чем подобном я тогда не задумывался. Я мог кое-что подмечать, но сплести из
этих обрывков сеть и уловить в нее кого-нибудь было мне еще не по силам.
появился верхом мистер Мэрдстон, - теперь я знал, как его зовут. Он
остановил лошадь, чтобы приветствовать мою мать, сказал, что едет в Лоустофт
повидаться с друзьями, прибывшими туда на яхте, и весело предложил посадить
меня перед собой в седло, если я не прочь проехаться.
землю у садовой калитки, казалось, так нравилась мысль о прогулке, что мне
очень захотелось поехать. Меня послали наверх к Пегготи принарядиться, а тем
временем мистер Мэрдстон спешился и, перебросив через руку поводья, стал
медленно прохаживаться взад и вперед по ту сторону живой изгороди из лесного
шиповника, а моя мать медленно прохаживалась взад и вперед по эту сторону,
чтобы составить ему компанию. Помню, Пегготи и я украдкой посмотрели на них
из моего маленького окошка; помню, как они, прогуливаясь, внимательно
разглядывали разделявший их шиповник и как Пегготи, которая была поистине в
ангельском расположении духа, сразу рассердилась и принялась изо всех сил
приглаживать мне волосы щеткой - совсем не в ту сторону.
зеленой траве у обочины дороги. Он слегка придерживал меня одной рукой;
непоседливым я не был, но теперь, поместившись перед ним в седле, я не мог
удержаться, чтобы не поворачивать голову и не заглядывать ему в лицо. Глаза
у него были черные и пустые - не нахожу более подходящего слова, чтобы
описать глаза, лишенные глубины, в которую можно заглянуть; в минуты
рассеянности благодаря игре света они начинают слегка косить и как-то
странно обезображиваются. Бросая на него взгляд, я несколько раз с
благоговейным страхом наблюдал это явление и задавал себе вопрос, о чем он
так сосредоточенно размышляет. Вблизи его волосы и бакенбарды были еще
чернее и гуще, чем казалось мне раньше. Квадратная нижняя часть лица и
черные точки на подбородке - следы густой черной бороды, которую он
ежедневно тщательно брил, - напоминали мне ту восковую фигуру, какую с
полгода назад привозили в наши края. Все это, а также правильно очерченные
брови и бело-черно-коричневое лицо - будь проклято его лицо и память о нем!
- заставляли меня, несмотря на мои дурные предчувствия, считать его очень
красивым мужчиной. Не сомневаюсь, что красивым считала его и моя бедная
мать.
расположившись в отдельной комнате, курили сигары. Каждый из них развалился
по крайней мере на четырех стульях, и были они одеты в широкие грубошерстные
куртки. В углу лежали связанные в огромный узел пальто, морские плащи и
флаг.
плечо.
- Хорошенькой вдовушки!
Кое-кто очень не глуп.
желая узнать, о ком идет речь.
сначала я, право же, подумал, что они говорят обо мне!
так как оба джентльмена расхохотались от души, и мистер Мэрдстон тоже очень
развеселился. Посмеявшись, джентльмен, которого он назвал Куиньоном,
спросил:
но как будто он не особенно его одобряет, - ответил мистер Мэрдстон.
хереса, чтобы выпить за здоровье Брукса. Он так и сделал, а когда принесли
вино, налил мне немножко и, дав печенье, заставил встать и произнести: "За
погибель Брукса из Шеффилда!" Тост был встречен громкими аплодисментами и
таким хохотом, что я тоже засмеялся, после чего они снова захохотали. Короче
говоря, нам было очень весело.
