Чтение 6–й страницы книги ~Три мужа и ротвейлер~

- Что с вами? - требовательно произнесла я. - Вам плохо оттого, что лифт резко поднимается?

- Нет-нет, я раньше никогда такого не чувствовал.

- Давно это у вас? - не удержалась я.

- Нет.., несколько дней всего.

- Возможно, следует обратиться к Врачу, - неуверенно проговорила я.

- Что я скажу врачу, если ничего не помню? - Голос его звучал рассерженно. - Я прихожу домой, ужинаю, занимаюсь своими делами, а потом вдруг оказывается, что вещи не на тех местах, где я привык их видеть, а я не помню; когда их перекладывал.

Это ужасно!

"Еще бы, - подумала я. - При его-то немецкой аккуратности действительно ужасно находить вещи не на своих местах".

- Ужасно не осознавать себя, хотя бы и короткое время! - продолжал Эрик. - И некому сказать, что со мной не так.

Тут он понял, что говорит лишнее, во всяком случае такое поведение было для него совершенно нехарактерно, уж настолько-то я его успела узнать.

- Слушайте, вы уж либо зайдите, либо..., - раздраженно прервала я его, потому что номер проклятого синего "форда" ускользал из головы, пока я тут точила лясы с слегка сбрендившим белобрысым соседом.

- Я пойду, простите. - Он бросился вверх по лестнице, перескакивая через ступеньку.

Черт, как неудобно получилось, человек ко мне со своей болью, а я...

Номер синего "форда" я, разумеется, забыла, но позвонила Неониле по горячим следам.

- Слушай, не удивляйся, назови мне итальянского актера, какого вспомнишь.

- Челентано, - немедленно отозвалась она мечтательным голосом, - я его обожаю.

- Не то, - отрубила я, - давай дальше.

Старого какого-нибудь, пятидесятых годов.

- Ты считаешь меня такой старой, что я должна их помнить? - обиделась Неонила. - Ну, Франко Неро...

- Ты бы еще Мастрояни назвала! - возмутилась я. - Франко Неро я и сама знаю, он не подходит.

- А кто тебе нужен-то?

- Такой, волосы кудрявые, глаза темные, яркие, нос...

- Да они все такие!

- Челентано - лысый, - возразила я.

- Тогда - Альберто Сорди!

- Он же с бородой!

- Ну уж я и не знаю, - честно пыталась вспомнить Неонила, - вот разве что еще Волонте...

- Кто-кто?

- Джан Мария Волонте, итальянский актер, очень выразительный и эмоциональный. Ты же помнишь - "Золотая пуля", он там такой мексиканский, весь на лошади...

Это фильм у нас в прокате шел.., давно правда. Ах ну да, ты же тогда еще в ясли ходила, - не удержалась Неонила.

Я молчала. Джан Мария Волонте... Дж. М. из тетрадки Валентина Сергеевича. Значит, старик соображал весьма прилично, все указал точно. За рулем синего "форда" был человек, похожий на актера Волонте. Все сходится!

Мне следовало подумать над тетрадкой, но Гораций напомнил о себе.

После прогулки я заметила силуэт Эрика на шестом этаже и усовестилась. Нахамила человеку ни за что ни про что. И я решила зайти к нему извиниться.

Звонок на его двери я нажала, сделав значительное усилие - неудобно все же без приглашения врываться в чужую квартиру.

Он открыл дверь в домашнем, но все равно дико аккуратный, и выжидательно уставился на меня. Я решила разобраться быстро с извинениями и отправляться восвояси, потому что тетрадка Валентина. Сергеевича призывала меня к себе.

- Простите меня за то, что нахамила вам в лифте, - скороговоркой пробормотала я, - мне очень неудобно. Вообще-то я с малознакомыми людьми такого себе не позволяю...

- Значит, вы считаете, что мы знакомы достаточно близко, раз позволили себе... - улыбнулся он.

- Да нет, - я смутилась, - просто я торопилась, ждала звонка.

- А теперь?

- Что - теперь?

- Теперь вы не торопитесь? Пли опять ждет муж? - Эрик усмехнулся.

