудик, - при этом не гнушается самыми гангстерскими методами...

- Это я уже заметил, - вставил Маркиз, вспомнив машину, взорванную на тихой аллее Крестовского острова.

Рудик посмотрел на него внимательно и, негромко кашлянув, продолжил:

- Конечно, его усилением очень многие недовольны, и в городских верхах идет сейчас настоящая война.

- Война за передел сфер влияния? - заинтересованно осведомился Маркиз.

- Ну да, конечно.

- И кто, на твой просвещенный взгляд, возглавляет противодействующую Богомолову группировку?

Рудик на некоторое время задумался, опасливо огляделся по сторонам и, убедившись, что его никто, кроме Маркиза, не слышит, проговорил вполголоса:

- Никитенко Вилен Иванович Никитенко.

- Это еще что за фрукт?

- Это, дорогой мой, человек старого закала! - Рудик откинулся на спинку стула и начал по своему обыкновению вещать, как будто находился на университетской кафедре перед аудиторией, полной хорошеньких студенток. - Это, дорогой мой, один из последних представителей советской экономической школы. Если, конечно, считать, что такая школа существовала.

А если говорить проще - это старый злобный хищник, успевший урвать хороший кусок от обкомовского пирога и, в отличие от большинства своих коллег, не пустивший все по ветру. Человек злой, жесткий, властный. Конечно, ему очень не нравится, что Богомолов подгребает собственность под себя. С его точки зрения, Сергей Богомолов - наглый молодой выскочка...

- Короче, если бы кто-то имел компромат на Богомолова, наиболее действенным вариантом было бы подбросить этот компромат Никитенко?

- В общем, да, - Рудик смотрел на Леню с нескрываемым и опасливым интересом, с каким смотрят на человека, собирающегося прыгнуть в пропасть без парашюта или сыграть в "русскую рулетку", - но должен тебя предупредить, это такая опасная игра! По моему мнению, куда безопаснее почесать за ухом тигра-людоеда.

- А скажи-ка мне, что тебе говорит такая фамилия - Аветисов?

- Аветисов? - недоуменно повторил Рудик и надолго задумался, - ничего не говорит.

А кто это такой?

- Николай Афанасьевич Аветисов. Может он иметь какое-то отношение к Богомолову?

Как-то с ним пересекаться - допустим, какие-то общие дела в недавнем прошлом?

- Ну, ты слишком многого от меня хочешь! - протянул Рудик, ковыряясь вилкой в карпаччо, - может, и пересекался - но, во всяком случае, это вряд ли заметный человек, всех людей высокого уровня я знаю... Девчонка не соврала...

- Какая девчонка? - удивленно переспросил Маркиз, - о чем ты говоришь?

- Официантка, - как ни в чем не бывало пояснил Рудик, показав глазами на маячившую невдалеке "монахиню", - карпаччо у них сегодня действительно удачное, телятина просто тает во рту.

- Быстро ты темы меняешь! - нервно усмехнулся Маркиз.

- А по поводу нашей темы, - Рудик снова склонил голову к плечу и посмотрел на Маркиза странным долгим взглядом, - будь осторожнее, мой дорогой, это очень опасные люди и очень опасные дела... А я хочу, чтобы ты еще не раз угощал меня таким замечательным карпаччо.. Впрочем, я тебя знаю как человека умного и удачливого, так что, может быть, у тебя все получится... А тогда... - Рудик на несколько долгих секунд погрузился в размышления и наконец вполголоса проговорил, ни к кому не обращаясь, - а тогда нужно срочно продавать акции "Петроинвеста"...