подзорную трубу - когда мне приставили ее к глазу, я ничего не мог
разглядеть, но притворился, будто что-то вижу, - а затем вернулись в
гостиницу к раннему обеду. Во время прогулки оба джентльмена непрерывно
курили - судя по запаху их курток, я заключил, что, должно быть, они
предаются этому занятию с того дня, как доставили им на дом куртки от
портного. Надобно упомянуть о том, что мы побывали на борту яхты, где они
все трое спустились в каюту и занялись какими-то бумагами. Заглянув в
застекленный люк, я увидел, что они поглощены работой. Меня они оставили на
это время в обществе очень славного человека с большой копной рыжих волос на
голове и в маленькой глянцевитой шляпе; на его полосатой рубахе или жилете
было написано поперек груди заглавными буквами "Жаворонок". Я решил, что это
его фамилия, а так как он живет на борту судна и у него нет двери, где бы он
мог повесить табличку с фамилией, то он ее носит на груди; но когда я
обратился к нему: "Мистер Жаворонок", - он сказал, что так называется яхта.
молчаливей, чем два других джентльмена. Те были очень веселы и беззаботны.
Они непринужденно шутили друг с другом, но редко обращались с шутками к
нему. Мне казалось, что он более умен и сдержан и они питают к нему чувство,
сходное с моим. Раза два я подметил, как мистер Куиньон во время разговора
искоса посматривал на мистера Мэрдстона, словно желал убедиться, что тот не
выражает неудовольствия, а один раз; когда мистер Пасснидж (другой
джентльмен) особенно воодушевился, мистер Куиньон наступил ему на ногу и
украдкой предостерег взглядом, указывая на мистера Мэрдстона, который был
суров и молчалив. И я не припоминаю, чтобы в тот день мистер Мэрдстон хоть
разок засмеялся - разве что посмеялся над Бруксом из Шеффилда, да и то была
его собственная шутка.
гулять с мистером Мэрдстоном вдоль живой изгороди из шиповника, а меня
отослали наверх пить чай. Когда он ушел, мать начала расспрашивать меня, как
я провел день, о чем говорили джентльмены и что делали. Я упомянул о том,
что они сказали о ней, а она засмеялась и назвала их дерзкими людьми,
болтавшими вздор, но я понял, что это доставило ей удовольствие. Я это понял
не хуже, чем понимаю теперь. Я воспользовался случаем и спросил, знакома ли
она с мистером Бруксом из Шеффилда, но она ответила отрицательно и
предположила, что это какой-нибудь владелец фабрики ножей и вилок *.
припоминаю, и отмеченном печатью смерти, как знаю я теперь, - могу ли я
сказать, что его уже нет, когда вижу его сейчас так же ясно, как любое лицо,
на которое мне вздумается посмотреть на людной улице? Могу ли я сказать о ее
девичьей красоте, что она исчезла и нет ее больше, если я, как и в тот
вечер, чувствую сейчас на своей щеке ее дыхание? Могу ли я сказать, что мать
моя изменилась, если в моей памяти она возвращается к жизни всегда в одном
обличий? И если память эта, оставшаяся более верной ее нежной юности, чем
верен был я или любой другой, по-прежнему хранит то, что лелеяла тогда?
отправился спать, а она пришла пожелать мне спокойной ночи. Она шаловливо
опустилась на колени возле кровати, подперла подбородок руками и, смеясь,
спросила:
могли сказать "очаровательная", Дэви. Я знаю, что не могли!
- И "хорошенькая".
мать, снова касаясь пальцами моих губ.
лицо руками. - Какие смешные люди! Правда? Дэви, дорогой мой...
ужасно сержусь на них, но мне бы хотелось, чтобы Пегготи не знала.
Пегготи на следующий же день сделала мне поразительное и необычайно
заманчивое предложение, о котором я собираюсь рассказать; но, вероятно, это
было месяца через два.
было дома) в обществе чулка, сантиметра, кусочка воска, шкатулки с собором
св. Павла на крышке и книги о крокодилах, как вдруг Пегготи, которая
несколько раз посматривала на меня и раскрывала рот, словно собиралась
заговорить, но, однако, не произносила ни слова, - я бы встревожился, если
бы не думал, что она просто зевает, - Пегготи вкрадчивым тоном сказала:
брату в Ярмут? Это было бы чудесным развлечением, правда?
Самойлова Елена
Акунин Борис
Контровский Владимир
Конан-Дойль Артур
Никитин Юрий
Афанасьев Роман