Чтение 6–й страницы книги ~Охота на гиену~

Огромное помещение с гранитными колоннами и камином. Пропорции лестницы с красивыми коваными перилами были несколько испорчены втиснувшейся внутрь кабиной маленького лифта. Не было вертушки, как обычно в учреждениях, хотя в углу в стеклянной кабинке сидела обычная тетенька и вязала. На прошедшего Сергея она даже не взглянула.

"Дохлое дело, - подумал Сергей. - Кто угодно мог войти, тут народу пропасть, да еще небось и под офисы они помещения сдают".

Он вздохнул и отправился на третий этаж, где находился кабинет покойной Риммы Петровны Точилло. Встретил Сергея профессор Земляникин сам лично. Они пожали друг другу руки, профессор Сергею сразу понравился.

- Вы мне дайте в провожатые кого-нибудь, я тут похожу, определюсь, все посмотрю.

- Зачем же кого-нибудь. Я и сам с удовольствием вам все покажу и на все вопросы отвечу. Я тут без малого сорок лет работаю, всех знаю.

- И с Точилло хорошо знакомы были?

Профессор помрачнел.

- Был знаком долгое время, но чтобы дружить - это нет. Она ни с кем не дружила, такой уж характер был.

Они вошли в кабинет профессора Земляникина и сели к столу. Профессор вздохнул и начал.

- Мне, молодой человек, кстати, как вас по имени?

- Сергей.

- О, еще и тезка, - обрадовался профессор. - Так вот, мне ходить вокруг да около не к лицу. Лет мне много, да и положение все-таки обязывает. И я вам прямо скажу: уж так я рад, что в пятницу вечером все сотрудники вместе ушли в одно время ко мне на юбилей. И Римма Петровна в это время была жива, это точно, потому что все слышали, как она на машинке стучала. Стало быть, с нас со всех подозрение снимается. То есть вы, конечно, можете расспрашивать людей, но все вам то же самое скажут. И еще раз повторяю, что очень я этому рад, то есть не тому, что Римму угробили, а что сотрудники вне подозрений.

- Что, не любили покойницу у вас?

- Не любили, - твердо ответил профессор. - И даже не могу сформулировать, за что конкретно. Ну, конечно, обедать с ней никто не ходил, потому что она в столовой норовила про своих гельминтов рассказывать. А от этого у любого аппетит пропадет.

По той же причине на юбилей ее я не позвал - всем бы праздник испортила. Вы вот на меня смотрите и, вижу, усмехаетесь: ерунду, мол, профессор Земляникин несет. За скверный характер, мол, не убивают. А я про убийство ничего и не знаю. Просто вид у нас никто не станет делать, что расстроены мы.

В коллективе теперь легче дышать станет.

Потому что ее ведь не только не любили, но и боялись. Если, не дай Бог, поссорится с ней кто - обязательно с ним неприятность случится. И вроде бы никак с Риммой эта неприятность не связана, а только обязательно гадость какая-нибудь. Вот, к примеру, случай с Борей с кафедры мериносов, вы его в коридоре встретили, кудрявый такой.

Вызвала его Римма как-то к себе и велела банки с глистами переставлять. А он случайно разбил сосуд с нематодами. Римма раскричалась, тогда Боря тоже ответил ей в том смысле, что сама со своими глистами возись, а его от них тошнит. И что вы думаете? До этого он посылал документы в Штаты на конкурс в университет в Чарльстоне. Была там вакансия, ему уже обещали.., и тут вдруг - сразу же приходит отказ! Или Валентина Холмогорова с кафедры свиноводства. Сделала ей замечание в столовой, так сразу в этот же день, идя домой с работы, сломала ногу. А она женщина крупная, весит много, с трудом перелом зажил, долго в больнице провалялась. Верите, дамы наши считали, что Римма.., ну не то чтобы ведьма, но что-то такое умеет, и на работе в ящике столов держали аметистовые щетки.

- Что еще такое? - удивился Сергей.

- Да вот. - Профессор смущенно протянул ему кусок кристалла. - Когда кристаллы аметиста вот так срастаются в природе, это и называется - аметистовая щетка.