Н-да-а, вчера я представила Олега Эрику просто как мужа, ибо если женщина представляет мужа как бывшего, это значит, что она частенько подумывает о будущем. Но четвертое замужество совершенно не входит в мои планы, уж перед собой-то я хитрить не стану! Поэтому я просто сказала Эрику, что муж мне не мешает, живем мы отдельно, он имел случай в этом убедиться. После этого я собралась уходить.

- Постойте, - сказал вдруг Эрик с видом человека, бросающегося в холодную воду; видно было, что ему трудно решиться, но, решившись, он уже пойдет до конца. - Постойте, Лариса. Я хочу вас попросить...

Только, пожалуйста, не думайте, что я выискиваю повод заставить вас задержаться в своей квартире...

Я удивленно на него уставилась.

- Я и не думаю. Чего мне бояться идти в чужую квартиру, я же далеко не девочка...

Видно было, что Эрик необычайно волнуется. Он продолжал:

- Дело в том, что со мной.., происходит что-то странное. Каждый вечер в это время у меня начинает болеть голова. Даже не то, что болеть, скорее, ее чем-то сдавливает и обволакивает.., такое ощущение, что в нее внедряется что-то чужое...

Я вылупила на него глаза и подавила в себе желание кинуться к двери. Он был такой беспокойный, что находиться с ним в одной квартире мне показалось опасным.

Но я опомнилась и постаралась успокоиться. Не буйный же он, в самом деле! В крайнем случае, буду орать.

- Вот и сейчас, - продолжал Эрик, не замечая моих вытаращенных глаз, - начинается то же самое. Это происходит после моего прихода домой, через некоторое время... Потом я прихожу в себя, а на часах уже полвосьмого. Что я делал в течение целого часа, я не представляю. Скорее всего, я просто был без сознания, но в комнате попахивало дымом. Я не понимаю, что со мной происходит... Простите, конечно, это невероятное нахальство с моей стороны, но не могли бы вы.., побыть со мной в течение часа и понаблюдать, что же все-таки со мной происходит?

Я с любопытством смотрела на него.

Страх мой прошел, хоть все это было очень странно. Ясно одно: у него нет ни одного близкого человека, раз с такой деликатной просьбой он обратился ко мне - совершенно посторонней женщине. Хотя.., возможно, он перенес на меня свою симпатию к Валентину Сергеевичу? Естественно, к Валентину-то Сергеевичу он бы обратился обязательно, раз они находились в дружеских отношениях, Валентин Сергеевич вообще умел расположить к себе человека. Но с другой стороны, насколько я знаю, друзей Валентин Сергеевич выбирал осмотрительно. Так что уж если Он проводил время с Эриком, то я смело могу считать последнего порядочным человеком.

Внезапно лицо Эрика залилось краской стыда, и он с несвойственной горячностью произнес:

- Простите, что я предлагаю... Это немыслимо. Может быть, в бессознательном состоянии я становлюсь агрессивен. Как я могу подвергать вас такому риску. Это была явная глупость, - и он отвернулся.

- Глупости! - сердито воскликнула я:

- Это как раз сейчас вы говорите глупости.

Я не верю, что вы можете быть опасны, потому что иначе вы бы ломали вещи, били посуду... Скорее всего, это просто обморок от переутомления. Так что не волнуйтесь.

Я просто посижу с вами, заварю кофе... Или лучше чай - кофе вас еще больше возбудит.

А потом мы с вами этот чай выпьем, и я вам расскажу, что вы спокойно просидели целый час в кресле. Я уверена.

- Правда? - с надеждой спросил Эрик. - Но все же я опасаюсь...

- Никакой опасности нет, я в этом не сомневаюсь, - твердо ответила я.

Честно говоря, в глубине души, я была далеко не так уверена в этом, как старалась показать. Хотя Эрик мне стал симпатичен после того, как я узнала, что он дружил с Валентином Сергеевичем, но кто его знает - не выдумал ли он всю историю... Странные какие-то провалы в памяти. Но с другой стороны, вот мои мужья, например, тоже думают, что у меня крыша не на месте, потому что я целыми днями якобы торчу дома и ничего не делаю, а ведь моему поведению есть самое простое объяснение. Так что я прониклась к Эрику сочувствием и даже состраданием. Кстати, эти качества тоже раньше не входили в список моих достоинств.

Раз уж я дала обещание побыть с Эриком в его квартире, назад ходу не было. Перекрестившись в душе, я вошла в гостиную.

