ее доме место, которое лучше было бы не занимать, и хотя в душе я была
глубоко благодарна ей, но разговаривать с нею почти не могла. То же самое я
чувствовала по отношению к своим школьным подругам, то же - к миссис Рейчел
и особенно - к ее дочери, навещавшей ее два раза в месяц, - дочерью миссис
Рейчел (она была вдовой) очень гордилась! Я стала очень замкнутой и
молчаливой и старалась быть как можно прилежнее.
сумке и, глядя на свою длинную тень, стала, как всегда, тихонько подниматься
наверх, к себе в комнату, крестная выглянула из гостиной и позвала меня. Я
увидела, что у нее сидит какой-то незнакомый человек, - а незнакомые люди
заходили к нам очень редко, - представительный важный джентльмен в черном
костюме и белом галстуке; на мизинце у него был толстый перстень-печать, на
часовой цепочке - большие золотые брелоки, а в руках очки в золотой оправе.
проговорила, как всегда, суровым тоном: - Это Эстер, сэр.
шляпу. Когда же я сняла ее, он проговорил: "А!", потом "Да!" Затем уложил
очки в красный футляр, откинулся назад в кресле и, перекладывая футляр с
ладони на ладонь, кивнул крестной. Тогда крестная сказала мне: "Можешь идти
наверх, Эстер", а я сделала реверанс джентльмену и ушла.
однажды ненастным вечером сидела с крестной у камина. Я читала вслух, она
слушала. Как всегда, я сошла вниз в девять часов, чтобы почитать библию
крестной, и читала одно место из евангелия от Иоанна, где говорится о том,
что к нашему спасителю привели грешницу, а он наклонился и стал писать
пальцем по земле.
сказал им: "Кто из вас без греха, первый брось в нее камень".
схватилась за голову и страшным голосом выкрикнула слова из другой главы
евангелия:
А что вам говорю, говорю всем, бодрствуйте".
незачем было звать на помощь - ее голос прозвучал по всему дому, и его
услышали даже с улицы.
внешне, - ее красивое лицо, со столь хорошо мне знакомым решительным и
хмурым выражением, как бы застыло. Часто-часто, днем и ночью, прижавшись
щекой к ее подушкам, чтобы она могла лучше расслышать мой шепот, я целовала
ее, благодарила, молилась за нее, просила ее благословить и простить меня,
умоляла подать хоть малейший знак, что она меня узнает и слышит. Все
напрасно! Лицо ее словно окаменело. Ни разу, вплоть до самого последнего
мгновения, и даже после смерти, оно не смягчилось.
в черном костюме и белом галстуке снова явился к нам. Он послал за мной
миссис Рейчел, и я увидела его на прежнем месте - как будто он и не уходил.
Кенджа и Карбоя, в Линкольнс-Инне.
это бесполезно. Миссис Рейчел, вы осведомлены о делах покойной мисс Барбери,
значит мне незачем говорить вам, что средства, которыми она располагала при
жизни, так сказать, умерли вместе с нею, и эта молодая девица теперь, когда
ее тетка скончалась...
мягко проговорил мистер Кендж. - Она ваша тетка по крови, но не по закону.
Не отчаивайтесь! Перестаньте плакать! Не надо так дрожать! Миссис Рейчел,
наша юная приятельница, конечно, слышала о... э-э... - тяжбе "Джарндисы
против Джарндисов"?
приятельница... прошу вас, не отчаивайтесь!., никогда не слыхала о деле
Джарндисов?
Кендж, глядя на меня поверх очков и осторожно поворачивая их футляр
какими-то ласкающими движениями. - Не слыхала об одной из знаменитейших тяжб
Канцлерского суда? О тяжбе Джарндисов, которая... э... является величайшим
монументом канцлерской судебной практики? Тяжбе, в которой, я бы сказал,
каждое осложнение, каждое непредвиденное обстоятельство, каждая фикция,
каждая форма процедуры, известная этому суду, повторяется все вновь и вновь?
