- Потапов что-то буркнул. - Ну вот видишь. А Владимира выслали из
Ленинграда, тоже, конечно, ни за что. Отец у него какая-то там шишка был
при царе. А ведь дети за отцов не ответчики - это вождь сказал. Вот
Корнилов все время настороже, нервы у него напряжены. Иногда, конечно, и
сорвется. Затем еще одно: роем, роем, а ведь, кроме этой помойки, так
ничего и не раскопали. Затем эта идиотская история с удавом. Она знаешь
сколько крови нам стоила. А ведь все молча переживали.
ходил за мной да агитировал. В чем дело, Иван Семенович, может, мы вам чем
можем помочь? Так он мне надоел со своим сочувствием. Я однажды ему
отрезал: "Отвяжись, говорю, худая жизнь, и без тебя тошно". ("Ничего
подобного, ничего подобного никогда не было!" - быстро подумал Корнилов.)
сочувствовал, хотел помочь, а вы...
Потапов с веселым ожесточением. - Вот и ты мне помогаешь. Денно и нощно
помогаешь. Как зальешься на сеновал с книжечкой...
работает. Вот станет великой актрисой, тогда узнаешь...
нее знаю - что было, что есть, что будет. А тот что, все спит? Буди, буди,
второй раз кипятить не будем. Ты что? Его с собой захватишь?
пусть уж спит.
не проходит", - подумал Корнилов. Он кашлянул, чертыхнулся, откинул крючок
и предстал перед ними. Мятый, всклокоченный, с больной головой, но,
кажется, абсолютно трезвый. Предстал и увидел: стол накрыт, самовар
блестит. Зыбин, как обычно, вышагивает по комнате, Потапов сидит у окна на
табуретке, а Даша у стола перетирает чашки.
рассол у тебя, Иван Семенович, как хватил, сразу полегчало. Лег и заснул.
специально держит для таких случаев. Дарья, да брось ты это дело, налей
ему чай, да покрепче, покрепче. Одну черноту лей. Это ему сейчас первое
дело.
как марганец. Он опорожнил его с двух глотков и подал Даше пустой стакан;
она вновь налила доверху. Он поглядел на нее и вдруг опять увидел, что она
очень красивая и ладная - этакая тоненькая, длинноногая штучка в легком
платьице, и так ласково на него смотрит, так хорошо, ясно улыбается, от
нее так и веет свежестью и чистотой. И ведь сразу заступилась за него, и
эдак горячо, искренне. От этих мыслей ему стало так тепло, что он вдруг
просто так, ни на что не надеясь, спросил:
что это только шутка. И произошло невероятное: Даша молча встала, подошла
к буфету, вынула оттуда графин и налила ему полный тонкостенный стакан.
слюной и оскалился на нее Потапов.
чем не противоречил.
вылупя глаза. Может, и наорешь что хорошего.
слабо улыбающуюся, вдруг осушил стакан одним глотком и стукнул его на
стол.
сказала:
покорно стояла перед ним и держала тарелку, как улыбалась, взорвало его
опять. Он сел и сидел, смотря на них всех, затаившийся, радостно-злой,
готовый взорваться по первому поводу. Но повода-то не было. Пошел какой-то
мелкий, совершенно незначительный разговор про яблоки, музей. (Потапова
кто-то научил выращивать яблоки, на которых проступали совершенно ясные
изображения Ленина или Сталина... Пять из этих яблок экспонировались в
музее. Сейчас Потапов вырастил и хотел прислать еще три, с лозунгами и
государственным гербом.) Корнилов слушал этот разговор и молча кипел,
раскачиваясь на стуле. Наконец Потапов вздохнул и сказал, кивая на шкаф:
ведь ехать надо. Ну а вы, конечно...
сражение. - А если у меня есть дела личные, понимаете, личные, так
сказать, долг чести?! Я обещал Полине Юрьевне...
задание рабочим и поставьте кого-нибудь, ну хоть Митрича. Иван Семенович,
- обернулся он к Потапову, - ты их не поторопишь? Уже пора и выезжать.
вдруг и сказал, протягивая руку к ней:
пить? - Он посмотрел на Дашу и опять нахмурился. - Слушай, а ты с чего
взяла такую волю? Смотри, какая героиня! Он и так ходит как занюханный, а
ты ему еще подносишь. - Она загадочно улыбнулась, и тут он совсем взвился:
- И смеяться тут нечего, дрянь ты эдакая. Тут и полсмеха даже нет. Вот,
найдет на него опять лунатик, начнет буровить, я тогда тебе... - Он
посмотрел на Зыбина и обеспокоился уже по-настоящему. - Слушай, и ты с ним
будь покороче, с ним так можно влопаться, что и не вылезешь.
пьяница заступницу. Кто он такой тебе, что ты так за него свободно рот
дерешь, а? Бессовестная! - Он был не только рассержен, но и ошарашен.
всюду правду говорит. - Другие хитрят, таятся, а он прямо, без никаких.
Дашу. Выражение его лица Потапов понять не смог.
прав, а?
их рукой. - Он говорит, а все молчат. Говорят одно, а думают другое. Вчера
был героем, наркомом, портреты его висели, кто о нем плохо сказал, того на
десять лет. А сегодня напечатали в газете пять строк - и враг народа,
фашист... И опять - кто хорошо о нем скажет, того на десять лет. Ну какой
же это порядок, какая же тут правда? Вот дядя Петя...
покраснел от злости.
чтоб мне не сметь этого больше, слышишь... Я тебе за дядю Петю... Я тебе
не тетка... Я тебя в лучшем виде... Нет, ты слышишь, ты слышишь, что она
буровит? - чуть не плача повернулся он к Зыбину. - Видишь, чему он ее
учит? Да за такие слова тут нас всех сразу же... и следа не найдешь.
правы. То есть вы, может быть, правы - вообще, по-человечески, но сейчас
фактически, физически, исторически и всячески - нет. Я не про дядю Петю
говорю, тут, конечно, очевидная ошибка. А вот про наркомов и
военачальников. Ведь вы решаете вопрос сами по себе. Просто так - может
или не может? Может ли, спрашиваете вы, большой человек, преданный делу,
жертвовавший за него жизнью, а теперь победивший и осыпанный всем с головы
до ног - ну деньгами, почестями, дачами, всякими такими возможностями, о
которых мы и понятия не имеем, - может ли вот такой человек оказаться
предателем? И отвечаете - нет, то есть никогда и ни при каких
обстоятельствах. А ведь все именно и зависит от обстоятельств, от
обстоятельств времени, места и образа действия. Не от вопроса - кто он? а
от вопросов - когда? во имя чего? где? В сугубо мирное время, в обстановке
душевного равновесия? Безусловно, нет - не может он быть предателем. Во
время величайших исторических сдвигов - войн, революций, переворотов, - к
сожалению, да, может! Вся история наполовину и состоит из таких
предательств. Ведь вот Мирабо и Дантон оказались все-таки предателями. А
ведь революцию делали они! А историю Азефа вы никогда не читали? Ну,
начальник боевой организации партии социалистов-революционеров, хранитель
самого святого из святых, вернейший из всех верных, тот у кого ключи от
царства господня, как говорят о папе римском. "Есть ли в революции
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур
Прозоров Александр
Глуховский Дмитрий
Березин Федор
Сертаков Виталий