Комната произвела на меня приятное впечатление. Хотя она была достаточно стандартно, точнее "евростандартно" обставлена и отделана, но во всем чувствовался хороший вкус - светло-бежевые стены перекликались с золотисто-коричневыми шторами и обивкой мебели, с мягким коричневым ковром.

Но лицо этой квартире придавали великолепные фотографии, которыми были увешаны стены - фотографии животных, особенно собак. Я увлеклась разглядыванием этих мастерски сделанных снимков и на какое-то время забыла, для чего вообще пришла.

Оглянувшись на Эрика, чтобы спросить, - он ли автор этих снимков, я испугалась.

Эрик стоял посреди комнаты с видом манекена. Лицо его было удивительно бледно и не выражало абсолютно ничего. С живым человеком так не бывает - его лицо всегда выразительно, на нем отражается целый ряд чувств и ощущений, переходящих одно в другое, непрерывно меняющихся.

Лицо Эрика можно было сравнить только с маской. Он стоял совершенно неподвижно в течение, вероятно, минуты или двух, а затем пришел в движение не как нормальный живой человек, а как заводная кукла. Он подошел к письменному столу, сел в кресло, включил компьютер. Я тихонько подкралась к нему сзади и стала наблюдать через плечо.

У меня было странное чувство - быть может, Эрик просто меня разыгрывает? Трудно поверить, что человек может работать за компьютером в бессознательном состоянии, однако его лицо было таким же неживым и лишенным выражениями, движения механическими, как у робота. - Я человек, равнодушный к техническому прогрессу. Нет, разумеется, мне нравятся электрический чайник, кофеварка и стиральная машина "Сименс", я считаю, что они очень облегчают жизнь. Но стремления все время переделывать свою жизнь по-новому, я не испытываю. Например, я не могу понять, как можно ночами проводить время, гуляя по Интернету. Мне возражают, что интернет дает возможность общаться практически с любым человеком земного шара. Но я совершенно не хочу общаться с любым. Что я ему скажу? Привет, меня зовут так-то?

И это называется общение... Но, разумеется, это мое личное мнение, я никому его не навязываю. Так что компьютер я использую как пишущую машинку, чем очень был недоволен в свое время мой третий муж Олег.

Он утверждал, что я уподобляюсь пещерной женщине, которая толчет корешки точными инструментами, похищенными ее мужем с корабля инопланетян, вместо того чтобы использовать эти инструменты по назначению.

На что я отвечала, что пещерной женщине нужно толочь корешки, остальное ее не интересует. Так и мне, нужно печатать переводы, а остальные возможности компьютера меня мало трогают.

Так что в случае с Эриком я могла только определить, что он запустил бухгалтерскую программу. Он сформировал на экране какой-то документ и направил его на печать.

Склонившись на ним, я прочла: "Платежное требование". Эрик взял лист, положил его в пепельницу, щелкнул зажигалкой. Когда листок догорел, он встал и с пепельницей в руке пошел на кухню. Движения его были такими же механическими. Он открыл кран, смыл пепел в раковину и отнес пепельницу обратно на письменный стол. Поставив ее на место, Эрик откинулся в кресле и закрыл глаза.

Я тихонько переступила с ноги на йогу, потому что раньше боялась даже пошевелиться, потом на цыпочках отошла от письменного стола и присела на диван. Минут через десять лицо Эрика порозовело, он потянулся и открыл глаза. В первый момент глаза его были затуманены пеленой, и он улыбнулся мне по-хорошему, как близкий друг или даже не друг, а больше... И только я захотела улыбнуться ему в ответ, потому что невозможно было не ответить на его улыбку, как Эрик, очевидно, окончательно пришел в себя и посмотрел на меня строго.

- Что со мной было? Я спал или был в обмороке?

- Вы что - действительно ничего не помните? - теперь уже я смотрела на него строго и с некоторым недоверием.

Все же у меня в голове до конца не укладывалось, что человек может ходить, действовать, даже работать за компьютером - и при этом не сознавать своих действий и не помнить о них через полчаса.

- Совершенно ничего не помню, - растерянно проговорил Эрик.

Я подробно рассказала, что он делал и как себя вел. Услышав, что он напечатал на компьютере платежное поручение, Эрик нахмурился.