* * *

- Ольги, конечно, как всегда, нет, - Лиза Штукина, стареющая травести, обреченная до пенсии играть шаловливых мальчишек, энергичных бойскаутов и чахоточных племянников главной героини, склонилась к самому уху своей сердечной подруги Гаяне Айвазян, темпераментной и роковой актрисы второго плана. Лиза дружила с Гаяне последние два месяца. Причиной этой внезапной дружбы стало появление в театре Ольги Чижовой - именно такие имя и фамилия стояли в паспорте у Лолы. Новая актриса, которой явно благоволил главный режиссер, или просто - Главный, да к тому же еще одаренная природной красотой и каждый день меняющая дорогие шикарные тряпки, поминая к месту и не к месту какого-то мифического богатого и влиятельного "спонсора", не могла не вызвать настоящую бурю ненависти в маленьком тихом болоте, каким был этот второразрядный театр. Как некрасивые девочки в пионерлагере, Лиза и Гаяне подружились "против" Ольги, мгновенно позабыв все свои прежние нешуточные ссоры и смертельные обиды друг на друга. Ольгу они называли за глаза в лучшем случае содержанкой; другие прозвища были куда хуже, вплоть до совершенно непечатных.

- Конечно, нет! - Гаяне вспыхнула, мгновенно заводясь с пол-оборота, - некоторым все можно! Если бы мы с тобой, Лизанька, не пришли на репетицию - представляешь себе, какой скандал закатил бы наш Великий и Ужасный!

- Айвазян! Штукина! - прикрикнул на подруг главный режиссер. - Мы вам не мешаем выяснять отношения? А то можем перенести репетицию в другое помещение, а сцену оставить в вашем распоряжении!

- Извините, Олег Игоревич! - пропищала Лиза Штукина своим звонким пионерским голосом.

- Свиристицкая, повтори сцену с самого начала. Ты выходишь из-за левой кулисы, поворачиваешься к залу и говоришь...

Что должна сказать героиня, осталось неизвестным, потому что в этот самый момент из-за правой кулисы вышла уборщица тетя Клава с таким выражением лица, что Главный застыл в немом восхищении и всерьез подумал, не пропадает ли в уборщице великая драматическая актриса.

- Там... - едва слышно проговорила тетя Клава, показывая рукой куда-то назад и дико тараща глаза.

- Немедленно очистить сцену! - завопила помощник режиссера Лютикова, устремившись наперерез тете Клаве, - черт знает что творится! Вы понимаете, что идет репетиция!

- Репетипитиция! - передразнила Лютикову уборщица, - какая еще репетиция!

Там.., там...

- Да что там такое? - тоном страдающего непризнанного гения воскликнул Олег Игоревич.

- Там... Валерию Борисовну убили! - выговорила наконец тетя Клава распиравшую ее поразительную новость.

- Как? Что? Не может быть! - загалдели все в один голос и бросились толпой к неожиданно прославившейся тете Клаве. Репетиция была окончательно и бесповоротно сорвана.

Сплоченный театральный коллектив во главе с уборщицей, переживавшей свой звездный час, дружно шествовал по полутемным переходам и коридорам таинственного закулисного мира. Чуть не бегом миновали тесные актерские гримуборные, поднялись по узкой винтовой лестнице и вышли на узкий балкончик, с которого обычно перед новым спектаклем осматривали разложенные на полу декорации. На балкончике было явно мало места для всех любопытствующих, задние давили на передних, прижимали их к шатким неустойчивым перилам.

- Ну что, ну что там? - жадно спрашивала Лиза Штукина, пытаясь разглядеть что-нибудь через плечи и спины коллег и горько сетуя в душе на свой пионерский рост, - что там, что-нибудь видно?

- Видно, - односложно ответил ей мрачный пожилой комик Задунайский, и, с трудом переведя дыхание, пропустил вперед неугомонную травести.

Лиза, активно работая локтями, пробилась в первые ряды и замерла, пораженная увиденным.

Внизу, у ног потрясенной театральной общественности, на той площадке, где обычно художник раскладывал неоконченные или вполне готовые декорации и фрагменты оформления сцены, лежала в живописной и трагической позе Валерия Борисовна Кликунец, театральный завсегдатай и спонсор, постоянная посетительница репетиций и прогонов, свой человек за кулисами.