Считается, что это предохраняет от дурного глаза. Лет "пятнадцать назад ездили мы в экспедицию на Алтай, оттуда и привезли.

- Да-да, - рассеянно проговорил Сергей. - Знаете, по некоторым признакам можно думать, что убийца - чужой человек, посторонний.

- А я вам о чем говорю? - обрадовался профессор.

- Но у вас там внизу кто угодно пройдет.

- Да, то есть вечером-то народу немного, может, дежурная и заметит, а днем спокойно можно пройти, - согласился профессор.

- Ладно, - поднялся Сергей, - мне бы еще со сторожем поговорить и с уборщицей.

Кстати, что вы о них мне рассказать можете? Что за люди?

- Васильич в институте немногим меньше меня работает, все его знают.

- А уборщица?

- Анна Давыдовна... Вы знаете, она вообще-то не уборщица. Она раньше на кафедре крупного рогатого скота работала, старшим научным сотрудником. Но вот года два назад несчастье у нее случилось, - профессор поморщился. - Не подумайте, что я сплетни собираю. Просто столько лет в одном котле варимся, все про всех знаю. Так вот, от Анны муж ушел. И она на этой почве даже в больницу попала, в клинику нервную. Долго болела, похудела - одни глаза остались. Раньше-то видная женщина была.

А потом выписали, куда идти? Ей пятьдесят лет, кто возьмет на приличное место? Ставка у нее маленькая была, хоть и кандидат, почти доктор, но сами знаете, какие сейчас в науке заработки. Вот она и попросилась к нам уборщицей. Так ей удобнее - неполный рабочий день, она говорит, что еще где-то подрабатывает. Вы поговорите тут у меня, я выйду. И еще, - он остановился и поглядел Сергею в глаза, - вот как раз у нее-то с Риммой никаких конфликтов не было, никогда. Она женщина безобидная.

Через минуту в дверь заглянула женщина и молча остановилась на пороге, устало опустив руки.

- Садитесь, - кивнул Сергей. - Вы - Анна Давыдовна Соркина?

- Да, - еле слышно ответила она.

На лице женщины, усталом и равнодушном, жили одни глаза. Глаза выделялись, как будто они были совсем не с этого лица.

В них тоже было страдание, но они были живыми. Сергей задумался - где он видел такие глаза. И только под конец беседы вспомнил, что глаза эти он видел в Русском музее на картине художника Александра Иванова "Явление Христа народу", когда был там много лет назад на экскурсии в восьмом классе.

Женщина села и ответила на все его вопросы спокойно и подробно, ничуть не смущаясь. Сергей вспомнил, что и ребята, которые выезжали по сигналу на труп, рассказывали, что свидетельница попалась толковая, не падала в обморок и немногословно, но четко отвечала на поставленные вопросы.

Мертвую Римму она не боялась, к выпавшему из банки цепню относилась совершенно спокойно. Теперь понятно, почему, думал Сергей, она сама биолог.

После его ухода профессор Земляникин заглянул в собственный кабинет. Анна Давыдовна сидела в кресле, закрыв глаза.

- Анна Давыдовна, вам плохо? - испугался профессор.

- Что вы, не надо беспокоиться, просто устала. - Она сделала попытку встать.

- Сидите, отдыхайте, - замахал он руками:

- Трудно вам, при такой работе?

- Кому сейчас легко, - отшутилась она.

- Помнится, говорили вы, что родственники в Израиле, - неуверенно начал профессор, - может быть, вам к ним уехать... совсем. - И, поскольку она молчала, продолжал увереннее:

- Голубушка, что вам тут.., одной-то? А там все-таки.., родственники и опять же пенсия какая-нибудь.

- Мне до тамошней пенсии рано, я и до нашей еще не, дослужилась. Спасибо вам, Сергей Аполлинарьевич, за заботу, - она тяжело поднялась, - пойду я.

Глядя ей вслед, профессор Земляникин скорбно покачал головой.

Анна Давыдовна вздохнула и закрыла за собой дверь. Славный человек, Сергей Аполлинарьевич, искренне желает ей добра, жалеет... В наше время люди отвыкли от жалости, у каждого свои проблемы, а профессор Земляникин всегда был хорошим человеком. Когда она лежала в больнице, Сергей Аполлинарьевич даже навестил ее однажды, в какой-то праздник, фруктов принес...