- Совершенно не понимаю, как такое возможно? Может, я бессознательно повторяю те действия, что делаю иногда в течение дня? Но обычно платежки печатаю не, я, а бухгалтер... Особенно странно то, что я потом сжег лист... А вы не запомнили, что там было, в этой платежке?

- Уж извините. Не помню. Я с такими бумагами дела никогда не имела, скажите спасибо, что запомнила вообще, как этот документ называется.

- Да, действительно, я требую невозможного, - мне показалось, что Эрик произнес это предложение снисходительным тоном.

Я тут же разозлилась, такой уж у меня характер. Подумаешь, не разбираюсь я в бухгалтерских документах! Почему надо сразу считать меня неполноценным человеком?

- Видите ли, - начала я неестественно спокойно, - сфера моей деятельности лежит достаточно Далеко от всяческих платежных поручений. Может быть, удобнее всего вам было пригласить своего бухгалтера, она бы сразу определила, что к чему.

- Бухгалтер у меня не она, а он, - ответил Эрик тоже очень спокойно. - А в какой сфере деятельности лежат ваши интересы?

Злость моя прошла, и я рассказала ему про Бельмона. Никому из мужей и вообще из всех знакомых не рассказывала, а ему рассказала. Не представляю, зачем я это сделала.

А потом Эрик рассказал мне, что он - представитель в России одной очень крупной немецкой компании, что хозяин компании - замечательный человек и его, Эрика, друг.

Он немолод, овдовел несколько лет назад и на старости лет, когда до встречи с Богом, как он сам выражается, осталось уже немного времени, решил заняться благотворительностью. Он основал в Германии благотворительный фонд имени Ульриха Майера, а здесь, в России, находится отделение этого фонда, которое он, Эрик, возглавляет.

- А кто такой Ульрих Майер? - вклинилась я.

- Это немецкий врач начала века, крупный онколог.

У меня на языке вертелось множество вопросов, но что-то заставило меня замолчать.

Эрик походил по комнате, выглядел он очень обеспокоенным.

- Послушайте, с моей стороны это полнейшее свинство, но не могли бы вы завтра снова повторить этот эксперимент?

- Что? - Я вскочила на ноги. - Вы не шутите? Вы считаете, что каждый день печатаете одно и то же платежное поручение?

Эрик выглядел смущенным и растерянным, но смотрел твердо:

- Надо выяснить с этим раз и навсегда!

Я внезапно подумала, каких трудов ему стоит обращаться ко мне с такой просьбой, и согласилась.

- Тогда.., вы уж постарайтесь запомнить, что же я там печатаю.., содержание документа. Хотя, конечно, маловероятно, что я в бессознательном состоянии делаю нечто разумное, а тем более - одно и то же. Черт, как некстати все! - Он вскочил на ноги и схватился за голову.

- Неприятности всегда некстати, - осторожно сказала я, - от них не застрахуешься.

- Вы думаете?

- Точно знаю. Так что не мучайте себя бесполезными догадками, давайте лучше пить чай.

* * *

Опять я раскрыла тетрадку Валентина Сергеевича. Так, написано, что синий "форд" следил за ним еще раньше, до аварии. И потом Валентин Сергеевич видел его из окна.

Какая-то преступная группа его преследовала, очень детально описан главарь - длинные волосы, близко посаженные глаза... Не сказано только из-за чего бандитам преследовать приличного человека, академика...

Никогда он ни в каком криминале не был замешан, уж в этом я уверена.

Дальше про маму, это мы сейчас пропустим и вот, единственное предложение, "Им никогда не найти...". Не найти чего?

Все, хватит прятать голову под крыло. Про синий "форд" - все правда, видела я вчера и синий "форд", и таинственного Дж. М. "Дом, который построил Джек" - тоже существует.

Что там дальше в стишке?

"А вот человек одинокий и старый" - был человек, это Валентин Сергеевич; "Который гуляет с псом этим парой", - все верно, гуляли они; "Который совсем не имеет хвоста", - уж это точно, с хвостом у Горация сложно. И ведь Валентин Сергеевич нарочно нарисовал Горация, чтобы у того, кто будет читать тетрадку, не возникли сомнения.

