Чтение 6–й страницы книги ~Дом с приведениями~

глаза - привычки, которая редко встречается у детей и придает им некоторую
величественность. Казалось, будто она погружена в глубокую внутреннюю беседу
сама с собой - беседу, внешне не выражавшуюся ни словом, ни взглядом. Это
безмолвное, похожее на маленькую колдунью существо начало даже пугать меня,
и я обрадовалась, когда дверь отворилась и вошел сам объект моей охоты. Я с
любопытством взглянула на него, ибо успела уже опомниться от ощущения, будто
совершаю предательство, и меня забавляла мысль, что он ни сном, ни духом не
ведает о наших видах на него. А поскольку молодой человек этот не менее
боялся быть пойманным, чем я желала его поймать, то борьба наша обещала
стать борьбой на равных - вот только Мартин Фрейзер ничего не смыслил в
женских уловках. Я вспомнила, что каштановые локоны обрамляют мое лицо
прелестными прядями, а темно-голубые глаза считаются на диво выразительными
- и смело встретила его взгляд. Однако он обратился ко мне с серьезной
рассеянностью и вежливым безразличием, не позволявшим ему обратить внимание
на мои чары, и я с дрожью вспомнила, что мои познания в астрономии
ограничиваются обрывочными сведениями, почерпнутыми в школе в "Вопроснике
Мэнгналла".

Суровый отшельник сей произнес:

- Мой отец, мистер Фрейзер, почти не выходит из своей комнаты, но
жаждет удостоиться вашего посещения. На меня же возложена честь показать вам
в телескоп все, что вы захотите увидеть. Сейчас я настрою его, а вы не
будете ли столь любезны тем временем побеседовать немного с моим отцом? Люси
Фрейзер проводит вас.

Девочка поднялась и, снова крепко взяв меня за руку, отвела в кабинет
старого джентльмена.

- Вы так похожи на вашу мать, дитя мое, - вздохнул он, вдоволь
наглядевшись на меня, - и лицо, и глаза - ну ничего общего с вашей сестрой
Барбарой. А почему вы получили столь необычное имя: Стелла?

- Отец назвал меня так в честь любимой беговой лошади, - ответила я, в
первый раз честно объясняя происхождение своего имени.

- Вполне в его духе! - засмеялся старый джентльмен. - Я отлично помню
эту лошадку. Я ведь знал вашего отца не хуже, чем знаю своего сына, Мартина.
А вы уже видели моего сына, барышня? Ну да, разумеется. А это моя внучка,
Люси Фрейзер, последний обломок древнего здания, ведь сын мой не женат, вот
мы и удочерили ее и признали нашей наследницей. Она навсегда сохранит свое
девичье имя и станет родоначальницей новой ветви Фрейзеров.

Дитя стояло, меланхолически потупив взор, точно поникнув под гнетом
возложенных на нее забот и ответственности. Старый джентльмен продолжал
занимать меня непринужденной беседой, пока по дому не разнесся звучный голос
органа.

- Дядя готов принять нас, - пояснила мне девочка.

У двери библиотеки я легонько придержала Люси Фрейзер за плечо и мы
чуть помедлили, слушая дивную и вольную песнь органа. Никогда прежде мне не
доводилось слышать ничего подобного: средь бурного, вздымающегося рокота,
подобного непрестанному гулу могучих морских валов, время от времени
раздавались какие-то жалобные, высокие ноты, пронзавшие меня невыразимой
тоской.

И когда музыка смолкла, я предстала перед Мартином Фрейзером молчаливая
и подавленная.

Телескоп был установлен на дальнем конце террасы, так, чтобы дом не
загораживал нам вид на небо, туда-то и провел нас с Люси астроном. Мы
оказались на самой высокой точке незаметно повышающегося плоскогорья, откуда
было видно окрестности на двадцать-сорок миль окрест. Над нами раскинулся
бескрайний купол небес, безбрежный океан, о котором живущие средь домов и
гор имеют лишь смутное представление. Гроздья мерцающих звезд, темная,
непроглядная ночь и незнакомые голоса моих спутников усугубляли охвативший
меня благоговейный трепет, и, стоя между ними, я посерьезнела и столь же
углубилась в себя, как и они. Я напрочь позабыла обо всем, кроме необъятного
величия открывшейся мне вселенной и божественного парада планет в поле
зрения телескопа. Какой благодатный восторг и восхищение снизошли на меня!
Какие потоки мыслей волна за волной омывали мой разум! И какой же
незначительной казалась я себе пред этой бескрайностью миров!

Потом я спросила - спросила с детской робостью, ибо все притворство
покинуло меня - нельзя ли мне будет прийти еще разок?

Мистер Фрейзер зорко и проницательно поглядел в мои вскинутые с мольбою
глаза. Я думала лишь о звездах и потому не дрогнула под его взором. И вот
его твердо сжатые губы расплылись в радостной и чистосердечной улыбке.

- Мы всегда будем рады видеть вас, - ответил он.

Барбара сидела дома, поджидая меня, и уже собралась обратиться ко мне с
каким-то мирским, суетным замечанием, но я поспешно перебила ее.

- Ни слова, Барбара, ни единого вопроса, а не то я больше никогда не
приближусь к "Остролистам".

"Остролисты" - так называлась усадьба Фрейзеров.

Не стану вдаваться в подробности. Я сделалась частой гостьей в усадьбе.