Еще с улицы Витя Петренко услышал раскаты зычного командирского баса. Ясно:

Мадам на мостике.

Когда он вошел в кабинет, она как раз обрабатывала безответного Судакова.

- Ты, конечно, накладные по пластиковым трубам не подготовил?

- Подготовил, Марианна Валерьянна.

- Тогда, значит, счета для "Трех граций" не оформил?

- Оформил, Марианна Валерьянна.

- Значит, факс в "Мессалину" не отослал?

- Отослал, Марианна Валерьянна.

- А прайс из "Бахчисарайского фонтана" получил? - Нет, не получил еще.

- Ну я же знала! Я знала, что у тебя ни черта не сделано! Тебе ничего нельзя поручить! Тебя везде надо подталкивать!

В коммерческой структуре так не работают!

Ты у меня в шесть секунд вылетишь на улицу.

С каждым ее словом Судаков все ниже и ниже пригибался к столу.

- Но, Марианна Валерьянна, - сделал он жалкую попытку вклиниться с оправданиями.

- Никаких "но"! - припечатала она его пудовым окриком, развернулась на месте и строевым шагом, от которого закачались люстры и задребезжала посуда на полке, направилась в свой кабинет.

- Марианна Валерьянна, - робко пискнула показавшаяся в дверях Людочка Петушкова, - к вам "крыша" пожаловала.

Марианна помрачнела, окинула Людочку суровым взором, распахнула дверь своей "парилки", как называли ее личный кабинет подчиненные, и, чуть ниже, чем обычно, бросила:

- Зови.

В "парилку" проследовала традиционная "тройка": бригадир Денис, пошустрее, посообразительнее и поменьше ростом, чем его коллеги: Вася - здоровенный, широкоплечий, неповоротливый с виду, в недавнем прошлом - борец-тяжеловес; и Андрей - тощий, сутулый с лицом землистого цвета и пустыми невыразительными глазами. Его рыбий взгляд почему-то наводил на всех ужас.

От него веяло таким холодом, что Люда Петушкова вздрогнула и закрыла форточку.

- Ну его, - сказала она Судакову почти шепотом, - я что-то так этого худого боюсь!

- Да брось ты, - Судаков встал из-за стола и потянулся, хрустнув пальцами, - я нашу Мадам боюсь гораздо больше: я на Мадам поставлю десять к одному. Давай-ка, пока они там отношения выясняют, мы кофейку дернем. Вот и Витька с нами выпьет, а он небось и печенья принес.

Из "парилки" доносились приглушенные голоса. Голос Мадам был гораздо слышнее тенорка Дениса. От минуты к минуте Мадам набирала большую мощь, и скоро стали отчетливо слышны все слова:

- Ты меня, мозгляк уголовный, на понт не бери! Я таких покупаю коробками! Если надо, я и до Кирпича дойду!

В ответ послышался примирительный пассаж Дениса, и разговор перешел в более мирное русло. Кофе был выпит, и Людочка поскорее вымыла чашки, чтобы скрыть следы преступления.

Наконец дверь открылась и, поскольку открылась она без грохота, стало ясно, что это не Мадам. "Тройка" покинула кабинет, Денис шел замыкающим. Задержавшись у Витиного стола, он восхищенно произнес:

- Ну хозяйка ваша дает! Потрясающая баба! Настоящий авторитет!

В дальнейшем день прошел как обычно.

На следующее утро Витя подошел к офису фирмы без пяти десять. Людочка топталась перед дверью.

- Ой, Вить, хорошо, что ты пришел, что-то еще заперто. Я без четверти пришла, так с тех пор и стою. Николай-то сегодня к зубному отпросился, а почему Мадам нет - ума не приложу. Первый случай в истории.

Витя подергал дверь, она была прочно заперта. Он постучал легонько, чтобы не привлекать внимания.

- Думаешь, дежурный заснул? - в сомнении проговорила Людочка. - Но где же все-таки Мадам?

- Черт знает что! - Витя начал волноваться. - Открывать пора, а мы тут отсвечиваем.