Что там дальше? "Пес по характеру очень неробкий", - это уж хозяин польстил любимому ротвейлеру. "Интересуется желтой ко, робкой, в которой страница, которая в темном чулане хранится, в доме, который построил Джек".

Все ясно и точно указано. Стало быть, завтра идем с Горацием в тот дом. И если в чулане ничего нет, то я выброшу из головы синий "форд" и его итальянского водителя с большим удовольствием!

* * *

Мы с Горацием скорым шагом целеустремленно направлялись к окраине парка, к дому, который построил Джек. Я была предельно собранна, и шла, зорко поглядывая по сторонам. С одной стороны, мне было страшно - а вдруг все опасения Валентина Сергеевича окажутся правдой, и теперь бандиты станут преследовать меня. А с другой - я собиралась влезть хоть и в старый дом, но все же это была чья-то частная собственность, окруженная забором, и если кто-то увидит, то будет неудобно, еще и в милицию попадешь, чего доброго.

Вот он, этот дом. Я прошла вдоль забора.

Дом был явно необитаем, но на крыльце сидела чумазая дворняжка с видом собственницы. Если какая-то бездомная сучка ощенилась в подвале, то она ни за что не подпустит меня к дому, такой лай поднимет. Как-то мне было очень неуютно в такой ранний час в пустынном парке, и я было решила бросить свою затею и повернуть к дому, как вдруг старый греховодник Гораций заметил дворняжку и рванул вдоль забора в поисках дыры. От неожиданности я выпустила поводок, и Гораций просочился в дыру, которую он мигом отыскал в заборе, движимый сексуальным зовом. Старый развратник! Доска держалась на одном ржавом гвозде, так что я тоже пролезла в дыру, не могла же я без боя уступить своего Горация этой грязной потаскухе!

За забором было именно то, что и должно было быть: неимоверно разросшийся бурьян, крапива, репейники, куча всякого мусора, спинка от ржавой железной кровати, ломаные ящики... Сам дом выглядел уныло и заброшенно, хотя и не очень пострадал от бега времени: видимо, выстроен был на совесть. Окна и двери были заколочены досками, крыльцо заросло травой.

Дворняжка, однако, приняла Горация довольно нелюбезно. Она рычала, лаяла и даже пыталась кусаться. Щенков не было слышно, так что я отнесла ее рычанье за счет антипатии к Горацию и очень за него обиделась.

Я даже хотела пообещать ему, что познакомлю с хорошенькой ротвейлершей из соседнего дома, как вдруг дворняжка припустила в парк, и мой охламон потрусил за ней. Никакого чувства собственного достоинства! Я пошла вокруг дома, постоянно подзывая пса.

Дворняга лаяла где-то впереди, но Горациева басистого лая не было слышно, это говорило о том, что он проявил гордость и не побежал за ней. Завернув за угол, я услышала знакомое негромкое ворчание.

- Гораций, волчья сыть! - рассердилась я. - Ты куда это, паршивец, забрался?

Оказалось, он залез в открытое подвальное окошко. Открыв деревянную ставню, я увидела в полутьме его довольную скалящуюся морду. Он подпрыгивал на полу подвала, приглашая меня спуститься к нему и поиграть. Вообще он был очень оживлен, как будто сбросил груз прожитых лет, и у него наступила вторая молодость. Нашел время!

"А вот и коробка, в которой страница, которая в темном чулане хранится, в доме, который построил Джек".

Подвал тоже существует на самом деле, и надо спуститься туда, хотя бы для того, чтобы поймать ротвейлера. Спуститься в подвал можно было по нескольким поставленным друг на друга старым ящикам. Бомж какой-нибудь проторил себе дорожку. Но сейчас в подвале никого нет, иначе Гораций бы учуял.

Осторожно спустившись, я огляделась. Проникавший сквозь оконце скудный свет позволил мне разглядеть небольшое, как ни странно, сухое и достаточно чистое помещение, заставленное пустыми ящиками и коробками. Гораций оглянулся на меня и уверенно полез в угол. У его морды я заметила кусок плотной бежевой плащевой ткани, наброшенный на большой ящик. Эта ткань смутно мне что-то напомнила. Кажется, когда-то у Валентина Сергеевича был такой плащ. Я задержала дыхание и осторожно прошла в угол. Гораций уже тянул ткань на себя. Ящик предстал моим глазам. Это был скорее не ящик, а металлический сундучок, с каким ходят по квартирам всякие умельцы - электрики, сантехники и прочие. Разведя ручки сундучка, я открыла его с быстро бьющимся сердцем. Внутри находился небольшой штатив с пробирками и желтая папка, а в ней - стопка исписанных страниц. Вот и коробка, в которой страница.., и так далее.