Холеное, надменное лицо Валерии Борисовны было искажено гримасой скорее презрительного высокомерного недоумения, нежели страха. То, что она была мертва, не вызывало ни малейшего сомнения - об этом ясно говорили широко открытые безжизненные глаза, а еще яснее - длинная шпага, вонзенная в горло, прямо под подбородок, и приколовшая мертвую женщину к дощатому полу, как булавка прикалывает жука к донышку коробки в коллекции энтомолога. Шпага казалась театральной, бутафорской, но горло женщины было пронзено всерьез, и совершенно всерьез вокруг нее на полу расплылась огромная лужа темной крови.

Довершал эту картину букет темно-красных роз, брошенный на грудь Валерии Борисовны.

Лиза Штукина, не отрываясь, глядела на эту поразительную мизансцену, созданную неизвестным, но весьма одаренным режиссером - мизансцену восхитительную и ужасную. Почему-то она обратила внимание на запах - сложную смесь типично театрального запаха краски и пыли, тонкого аромата роз и едва ощутимого, сладковатого и тлетворного запаха крови.

- Всем возвратиться на репетицию! - громко скомандовал Олег Игоревич, вспомнив о своей руководящей роли. - Ни к чему не прикасаться! Тело не трогать! В первую очередь это касается вас, Клавдия Никаноровна! - повернулся он к уборщице, и, убедившись, что его указания неукоснительно выполняются, достал мобильный телефон и набрал номер милиции.

Вернувшись на сцену, Лиза Штукина увидела стерву, заразу, содержанку - то есть Ольгу Чижову собственной персоной. Ольга удивленно оглядывалась, пытаясь понять, куда подевались все ее коллеги.

- А что случилось? - спросила она у появившихся из-за кулис актеров, - ренегицию что, отложили?

- Вас ждали, милочка! - с непередаваемым сарказмом сообщила опоздавшей примадонне Гаяне. - Олег Игоревич так и сказал: пока нет нашей звезды, репетицию не начинать - Между прочим, - горячо зашептала на ухо Гаяне раскрасневшаяся от эмоций Лиза, - ее здесь не было!

- Что значит, не было? - переспросила незадачливая подруга. - Когда не было? Кого не было?

- Примадонны нашей не было! Здесь не было, на репетиции!

- Ну, не было, - до Гаяне по-прежнему не доходило, - и что с того? Главный знал, что ее нет на репетиции.

- Ее не было на репетиции во время убийства! Мы все были здесь, значит, у нас есть алиби, а у нее алиби нет!

- Правда - глаза Гаяне зажглись горячим охотничьим азартом, и она решительно направилась к Ольге.

- Милочка! - начала она, поравнявшись со своей жертвой. - Вы ведь, кажется, не ладили с Валерией Борисовной? Постоянно жаловались, что она вам прохода не дает?

- Мы с Валерией Борисовной как-нибудь сами разберемся, - отшила коллегу наглая примадонна.

- Не разберетесь, - мстительно прошипела Гаяне, - Валерию Борисовну только что убили.

- Вот как? - только и смогла вымолвить Лола. - Что это вы обе несете? Совсем от зависти помешались?

- В данном случае они говорят правду, - вмешался комик Задунайский, - Валерию Борисовну действительно только что нашли убитой - там... - он неопределенно махнул рукой в сторону служебных помещений.

- Чушь какая! - нервно воскликнула Лола. - Кому это, интересно, понадобилось ее убивать?

- Вам лучше знать, милочка, - елейным тоном заговорила Штукина, - ведь это у вас с ней были какие-то особые отношения... Ведь это вам она пела дифирамбы и не давала проходу! Подарки дарила.., вы сами жаловались.

- Я вовсе никому не жаловалась, - с металлом в голосе произнесла Лола, - уж вы-то последний человек, с кем бы я стала обсуждать свои, как вы изволили выразиться, особые отношения с мадам Кликунец. Другое дело, что вы бесконечно подслушиваете под чужими дверями, а потом сладострастно разносите по театру сплетни, причем нагло искажаете информацию.

- Ты с кем это говоришь в таком тоне? - взвизгнула Штукина, а рослая Гаяне придвинулась поближе, чтобы защитить свою мелкую подругу.