Он схватил Людочку за руку и потащил в подворотню к дверям черного хода. На первый взгляд железная дверь черного хода тоже казалась запертой. Но когда Витя, без надежды на успех, двинул ее плечом, дверь неожиданно распахнулась, она оказалась просто прикрытой. Они осторожно прошли в офис.

В коридоре горел свет - вот бы Мадам скандал устроила, если бы первой пришла, и почему-то была открыта дверь демонстрационного зала (Шоу-рум, как выражалась Мадам).

Людочка потянулась было закрыть дверь, но потом на лице ее появилось испуганное выражение.

- Вить, а ведь мы вчера свет гасили и дверь закрывали. Что-то случилось, Витя!

- Кто сегодня дежурил-то? Борис или Эдуард Иваныч? Эй, есть тут кто! - воззвал Витя.

Голос эхом прокатился по пустому помещению.

- Ой, не надо кричать! - взвизгнула Людочка. - Страшно очень.

Она взяла Витю за руку, и они, почему-то крадучись, вошли в зал. Посредине зала, на подиуме, выложенном роскошной испанской плиткой, стояли четыре финские гидромассажные ванны. Сегодня должна была состояться их рекламная демонстрация. Были приглашены четыре манекенщицы из модельного агентства, которые должны были плескаться в этих ваннах, изображая восторг и высшую степень наслаждения жизнью, - но это только в двенадцать, а сейчас около десяти. Тем не менее в одной из ванн кто-то уже лежал. Витя включил верхний свет, и, по-прежнему держась за руки, они с Людочкой приблизились к подиуму.

На подиуме, в великолепной финской ванне Maxi-Ultra, с двойным гидромассажем, электроподогревом и подсветкой, ориентировочная стоимость три тысячи пятьсот условных единиц (или, если по-простому, долларов), лежала Марианна Валериановна Ратищева, известная всему деловому Петербургу как Мадам Джакузи.

Она была облачена в свой излюбленный васильковый костюм (пуленепробиваемый, как считали сотрудники). Остекленевшие глаза ее были устремлены в потолок, будто она выискивала там очередной непорядок.

В груди у нее торчал нож, к ножу был приколот клочок бумаги, а пониже ножа, на животе, лежала темно-красная роза, и капельки воды, непременное условие качественного гидромассажа, блестели на ней, как бриллианты.

- Витя, Витенька, что это с ней? - пискнула Людочка, прячась за Витину спину. - Что она еще задумала?

- Кажется, она больше ничего не задумает, - медленно проговорил Витя. - Вроде бы она.., того.

Он заставил себя сделать шаг и наклонился над Мадам. Клочок бумаги оказался запиской, где жирным черным фломастером было нацарапано: "С днем рождения!".

Витя вздрогнул. Людочка почему-то перекрестилась.

- Витя, я боюсь! Она это нарочно! Она сейчас как вскочит!

- Ничего она не вскочит! - голос Вити крепчал. - Мертвая она, мертвее не бывает.

Звонить нужно в милицию.

- А в "скорую"?

- "Скорая" тут не нужна.

- Витенька, а что же теперь будет? Что мы будем делать? Кто на нас будет кричать? - Губы у Людочки задрожали, и она разрыдалась.

- Что делать, разберемся. А если будешь реветь, я на тебя почище Мадам заору.

Витя приволок вконец расклеивающуюся Людочку в офис, налил ей воды из электрочайника и снял трубку телефона.

Милиция приехала быстро - Мадам в городе знали, - ив большом количестве.