Мне думается, что я ворвалась в тусклую размеренную жизнь обоих
Фрейзеров и маленькой Люси, точно луч света, пробившийся сквозь нависшие над
ними тучи. Я принесла им радость и веселье и потому очень скоро стала дорога
и необходима всем троим. Но что до меня самой, то во мне произошли
величайшие и почти невероятные изменения. Раньше я была кокетливой,
самолюбивой и бездушной девчонкой, но торжественные и серьезные занятия,
увлекшие меня поначалу, и новые, сменившие их, пробудили меня от духовной
пустоты к полнокровной духовной жизни. Я начисто забыла о былых планах, ибо
в первое же мгновение поняла, что Мартин Фрейзер далек от меня и холоден,
словно Полярная Звезда. Я стала для него всего лишь старательной и
ненасытной до знаний ученицей, а он мне - только суровым и требовательным
учителем, вызывающим лишь самое глубокое почтение. Каждый раз, как я
пересекала порог его тихого дома, вся суетность и легкомысленность моей
натуры слетали с моей души, точно ненужная шелуха, и я входила в старинный
особняк, как в храм - преисполнившись простоты и смирения.

Так пролетело счастливое лето, подкралась осень, и за все восемь
месяцев, на протяжении которых я постоянно посещала Фрейзеров, я ни словом,
ни взглядом, ни тоном ни разу не солгала им.

Мы с Люси Фрейзер уже давно предвкушали лунное затмение, которое должно
было произойти в начале октября. Вечером долгожданного дня, едва пали
сумерки, я в одиночестве вышла из дома, размышляя о предстоящей радости
наблюдения, как вдруг, приближаясь к "Остролистам", повстречала одного из
тех молодых людей, с которыми я некогда флиртовала.

- Добрый вечер, Стелла, - фамильярно воскликнул он. - Давненько тебя не
видел. А! Ты, должно быть, охотишься на новую дичь, но не слишком ли высоко
метишь на сей раз? Что ж, тебе опять повезло - если с Мартином Фрейзером
вдруг ничего не выйдет, то у тебя всегда в запасе есть Джордж Йорк. Он как
раз вернулся из Австралии с недурным состояньицем и сгорает от желания
напомнить тебе кое-какие из тех нежностей, которыми вы обменивались до его
отъезда. Вчера после обеда в "Короне" он показывал нам твой локон.

Я выслушала эту речь с внешним спокойствием, однако меня глодало
сознание собственного падения, и, поспешив укрыться в своем святилище, я
отыскала мою маленькую Люси Фрейзер.

- Сегодня я поступила дурно, - сообщила она мне. - Я солгала. Наверное,
мне следует сказать это вам, чтобы вы не считали меня совсем хорошей, но
только мне все равно хочется, чтобы вы любили меня, как прежде. Я солгала не
на словах, а делом.

Опершись головкой о тоненькие руки, Люси прикрыла глаза, молча
погрузившись в себя.

- Дядя говорит, - продолжила она, на мгновение поднимая взгляд и
краснея, точно взрослая девушка, - что женщины, наверное, не такие
правдивые, как мужчины. Они не могут ничего сделать силой, вот и добиваются
своего изворотливостью. Они живут нечестно. Они обманывают сами себя. А
иногда обманывают просто ради забавы. Он научил меня одному стихотворению.
Пока я его не очень-то понимаю, но пойму когда-нибудь потом:

... С собою будь честна,

И неизбежно, как за ночью день,

Мужчинам лгать уже не сможешь ты.

Я стояла перед девочкой, смущенная и безгласная, слушая ее с пылающими
щеками.

- Дедушка показал мне стих из Библии, который мне неясен. Слушайте: "И
нашел я, что горче смерти женщина, потому что она - сеть, и сердце ее -
силки, руки ее - оковы; добрый перед Богом спасется от нее, а грешник
уловлен будет ею".

Я спрятала лицо в ладонях, хотя никто на меня не глядел - Люси Фрейзер
прикрыла глаза трепещущими веками. И так я стояла, презирая и осуждая сама
себя, пока на плечо мне не легла чья-то рука и голос Мартина Фрейзера не
произнес:

- Затмение, Стелла!

Я вздрогнула - впервые он назвал меня по имени. Но в следующий миг
оказалось, что Люси Фрейзер не сопровождает нас на террасу, и душа моя
окончательно пришла в смятение. И когда Мартин Фрейзер склонился ко мне
проверить, правильно ли наведен телескоп, я отшатнулась от него.

- Что это значит, Стелла? - воскликнул он, увидев, что я разразилась
слезами. - Можно мне поговорить с вами, Стелла, пока есть еще время, пока вы
не покинули нас? Привязалось ли ваше сердце к нам столь же сильно, как наши
сердца привязались к вам - столь сильно, что мы не смеем и думать, каким
пустым станет наш дом, когда вы уйдете из него? До встречи с вами мы не
жили, не ведали, что такое жизнь. Вы - наша жизнь и наше исцеление. Я
наблюдал за вами так, как прежде не изучал ни одну женщину - и не нашел в
вас ни единого изъяна, о, моя жемчужина, бесценное мое сокровище, звезда
моя. Доселе женщина и обман были связаны для меня неразрывно, но ваше
невинное сердце - обитель самой истины. Я знаю, что в вашей прелестной
головке до сих пор не мелькало подобной мысли и потому горячность моя вас