Это такая тяжба, какой не может быть нигде, кроме как в нашем свободном и
великом отечестве. Должен сказать, миссис Рейчел, - очевидно, я казалась ему
невнимательной и потому он обращался к ней, - что общая сумма судебных
пошлин по тяжбе "Джарндисы против Джарндисов" дошла к настоящему времени до
ше-сти-десяти, а может быть и се-ми-десяти тысяч фунтов! - заключил мистер
Кендж, откидываясь назад в кресле.
в подобных вопросах, что и после его разъяснений ровно ничего не понимала.
мистер Кендж. - Поразительно!
среди серафимов...
Только этому ее и учили здесь, а больше она ничего не знает.
Теперь приступим к делу, - обратился он ко мне. - Мисс Барбери была вашей
единственной родственницей (разумеется - незаконной; по закону же у вас,
должен заметить, нет никаких родственников), но она скончалась, и, конечно,
нельзя ожидать, что миссис Рейчел...
Рейчел обременит себя вашим содержанием и воспитанием (прошу вас, не
отчаивайтесь), поэтому вы теперь имеете возможность принять предложение,
которое мне поручили сделать мисс Барбери года два тому назад, ибо хоть сама
она тогда и отвергла это предложение, но просила сделать его вам в случае,
если произойдет прискорбное событие, случившееся теперь. Далее, если я
сейчас открыто признаю, что в тяжбе "Джарндисы против Джарндисов", а также в
других делах я выступаю от имени весьма гуманного, хоть и своеобразного
человека, погрешу ли я в каком-нибудь отношении против своей
профессиональной осторожности? - заключил мистер Кендж, откидываясь назад в
кресле и спокойно глядя на нас обеих.
немудрено - голос у него был сочный и густой, что придавало большой вес
каждому его слову. Он слушал себя с явным удовольствием, по временам слегка
покачивая головой в такт своей речи или закругляя конец фразы движением
руки. На меня он произвел большое впечатление, - даже в тот день, то есть
раньше, чем я узнала, что он подражает одному важному лорду, своему клиенту,
и что его прозвали "Велеречивый Кендж".
печальном положении нашей юной приятельницы и предлагает поместить ее в
первоклассное учебное заведение, где воспитание ее будет завершено, где она
ни в чем не станет нуждаться, где будут предупреждать ее разумные желания,
где ее превосходно подготовят к выполнению ее долга на той ступени
общественной лестницы, которая ей была предназначена... скажем, провидением.
меня такое сильное впечатление, что я, как ни старалась, не могла вымолвить
ни слова.
выражает надежду, что наша юная приятельница не покинет упомянутое заведение
без его ведома и согласия; что она добросовестно постарается приобрести
знания, применяя которые будет впоследствии зарабатывать средства на жизнь;
что она вступит на стезю добродетели и чести и... э-э... тому подобное.
Кендж. - Не торопитесь, не торопитесь! Я подожду ответа. Не надо торопиться!
несчастная девочка, получившая это предложение. Мне легче было бы повторить
те, которые она произнесла, если бы только их стоило повторять. Но я никогда
не смогу выразить то, что она чувствовала и будет чувствовать до своего
смертного часа.
известно) жила от рождения. Ровно через неделю, в изобилии снабженная всем
необходимым, я уехала оттуда в почтовой карете, направлявшейся в Рединг *.
же была не так добра и плакала горькими слезами. Мне казалось, что за
столько лет, прожитых вместе, я должна была бы узнать ее ближе, должна была
так привязать ее к себе, чтобы наше расставание ее огорчило. Она коснулась
моего лба холодным прощальным поцелуем, упавшим на меня словно капля талого
снега с каменного крыльца, - в тот день был сильный мороз, - а я
почувствовала такую боль, такие укоры совести, что прижалась к ней и
сказала, что если она расстается со мной так легко, то это - моя вина.
дома, пока не услышали стука колес, - и тут я грустно простилась с миссис