крючковатый нос, длинные сильные и одновременно на редкость ловкие пальцы.
Она почувствовала себя птицей, угодившей в силки, из которых, как ни
пытайся, не вырваться. Надо действовать немедленно: выбраться через окно и
бежать по белой дороге, которая, извиваясь, подобно змее, идет через болота.
Завтра уже будет поздно.
Бормоча что-то себе под нос, он, к ее облегчению, повернул налево и прошел в
другой конец коридора. Хлопнула дверь, и все стихло. Девушка решила, что
медлить больше нельзя. Если она проведет под этой крышей хотя бы одну ночь,
она сломается, потеряет себя, как тетя Пейшнс, сойдет с ума.
лестнице. Остановилась и прислушалась. Взялась было за перила и хотела
спуститься, как вдруг в противоположной стороне коридора раздался какой-то
звук. Это были рыдания. Кто-то приглушенно всхлипывал, уткнувшись в подушку.
То плакала тетя Пейшнс. Мэри остановилась, помедлила, потом вернулась в свою
комнату, бросилась на постель и закрыла глаза. С чем бы ни пришлось
столкнуться здесь и как бы ни было страшно, ей нельзя покидать "Ямайку".
Здесь она нужна. Возможно, тетя найдет в ней утешение, они поймут друг
друга, и как-нибудь - она слишком устала, чтобы думать об этом сейчас, -
Мэри сможет защитить тетю Пейшнс, стать между ней и Джоссом Мерлином.
Семнадцать лет ее мать жила и трудилась без мужа и вынесла столько, что
другим и не снилось. Уж она-то не сбежала бы из-за какого-то полоумного, не
побоялась бы остаться в доме, сам воздух которого пропитан духом зла, в
доме, что, продуваемый всеми ветрами, одиноко стоит на вершине холма, бросая
вызов людям и стихии. Матери Мэри достало бы мужества не дрогнуть перед
врагами. Она бы с ними справилась, не отступила.
одолевали сомнения. Хотелось заснуть, но сон бежал от нее. Каждый новый звук
бил по нервам - шуршание мыши за стеной, скрип вывески во дворе. Она
считала минуты и часы этой нескончаемой ночи. Когда же где- то в поле за
домом закукарекал петух, она, не в силах больше ни о чем думать, тяжело
вздохнув, заснула как мертвая.
3
яростного западного ветра, и проникавшие в комнату лучи жиденького солнца.
Было совсем светло, судя по всему, не меньше восьми часов. Выглянув во двор,
Мэри увидела, что ворота конюшни распахнуты; в грязи отпечатались следы
конских копыт. Смекнув, что хозяин уехал, девушка с облегчением вздохнула:
стало быть, они с тетей Пейшнс смогут хоть немного побыть вдвоем.
цветастый передник и грубые башмаки, которые обычно носила у себя на ферме,
и через десять минут уже умывалась в кухне над лоханью.
Заговорщицки улыбаясь, она сказала:
была больно усталой, так ничего толком и не поела. А еще я припасла тебе
немного свежевзбитого маслица - хлебушек помазать.
веки - следы беспокойной ночи, - старалась выглядеть веселой. Из этого
Мэри заключила, что только в присутствии мужа тетушка была такой нервной и
вела себя, как напуганный ребенок. Когда же его не было, она так же
по-детски, забыв обо всем, радовалась каждому пустяку - вроде того, что
может сварить яйцо для Мэри.
произносилось. Мэри не заботило, куда он уехал и зачем, она просто
радовалась его отсутствию. Тетушка с удовольствием болтала о чем угодно,
только не о теперешней своей жизни. Она явно страшилась расспросов, и
девушка начала пространно рассказывать о последних годах жизни в Хелфорде, о
постигших их бедах, болезни и смерти матери.
головой, то закусывала губу, то сочувственно охала, но девушке казалось, что
долгие годы жизни в постоянном страхе и тревоге лишили ее способности
слушать и внимать. Все заслонил какой-то прочно поселившийся в ее душе
неведомый ужас.
обследовать трактир.
расположенными комнатами. Отдельный ход в боковом крыле вел в бар, который
был пуст, но стоявший в нем дух явно указывал на недавно закончившуюся
гулянку. Затхлый воздух был насквозь пропитан запахами табака, прокисшего
вина, немытого тела; скамьи запачканы.