Эксперты захлопотали вокруг трупа, а сутулый дядечка со скучными глазами принялся расспрашивать Витю и Людочку о событиях вчерашнего вечера и сегодняшнего утра. Витя начал с того, что немедленно сдал ему со всеми потрохами дежурного Эдуарда Ивановича, солидного человека, подполковника на пенсии, который подрабатывал в фирме ночным сторожем. Эдуарда выдернули через двадцать четыре минуты, потому что жил он неподалеку, в нескольких кварталах от офиса, почему и нанялся туда сторожить. Эдуард Иваныч пил утренний кофе и смотрел детскую передачу по телевизору. Спать он не собирался, поскольку отлично выспался в офисе на раскладушке, которую притащил тайно от Мадам. И хоть привезли его в фирму чуть ли не в пижаме, Эдуард не растерялся и тут же призвал в свидетели шофера Лешу, который, привезя Мадам, как обычно, в девять тридцать на работу, был отослан ею по делам и по дороге прихватил его, Эдуарда Иваныча, чтобы подбросить до дому. Так что сторож давал алиби шоферу, а шофер - ему, и оба они в один голос утверждали, что когда вышли из офиса, то Мадам была живая и здоровая, судя по тем словам, которые она сказала им на прощание. ("Я себе представляю", - подумал Витя.) - Но ведь дежурный мог впустить убийцу в офис еще ночью... - начал было один из штатских, приехавших с милицией.

Эдуард Иваныч на это замечание только пренебрежительно хмыкнул, а Витя со вздохом ответил, что такое дело полностью исключается, потому что ночью войти в офис могла только сама Мадам, ибо только у нее были ключи от парадного и от черного ходов. Дежурного она сама лично запирала там на ночь, выйти он не мог и впустить кого-либо - тоже, дверь изнутри было не открыть.

- А если пожар? - вякнул было молодой неопытный милиционер.

Витя промолчал, а Эдуард Иваныч рыкнул что-то невразумительное.

Вообще, по наблюдению Вити, со смертью Мадам дисциплина в фирме начала падать подобно мартовской снежной лавине.

Дежурного оставили в покое, а Вите пришлось рассказать милиции о вчерашнем визите "крыши" и о разговоре в "парилке".

Милиционер очень этим заинтересовался, хотя Витя и сообщил ему, что Мадам всегда со всеми так разговаривала и что Денис вышел от нее довольный.

Людочка пришла в себя и сварила кофе.

Видимо, привычная процедура как-то ее успокоила. Милиция от кофе отказалась - при исполнении не пьем, но Вите и Людочке выпить разрешила, продолжая расспросы.

- А вообще были у нее враги?

- Ну как сказать... Она всех людей на две категории делила: козлы и бараны. Козлы - это конкуренты, бараны - покупатели. Остальные для нее просто не существовали.

- А вы, ее сотрудники, к какой же категории относились?

- Думаю, где-то посредине. Что-то среднее между козлом и бараном.

- Так, выходит, у нее много врагов было. Многие могли ее смерти желать?

- Нет, что вы, это ведь нормальные деловые отношения. Если бы все своих конкурентов убивали - мы бы с вами в пустыне жили. Ну, разумеется, ее было тяжеловато выносить, особенно в больших дозах, но, в конце концов, за это не убивают...

Наконец милиция уехала, отчаявшись, видимо, узнать что-то полезное о последних днях великой Мадам. Труп увезли раньше. Минут через десять после отъезда последнего представителя милиции заявился Денис, оставив Васю и Андрея караулить на улице. Витя понял, что "крыша" нервничала и дожидалась за углом, пока милиция уберется восвояси.

Денис по-хозяйски развалился за столом и уставился на Витю немигающим взглядом.

- Ну чего, Вшек, у вас тут стряслось?

Витя снова подробно рассказал о событиях.

- Ну вы даете, в натуре! Кто ж ее мог замочить? С нами у нее вроде все тип-топ, "тамбовские" в этот район с прошлого года не суются... Выходит, гастролер, не иначе...

Ну мы с ним разберемся. Ты смотри, Витек, если что знаешь - чтобы не тихарить.

- В натуре, - невозмутимо ответил Витя.

Его не очень беспокоил визит Дениса.

Гораздо больше его беспокоил другой визит.

Пятнадцать минут назад Людочка испуганным шепотом сообщила, что к ним выехал Павел Аркадьевич. Сам звонил!

Кто такой Павел Аркадьевич, никто толком не знал, но это был единственный человек, при котором Мадам становилась тише воды ниже травы. Он неторопливо проходил в ее кабинет, они запирались изнутри, и час-два оттуда не доносилось ни звука. То есть оттуда и не должно было ничего доноситься - дверь была достаточно толстой, чтобы голоса обычного человека не было слышно, но голос Мадам такие преграды преодолевал без труда. И только при Павле Аркадьевиче...

