считал себя очень хитрым. Хитрее всех. А чтобы никто не превзошел его в
хитрости, он скрывал это свое качество всячески, как только мог. Так часто
дурак считает себя самым умным и всю жизнь остерегается обнаружить хотя бы
капельку разума, в конечном итоге умирая совершеннейшим дураком, как для
людей, так и для самого себя.
пожалуй, единственный в жизни, поэтому не воспользоваться им было бы
просто грешно. При всей своей лености, он мгновенно оценил все выгоды,
которые дают Немому свободные странствования, и точно так же мгновенно
представил этого странного, нечеловечески сильного увальня прикованным к
мосту.
мост на своего напарника и изо всех сил бросился ко двору Воеводы,
всячески выказывая свою торопливость, что могло бы показаться весьма
комичным для любого из мостищан, которые знали ленивую неповоротливость
Положая. А если бы они еще увидели, как Положай время от времени
оглядывается и с видом заговорщика подмигивает Немому своим
удивленно-страждущим глазом, то и вовсе покатились бы со смеху над такой
неестественной живостью и услужливостью своего слобожанина. Но Положай не
заботился о том, встретится ли ему кто-нибудь из мостищан, поднимет ли его
на смех или же разгадает его хитрость. У него теперь была одна лишь
забота: заманить Немого в западню, в подневольную жизнь.
простоять на мосту до самой смерти, не двигаясь с места, тогда как мимо
тебя непрерывно идет и идет куда-то люд, торопится по делам, удирает от
погони, гонится за зрелищами и мечтами, просто прогуливается, вбирая
взглядами все чудеса белого света, - в человеческих ли это возможностях? И
не взбунтуется ли в конце концов человек и не пойдет ли куда глаза глядят,
лишь бы только сорваться с опостылевшего места и удовлетворить хотя бы
частично извечную тягу к странствиям, заложенную в человеческой душе со
дня рождения? Однако нет. Мостищане сохраняли верность своему месту;
кажется, не бывало случая, чтобы кто-нибудь из них поддался соблазну и,
как говорится, сорвался с места. Сказано уже, что здесь придерживались
убеждения, согласно которому человек должен твердо стоять на своем месте,
а следовательно - на одном месте, оставляя на долю других, неустроенных и,
видимо, очень несчастливых, бездомность и мытарства по белу свету. Да и
кроме того, когда стоишь вот так на скрещении всех дорог целой земли,
когда проходят мимо тебя не только тысячи людей, а проходит и время, и
пространство словно бы движется, то кажется тебе, будто ты и сам
трогаешься с места, а вместе с тобой - твой мост, твоя река, твои берега,
твоя земля и небо твое с солнцем, луной, звездами, и ты - счастливейший
человек среди сущего, потому что никогда не расстаешься с тем, что
является таким родным и бесценным для тебя.
то есть мостищан, людей исключительных, определенных для этого места как
бы самим богом. А если вот так взять и задержать здесь человека вольного,
у которого все родное - с ним, как вон тот ребенок на руках? Что тогда
произойдет? В своих хитростях Положай простирался так далеко, что мог
сравнить положение Немого с возом, остановленным на полном скаку. Катился
воз с горы, катился быстро, так, что спиц в колесах не было видно, а тут
вдруг - раз! - остановился воз, и все, что на нем было, полетело вперед,
посыпалось с него. Не то же самое происходит и с человеком?
он заманивал Немого. Хотелось ему иметь в Мостище еще одного такого
сильного, как и сам, чтобы не обидно было, чтобы неволя, раз уж она падает
на одни плечи, ложилась бы и еще на одни, такие же сильные плечи. Ибо люди
слабые, им что? Им легко покоряться. А Положай страдал, - ясное дело,
никогда не проявляя этого, - от постоянного послушания, а кому бы не
хотелось иметь в страданиях равного себе товарища? Ну так вот, Положай
увидел в Немом хорошего для себя товарища, - наверное, этим и можно
оправдать его не совсем обычное поведение.
раньше, а сейчас боялся: что, если Немой возьмет и побредет себе дальше,
ибо зачем же ему было менять свою свободу, свои прекрасные веселые
странствования на мостищанскую тоску и неволю? Не угрожала ему старость,
он не мог пожаловаться на недостаток силы, был из тех, кого трудно было
обидеть, есть-пить для себя и для ребенка в дороге он всегда раздобудет, -
вот так иди себе по свету дальше и дальше, пока ты можешь идти, пока не
зависишь ни от кого, нет над тобой хозяина и господина, а как только
остановишься, осядешь, где-нибудь задержишься на продолжительное время,
так и опомниться не успеешь, как станешь чьим-нибудь прислужником, а то и
рабом.