Но Лола ничуть не испугалась, она, наоборот, еще больше разозлилась.

- Шныряешь везде, как помойная крыса, а потом закладываешь всех, как... Павлик Морозов!

- Я? - возмущенно заорала Штукина. - Я - Павлик Морозов?

- Эта роль просто создана для тебя! - подтвердила Лола.

- Прекратите, вы, обе! - приказал появившийся Главный. - Совесть имели бы!

Там человека убили, а они грызутся! Помолчали бы!

- Вы правы, - Лола резко сбавила тон, - извините меня, Олег Игоревич. Я выйду, покурю...

- Убийцу всегда тянет на место своего преступления! - прошипела ей вслед Штукина трагическим полушепотом, но, наткнувшись на злобный взгляд Главного, осеклась на полуслове и даже закашлялась.

"Что происходит? - думала Лола, а ноги в это время сами несли ее в то злополучное место, где лежал труп Валерии Борисовны Кликунец, - кому понадобилось убивать эту нетрадиционную мадам?"

Она вспомнила, как воскликнула недавно в сердцах, что так бы и убила эту стерву приставучую, имея в виду доставшую ее Валерию, но, во-первых, на самом деле Лола так вовсе не думала. Не настолько уж мешала ей Валерия, чтобы ее действительно убивать! А чего не скажет человек в сердцах!

И, во-вторых, сказала она это в приватном разговоре с Леней Маркизом, так что в театре про это никто не мог знать. Но факт остается фактом: единственный человек в театре, которому Валерия мешала жить - это она, Лола.

И уж милиция-то узнает об этом факте в первую очередь, дорогие коллеги позаботятся.

Лола не знала, каким образом была убита мадам Кликунец.

"Я слишком много лишнего наболтала, - грустно констатировала она, - вместо того, чтобы ставить на место стерву Лизку, нужно было расспросить у остальных, в каком виде нашли Валерию Борисовну. Но, раз эти две гиены местного разлива так на меня набросились, то следует сразу же исключить предположение о несчастном случае. Вряд ли Валерия свалилась в люк и сломала себе шею или нечаянно задушила сама себя театральным занавесом".

"Если это убийство, то обязательно будет следствие, - : текли дальше безрадостные мысли, - понаедет сейчас милиции, будут расспрашивать. И что им говорить? Кто я такая? Придется давать свой домашний адрес, всплывет присутствие Леньки. Вот уж кто обрадуется, когда попадет в поле зрения милиции! Кстати, а какие у него отношения с правоохранительными органами? Были уже у него трения или нет? Он ничего не рассказывал..."

Вспомнив про Маркиза, Лола даже остановилась на месте. Ведь Ленька обещал ей разобраться с Валерией! Неужели это он постарался? Но нет, Маркиз ненавидит насилие во всех его проявлениях, уж Лоле-то это отлично известно. И потом такое решение вопроса вовсе не в Ленькином духе. Он придумал бы что-то более остроумное. И самое главное - Лола знала, что Маркизу в последнее время некогда было заниматься ничьими делами, кроме своих собственных. Стало быть, это кто-то посторонний подсуропил убийство. А у Лолы теперь будут неприятности.

Неприятности эти возникли в театре в образе бригады ментов самого грозного вида. Когда Лола подошла к винтовой лестнице, намереваясь подняться и на всякий случай взглянуть на убитую - мало ли как там дело повернется, лишняя информация никогда не помешает - ее остановил молодой парень в милицейской форме, сказав, что наверх нельзя и что шла бы Лола к остальным артистам, с них сейчас будут снимать показания. И желательно документики представить для ознакомления.

"Начинается!" - встревожено подумала Лола.

По дороге к остальным она уединилась в уголке, чтобы позвонить Маркизу. Следовало предупредить его о случившемся в театре. По домашнему телефону никто не брал трубку, мобильник сообщил мелодичным женским голосом, что аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия.

Лола выругалась вполголоса и спрятала трубку в сумочку.