Я осторожно открыла папку. В темноте подвала было не разглядеть, что написано на листах, но даже здесь я узнала характерный, как бы летящий с очень энергичным наклоном почерк Валентина Сергеевича. Следовало срочно выбираться отсюда, а пока закрыть сундучок покрепче, что я и сделала. Гораций, разочарованно пыхтя, пошел по подвалу, клацая когтями о каменный пол.

- Пойдем, Гораций! - тревожно позвала я. - Надо возвращаться и поскорее изучить нашу находку.

Выбравшись на свет Божий, я невольно зажмурилась, потому что пока мы с Горацием сидели в подвале, на улице успело выглянуть осеннее солнышко. Поэтому я не расслышала у себя за спиной ехидного покашливания.

- С добрым утром! - произнес мужской голос.

Я повернулась совершенно растерянная и увидела крепенького мужичка в спортивной куртке с капюшоном. Лицо его было мне удивительно знакомо. Еще бы не так, потому что передо мной стоял телефонный мастер Еремеев Юрий Павлович собственной персоной, только выглядел он гораздо более ,опасным. Если бы он пришел ко мне домой измерять сопротивление с таким выражением лица, я бы его в квартиру ни за что не пустила. Но еще сильнее, чем выражение лица, меня взволновал пистолет в его руке.

- Интересно, что же вы нашли в подвале? - задумчиво протянул Еремеев.

Я пока решила называть его так, потому что настоящее имя он вряд ли мне скажет.

- Значит, он спрятал это здесь, а мы-то искали в квартире старого козла.

- Сам ты козел! - выпалила я машинально. - Не смей так называть приличного человека, ты его ногтя не стоишь.

- Ой-ой-ой, какие мы сердитые! - весело пропел Еремеев.

Затем, не сводя с меня глаз и дула пистолета, он достал мобильный телефон, набрал номер и произнес:

- Шеф, я нашел тайник старика. Ящик у меня. Где нахожусь? Это старые дома на краю парка...

Но закончить фразу Еремеев не успел.

Мимо меня пролетело что-то огромное, темное, и Гораций, мой дорогой любимый Гораций, бросился ему на грудь всем своим весом. Еремеев охнул от неожиданности, потерял равновесие и рухнул в подвал. Гораций намылился было за ним, но услышал мой страшный окрик и дисциплинированно подчинился. Он заглянул в темный проем и тут же повернулся ко мне, довольно ухмыляясь своей слюнявой мордой и приглашая меня взглянуть на дело своих лап. Из подвала не доносилось ни звука. И я, движимая любопытством, смешанным со страхом в соотношении три к одному, подкралась к подвальному окну. Вглядевшись в полутьму, я рассмотрела на полу подвала человеческую фигуру. Телефонный мастер лежал, не подавая признаков жизни, и его голова была повернута под таким неестественным углом, что мне стало ясно: он этих самых признаков никогда не подаст. Я жалобно ойкнула и села на первое попавшееся под руку, то есть не под руку, а.., ну, вы меня понимаете. Этим первым оказался железный сундучок Валентина Сергеевича. Гораций подошел, очень довольный собой и лег рядом.

- Гораций, - простонала я, - что ты наделал? Получается, что мы его убили.

Гораций посмотрел на меня укоризненно.

- Да-да, конечно, он сам напрашивался, но все же... А откуда ты так своевременно выскочил? Из подвала есть другой выход?

Гораций не ответил мне ничего определенного.

До дома мы летели как по вражеской территории - постоянно оглядываясь и вздрагивая. Сундучок Валентина Сергеевича жег мне руки, к тому же я боялась, что тот шеф, с которым разговаривал Еремеев, уже едет сюда, и меня перехватят, затолкают в машину и увезут куда-нибудь, а там будут пытать.

У самого дома я сообразила, что пытать им меня ни к чему, поэтому они просто отнимут сундучок, а нас с Горацием убьют. Однако мы никого не встретили.