наставнику, - что я вам говорил?
Пекснифа, который с самого начала беседы не сводил с него глаз, но так и не
найдя, что ответить, перевел взгляд на потолок.
таких условиях я его не приму. Я не желаю, чтобы меня прощали.
придется его принять. Вы не можете этому противиться. Прощение есть дар
небес, оно есть самая возвышенная добродетель; оно вне вашей сферы и не
подвластно вам, Джон. Я все-таки прощу вас. Вы не заставите меня помнить
зло, которое вы мне причинили, Джон.
ему делал зло! Он и думать забыл про пятьсот фунтов, которые выманил у меня
под всякими предлогами, и про семьдесят фунтов в год за стол и квартиру,
когда за них много было бы и семнадцати! Нечего сказать, мученик!
Прискорбно видеть, что вы уже поддались их пагубному влиянию. А я не хочу
даже помнить, что они существуют на свете. Не хочу помнить и о поведении
того заблудшего, - здесь мистер Пексниф, до сих пор изъяснявшийся со всей
кротостью миротворца, возвысил голос, словно желая сказать: "Я тебя,
негодяя, насквозь вижу", - того заблудшего, который привел вас сюда, пытаясь
нарушить (к счастью, тщетно) покой и душевный мир человека, которому не жаль
было бы отдать за него последнюю каплю крови.
его дочерей. Более того, в воздухе реяли и звучали два незримых голоса, -
один восклицал: "Скотина!", другой: "Свинья!"
конца, бывает иногда совместима и с сердечными ранами: быть может, если
сердце ранено, тем больше в этом чести. Душа моя все еще содрогается и
глубоко скорбит о неблагодарности этого человека, но я испытываю гордость и
радость, говоря, что прощаю ему. Нет! Прошу этого человека, - возвысил голос
мистер Пексниф, видя, что Пинч собирается заговорить, - прошу его не
перебивать меня замечаниями; он премного меня обяжет, если не произнесет
сейчас ни слова. Я не уверен, что у меня найдутся силы перенести это
испытание. Через самое короткое время, надеюсь, я найду в себе достаточно
твердости, чтобы продолжать беседу с ним так, как если бы ничего этого не
произошло. Но не сейчас, - закончил мистер Пексниф, снова поворачиваясь к
огню и махая рукой по направлению к дверям, - не сейчас!
могло выразить это односложное восклицание. - Всего наилучшего, барышни!
Идем, Пинч, не стоит над этим задумываться. Я был прав, а вы ошибались. Это
не так важно, в другой раз будете умнее.
повернулся на каблуках и вышел в коридор, куда, нерешительно потоптавшись
сначала в гостиной, последовал за ним и бедный мистер Пинч, с выражением
глубочайшей подавленности и печали на лице. Затем они вдвоем подхватили
сундук и отправились навстречу дилижансу.
углу, куда оба они и направились теперь. Несколько минут они шли по улице
молча, пока, наконец, молодой Уэстлок не расхохотался громко. Потом он
замолчал, потом опять расхохотался, и так несколько раз подряд. Однако его
спутник ни разу не отозвался тем же.
продолжительной паузы. - В вас мало злости. Какое там мало! Ни капли нет!
быть, даже лестно. Может, еще тем лучше, что во мне ее нет.
этих последних слов своего друга, - во мне, должно быть, немало того, что вы
называете злостью; иначе как бы я мог до такой степени огорчить Пекснифа?
Мне бы очень не хотелось его обижать - не смейтесь, пожалуйста! - не
хотелось бы ни за какие деньги; а, видит бог, они мне крайне были бы нужны,
Джон. Как он огорчился!
Пинч. - Боже ты мой, Джон, ведь это далеко не пустяки - видеть человека до
такой степени взволнованным и знать, что ты этому виной! А слышали вы, как
он сказал, что ему не жаль было бы отдать за меня последнюю каплю крови?
Вот если бы он не жалел для вас того, что вам действительно нужно, - тогда
другое дело. А то ведь ему жаль для вас порядочной работы, жаль карманных
денег, жаль обучить вас хоть чему-нибудь! Ему жаль для вас даже баранины в
сообразной пропорции с картошкой и овощами!
же я не видеть, что очень много ем. И вы это знаете, Джон.
чем прежде. - Откуда вам это может быть известно?
как мистер Пинч только повторил полушепотом, что питает сильное подозрение
на этот счет и очень боится, что так оно и есть.
относится, важно то, что мистер Пексниф считает меня неблагодарным. Джон, на
мой взгляд, нет на свете преступления более вопиющего, чем неблагодарность,
и если он упрекает меня в неблагодарности и думает, что я действительно
заслужил такой упрек, для меня это - просто нож острый!
вот что, Пинч, не буду я с вами спорить, но только вы сами отдайте себе
отчет, какие у вас резоны быть ему благодарным, хорошо? Сначала переменим
руки, а то сундук тяжелый. Ну, вот так. А теперь говорите.
гораздо меньше, чем просил сначала.
- А что во-вторых?
все решительно! Моя бедная бабушка умерла счастливой, успокоенная мыслью,
что поместила меня к такому превосходному человеку. Я вырос у него в доме, я
теперь его доверенное лицо, его помощник, он назначил мне жалованье; а когда
дела пойдут лучше - и мои перспективы тоже изменятся к лучшему. Вот это все
и есть во-вторых, и многое другое тоже! А в качестве пролога и предисловия и
к во-первых и к во-вторых, Джон, вы должны принять во внимание, что я
родился для более простой и бедной жизни, что в его профессии я смыслю мало
и таланта к ней у меня нет, да, в сущности, нет способностей и ни к чему
другому, кроме разных пустяковых дел, которые никому не могут быть особенно
нужны и полезны.
спутник невольно переменил тон и, усевшись на сундук (к этому времени они
успели дойти до придорожного столба на перекрестке), жестом пригласил его
сесть рядом и положил руку ему на плечо.
человек на свете.
так, как я его знаю, вы и про него сказали бы то же самое, и, право, не
ошиблись бы.
не скажу ему в поношение.
головой.
Замечательный человек! Он ведь не зацапал и не загреб в свою мошну последние
трудовые гроши вашей бедной старухи бабки, - она, кажется, была экономкой,
Том?
головой, - она была экономкой в помещичьем доме.
вскружив ей голову блестящей перспективой ваших будущих успехов и счастья,
хотя отлично знал (лучше всякого другого!), что этому никогда не бывать! Он
не вымогал у нее денег, играя на ее слабой струнке, зная, что она гордится
вами, что она воспитала вас, что она мечтает сделать из вас джентльмена! Он
тут ни при чем!
сомневаясь в значении его слов, - разумеется, он тут ни при чем.
вас нисколько не меньше, чем просил, потому что у старухи это было все, что
она имела; и это было гораздо больше, чем он ожидал. Он тут ни при чем! Он
держит вас в помощниках не потому, что вы ему полезны; не потому, что ваша
удивительная вера в его мнимые добродетели служит ему хорошую службу во всех
его проделках; не потому, что вашу честность приписывают ему; не потому, что
слухи о ваших прогулках на досуге с книжками на древних и новых языках дошли
даже до Солсбери и сделали из вашего наставника Пекснифа особу великой
учености и чрезвычайного веса. Еще бы, Том, - разумеется, ему от вас мало
пользы!
совершенном смущении. - Какая может быть Пекснифу польза от меня! Что вы!
этом?
Только сумасшедший подумает, будто Пекснифу приятно слышать, что любитель,
который играет по воскресеньям на органе и музицирует иногда в летние
сумерки, это тот молодой человек, что служит у мистера Пекснифа, - а, Том?