Труппа испуганно сбилась на сцене в стадо и молча ожидала снятия показаний, как овцы ждут сезонной стрижки или чего-нибудь похуже.

- Вы что тут делаете? - раздался голос откуда-то сверху над Лолой и рядом остановились ботинки размера приблизительно сорок пятого, а может и больше, если больший размер обуви бывает.

Она подняла глаза и где-то далеко наверху увидела кудрявую голову.

- Вот, покурить хотела.., разве нельзя?

- Вы кто? - он глядел поверх Лолиной головы на афишу "Двенадцатой ночи", висевшую на стене. - Вы...

- Ольга Чижова, я играю в этой пьесе Виолу.

Она тут же рассердилась на себя: для чего ему знать ее роли, он, небось, и Шекспира никогда не читал!

- Капитан Сойка, - представился кудрявый великан, - пройдите, пожалуйста, к остальным, мешаете работать.

Лола вздохнула и полезла на сцену.

- Шурик! - прогрохотал над головой капитан. - Давай сюда уборщицу!

На сцене мигом нарисовался такой маленький, подвижный коренастый тип. Уверенно и твердо ставя чуть косолапые ноги, он проворно вклинился между артистами, отделил от них тетю Клаву, как умная кавказская овчарка отделяет от отары нужную овцу, и повел на заклание - то есть на снятие показаний. Тетя Клава, впрочем, не в пример овце, шла довольно бойко и победно оглядывалась на остальных - вот ведь, какая ей выпала честь, раньше Главного вызвали!

- Олег Игоревич! - взмолилась Лола. - Можно, я здесь покурю?

- Пожарника удар хватит! - поморщился Главный. - Ай, ладно, все равно репетиция полетела к чертям собачьим! Давай!

Они отошли в сторонку и дружно закурили. Лола вполголоса поинтересовалась, в каком виде нашли Валерию Борисовну и что подумал об этом коллектив.

- В общем, хорошего мало, - закончил Главный, кратко обрисовав ей ситуацию, - , от милиции добра не жди, привяжутся теперь...

Вернулась тетя Клава и вызвали на ковер Лизавету Штукину. Она театрально прижала руки к груди и шагнула вперед, оглянувшись на Лолу.

Та не утерпела и скорчила Штукиной страшную рожу. Штукина в ответ поджала губы и одарила Лолу мстительным взглядом вечной ябеды.

"Все ясно, - вздохнула Лола, - сейчас она сообщит ментам все - что было и чего не было. Здорово я влипла. И какого черта вообще понесло меня в этот театр? И Маркиз был против..."

Она тут же возразила самой себе, что театр - это ее подлинное призвание, что она создана для сцены - словом, произнесла мысленно все те красивые слова, которые не раз приводила Маркизу в качестве аргументов. Но сегодня они что-то плохо работали. Лола решила, что она слишком расстроена и что сейчас нужно думать, как конкретно выбраться из сложившейся ситуации.

* * *

- Вы не думайте, я вам честно скажу! - тараторила Штукина своим мажорным пионерским голосом, захлебываясь словами и брызгая на капитана слюной. - Все, буквально все в театре знали, что у Ольги Чижовой с покойной Валерией Борисовной были свои особые отношения!

- Какие это такие особые отношения? - огромный капитан Сойка чуть заметно поморщился.

- Ну, вы же понимаете, - Штукина сощурила глаза и поджала губы.

- Не понимаю, - капитан сделал каменное выражение лица, - что конкретно вы имеете в виду?

- Ну, Валерия Борисовна.., она.., как бы это выразиться.., часто одаривала своим вниманием некоторых актрис...

- Кого именно?

- Ну, говорили, что многих.., но ведь никто же не признается.., в общем, она старалась приблизить к себе хорошеньких молодых женщин...

Штукина замолчала, а капитан Сойка тут же подумал, что, насколько он мог заметить, молодая и красивая актриса была в театре только одна - та самая Ольга Чижова. Так что выбор у покойной мадам Кликунец был небольшой.