И вот, через полчаса после ухода Дениса, в дверях показался сухонький старичок в темно-бежевом кашемировом пальто. Шофер никогда не сопровождал его, оставался дожидаться на улице. Павел Аркадьевич неспешно подошел к кабинету Мадам, вопросительно взглянул на Виктора, который, мгновенно покрывшись испариной, бросился открывать дверь. Павел Аркадьевич вошел в кабинет и оставался там минут двадцать, после чего крикнул оттуда Витю. В кабинете он небрежным жестом указал Вите на стул для посетителей. По тому, как удобно он развалился в кресле Мадам, Витя понял, что и хозяйке приходилось при Павле Аркадьевиче сидеть на неудобном гостевом стуле.

Павел Аркадьевич не торопился. Он закурил тонкую темную сигарету, не предлагая собеседнику, придвинул к себе пепельницу и заговорил негромким скрипучим голосом, изучающе рассматривая Виктора:

- Жалко Марианну. С работой она справлялась. Характер, конечно... Но положиться на нее я всегда мог.

- Так, выходит, она не хозяйка была?

- А я тебе разрешал говорить? Когда разрешу, тогда и будешь. Я не затем приехал, чтобы слушать, а затем, чтобы ты меня слушал. Сейчас у меня здесь другого человека нет, будешь ты вместо Марианны работать. Пока. Если прибыль снизишь - пойдешь на улицу. На этом все. - Старик указал Виктору на дверь.

Минут через пять он вышел из кабинета и, ни с кем не прощаясь, ушел. Виктор проводил его потрясенным взглядом. На расспросы перепуганной Людочки он отвечал одной фразой:

- Он назначил меня вместо Мадам.

* * *

Павел Аркадьевич Куракин неоднозначно относился к своей аристократической фамилии. В юности, когда его принимали в комсомол, и старший товарищ с холодными рентгеновскими глазами спросил, не имеет ли он отношения к князьям Куракиным, Павел Аркадьевич (тогда еще, конечно, Павка или Павлик), нещадно окая, горячо убеждал старшего товарища, что о таких князьях никогда он и слыхом не слыхивал, а, должно быть, были его крестьянские предки у тех князей крепостными. Позже, когда широкая и совершенно народная улыбка Юрия Гагарина обошла все газеты и телеэкраны мира, Куракин мог, в случае чего, невзначай кивнуть: вот ведь Гагарин - тоже княжеская фамилия, а ничего, наш человек! Но постепенно иметь аристократическую фамилию сделалось как бы и неплохо - сначала романтично (поручик Голицын.., корнет Оболенский), а потом и просто почетно и выгодно.

Теперь уже в разговоре с младшими товарищами, чьи холодные рентгеновские глаза и бритые затылки кое-кому внушали физиологический страх, Павел Аркадьевич, нещадно грассируя, объяснял Толяну или Вовану, к какой из ветвей Гедиминовичей относились его предки и где располагались их необъятные владения. И Толян, впервые услышавший про Гедиминовичей от него, кивал с умным видом и на следующий день разъяснял своим коллегам, что этот старый козел - мужик авторитетный, и чтобы базар с ним фильтровали конкретно.

Павел Аркадьевич вернулся из офиса мрачнее тучи. У нею были большие неприятности. Не смертельные, конечно, не такие, как у Марианны, но все же... Он вспомнил рассказы о том, в каком виде нашли убитую, и хмыкнул. Н-да, зрелище, должно быть, не для слабонервных. Прямо в ванне, на боевом, можно сказать, посту... Он раздраженно заходил по комнате, закурил еще одну сигарету, хотя уже выкурил сегодня две, а это был предел, который он сам себе установил.

Неприятности были не смертельными, но их было много. Мало того, что убили Марианну и случилось еще кое-что. Так еще этим делом вплотную занялась милиция, и теперь вокруг фирмы будут вертеться разные личности и расспрашивать, разнюхивать, еще и до прессы дойдет! Дело-то громкое - неизвестный маньяк убивает женщин, вот, дошел до Марианны.

Павел Аркадьевич злобно швырнул сигарету в пепельницу. Дело в том, что он не верил в маньяка.

* * *