опасения, от нетерпения, он страдал от мысли, что его так долго скрываемая
и наконец пущенная в дело хитрость может пропасть впустую, сожалел, что не
может заговорить с Немым, рассказать ему, какая рыба здесь ловится, какие
сенокосы в Мостище, какое молоко, какие девчата, как солнце всходит из-за
Реки, какие звезды мерцают у самых твоих глаз, когда ты лежишь с молодицей
во дворе, возле хижины. Он попытался вложить все это в свои хитрые
подмигивания и в суетливые движения, но Немой то ли не замечал
подмигиваний, то ли не обращал на них внимания, то ли не верил, что ли, у
него были какие-то свои подозрения. Шел тупо, мрачно, одеревенело. А
белоголовый ребенок только стрелял своими глазенками во все стороны, но
тоже молчал. Хотя бы о чем-то спросил или сказал бы: <Дяденька!>
Песок, да рвы, да сторожевые башни из потемневшего дерева, да деревянная
церквушка святого Николая, поставленная для Воеводы, чтобы вымаливал у
чудотворца добра и долгого стояния для своего моста, да еще в отдалении
Штимова корчмушка, тоже из темных бревен подворье, а нигде ведь ни единого
дерева, ни травинки, ни зеленого кустика, что для души Положая,
влюбленного в деревья и травы, казалось просто невыносимым наказанием. А
что, если Немой тоже неравнодушен к зелени, - как он тогда почувствует
себя средь этих песчаных бугров да деревянных строений не самого веселого
назначения? Чтобы хоть немножко сократить путь средь этой самой
непривлекательной части Мостища, Положай не пошел по вымощенной крепкими
деревянными бревнами дороге, а ударился напрямик, по косогорам, там же
песок оказался таким безнадежно глубоким, что человек свежий и непривычный
мог бы разве что выругаться да плюнуть на Мостище, но ни в коем случае не
влюбиться в него.
Мостище творится что-то необычное, Воевода выехал со двора на вороном
жеребце, а нужно сказать, что Воевода всегда и всюду ездил верхом, даже до
ветру, смеялись люди, добирался таким способом. Мостовик ехал одиноко,
понуро, поодаль от него держался его прислужник Шморгайлик, на сивой
кобыле, одетый в новое корзно, - видать, выслужился у Воеводы, что-то уже
вынюхал и донес, кого-то продал. Шморгайлика в Мостище ненавидели все. Это
был подлейший человек. Никогда ничего не умел, ничего не делал, только
шмыгал длинным носом да нашептывал Воеводе о том и о сем. Потому и
прозвали его Шморгайликом, а как на самом деле назывался - значения не
имеет. Считалось плохой приметой, когда Воевода выезжает со двора в
сопровождении Шморгайлика, и у Положая душа ушла в пятки, но он уже ничего
не мог поделать, двинулся навстречу Мостовику.
Шморгайлик, не решаясь подъехать ближе, издали с любопытством всматривался
в Немого и в Положая.
непривычный к разговорам, и повел округло рукой так, чтобы одним взмахом
указать и на мост и на Немого.
незнакомого человека; спросил со злостью, словно бы хотел отбить охоту:
Воеводы, начисто упустив из виду, что не успел еще сказать Воеводе о
странности этого человека.
Немого и упорной глупости ослепленного своей властью Воеводы. Действуя с
непривычной для него суетливостью, он замахал перед глазами Немого,
показывая тому, что Воевода предлагает ему остаться в слободе, жить здесь
и стоять возле моста. Немой, как и прежде, гладил головку ребенка и лишь
пожал плечами, дескать, если вам так хочется, то ладно, мне все равно.
независимость Немого Положай, уже и не рад был, что привел к Воеводе этого
неучтивого и непокорного человека. Однако Воевода, видно, был в этот день
в добром настроении, что-то ему тоже понравилось в Немом, он попытался
даже выдавить из-под усов улыбку, что с ним бывало не так уж часто,
спросил:
силен, как зверь... Пароконный воз с лошадями бросил с моста.
Возьми у него дитя, а он пускай поднимет того, с конем.
Василенко Иван
Сертаков Виталий
Свержин Владимир
Пехов Алексей
Русанов Владислав
Белов Вольф