помещение в доме. Другие комнаты казались совсем заброшенными. Даже гостиная
рядом с парадным входом выглядела неприютно, как будто месяцами ее порога не
переступал порядочный путник. Да и камин давно не разжигался. Гостевые
комнаты наверху имели и вовсе запущенный вид. Одна была заполнена всяким
хламом, какие-то доски и ящики громоздились у стены, на полу были свалены в
кучу старые, изъеденные мышами и крысами лошадиные попоны. В комнате
напротив на сломанной кровати разложена картошка и репа. Мэри подумала, что
и та комната, которую отвели ей, прежде имела вид не лучше, и лишь к ее
приезду стараниями тети была хоть как-то прибрана и обставлена. В комнату
хозяев, расположенную в другом крыле, она зайти не посмела. Прямо под ней в
конце такого же длинного коридора на первом этаже, который вел в
противоположную от кухни сторону, находилась еще одна комната. Дверь ее
оказалась заперта. Мэри вышла во двор и попыталась заглянуть туда через
окошко, но оно было заколочено досками и увидеть ничего не удалось.
которого находился двор. В центре двора была земляная насыпь, по ней
проходил желоб с питьевой водой. Сразу за двором узкой белой лентой вилась
дорога; по обе стороны ее, насколько хватало взгляда, простиралась
коричневая, раскисшая от дождя заболоченная земля. Мэри вышла на дорогу и
огляделась. Вокруг виднелись лишь холмы и болота. Сизое каменное здание
трактира, каким бы мрачным и нежилым оно ни казалось, было здесь
единственным обиталищем.
пастбища, поросшие травой, казавшейся желтоватой в лучах зимнего солнца.
Другие - голые, со скалистыми гранитными вершинами. Солнце то скрывалось,
то выглядывало из-за туч, бросая длинные тени на болота. Благодаря игре
света и тени, переходу тонов картина беспрестанно менялась. Холмы
становились то багровыми, то фиолетовыми, то переливались всеми цветами
радуги. Но вот слабый луч солнца пробился сквозь облака, и ближайший холм
высветился, залился охрой, а соседний оставался в тени.
западе свирепствовал холодный, прямо-таки арктический ветер, нагонявший
тучи. Вот одна громадная, похожая на плащ разбойника, окутала гранитные
вершины холмов и разразилась дождем вперемешку со снегом. Воздух был чист и
ароматен, как в горах. Мэри испытывала новое, удивительное ощущение. Она
привыкла к мягкому, теплому климату. В Хелфорде было всегда тихо. Могучие
деревья и густой высокий кустарник укрывали его от ветров. Даже восточный
ветер особенно не досаждал - крутой берег реки служил надежным заслоном, и
ветер лишь вспенивал ее воды. И каким бы чужим и неприветливым ни казался ей
этот пустынный край голой, невозделанной земли, где единственным приютом
служила стоявшая высоко на холме, со всех сторон продуваемая ветрами
"Ямайка", в холодном воздухе было что-то будоражащее девушку. Мэри
почувствовала, как в ней зреет какая-то новая, дерзкая решимость. Колючий
ветер обжигал лицо, трепал волосы, на щеках девушки играл румянец, в глазах
появились искорки. Она жадно вдыхала этот воздух, который был свежее и слаще
сидра. Мэри подошла к желобу и подставила ладони под струйку. Ледяная вода
была чиста и прозрачна. Она сделала глоток. Такой воды ей еще не приходилось
пробовать. Горьковатая, она имела тот же привкус, что и дым печи, топившейся
торфом. Мэри тотчас же испытала ее живительное действие. Жажда больше не
мучала ее. В нее словно влились новые силы, проснулся аппетит, и она пошла к
дому, где ее ждал обед. Она отдала должное бараньему рагу с тушеной репой и,
впервые за сутки вволю наевшись, решилась расспросить тетю Пейшнс.
она молчала, глядя на племянницу широко раскрытыми глазами. Потом лицо ее
залилось краской, губы задрожали.
бойкое место, прямо у дороги. Разве ты сама не видишь? Два раза на неделю
здесь проходит почтовая карета из Труро через Бодмин до самого Лонстона. Да
ты ведь сама приехала по этой дороге. Много всякого люда проезжает здесь: и
торговцы, и джентльмены, путешествующие по своим делам. Случается, и матросы
из Фалмута заглядывают.
заходят освежиться. У нас большая клиентура.
в комнатах что творится! Вот мышам да крысам раздолье! Да я же своими
глазами видела. Мне приходилось бывать в трактирах, конечно не таких
больших. У нас в деревне тоже был трактир. Хозяин был с нами в дружбе. Мы не
раз к нему заглядывали и чай пили в гостиной. Правда, он сдавал только две
комнаты, но зато уж они были и обставлены как подобает, и прибраны как
следует.
вцепившись руками в колени, она произнесла:
завалится? В таком уединенном месте и прирежут ночью за милую душу. Страшно
пускать кого попало.