он держит еще только дамские сукна: легкие для платьев, поплотнее - для
манто. За мужским же товаром по-прежнему идут ко мне: за охотничьим
бархатом, ливреями, не говоря уже о фланели и мольтоне; и тут-то уж я ему
не уступаю, у меня выбор куда богаче... Но он явно хочет досадить мне, не
зря он расположил отдел сукон напротив моих окошек. Ты ведь видела его
витрины? Он нарочно выставляет в них готовые наряды и сукна целыми штуками
- как ярмарочный зазывала, приманивающий девок... Право, я сгорел бы - от
стыда, если бы стал прибегать к подобным средствам! Вот уже сто лет, как
"Старый Эльбеф" всем известен, и у его двери никогда не было никаких
ловушек. Пока я жив, лавка останется такой же, какой я ее получил, с
четырьмя штуками образцов справа и слева, - и только!
прервать наступившую было паузу:
сегодня приходили госпожа Дефорж и госпожа де Бов. Я жду и госпожу Марти,
ей нужна фланель.
Правда, она говорила, что английский шевиот продается напротив на десять
су дешевле и будто бы не уступает нашему.
величиною с носовой платок! - уныло заметила г-жа Бодю. - Поверишь ли,
дорогая Дениза, когда Делезы основали фирму, у них была всего-навсего одна
витрина на улице Нев-Сент-Огюстен, - нечто вроде стенного шкафа, где едва
хватало места для двух-трех штук ситца и коленкора. В лавке невозможно
было повернуться, до того она была тесна... А "Старый Эльбеф" в ту пору
насчитывал свыше шестидесяти лет и уже был таким, каким ты видишь его
сегодня... Ах, все изменилось, и как изменилось-то!
жизни. Она родилась в "Старом Эльбефе" и любила в нем все, вплоть до его
сырых камней: она жила только им и для него. Некогда она гордилась этим
торговым домом, самым солидным в квартале, с самой большой клиентурой;
теперь же она бесконечно страдала, видя, как мало-помалу разрастается
соперничающее предприятие, которым сначала все пренебрегали, пока оно не
окрепло и наконец не стало главенствовать и угрожать соседям. Это было для
нее вечно открытой раной; она умирала от унижения "Старого Эльбефа" и,
подобно ему, жила только по инерции, сознавая, что агония лавки будет ее
собственной агонией и что она умрет в тот самый день, когда лавка
закроется.
Он устал и даже досадовал на то, что опять позволил себе отвести душу. Но
вся семья продолжала уныло вспоминать и перетряхивать свои невзгоды.
Никогда-то им не улыбалось счастье! Дети подросли, родители стали было
сколачивать состояние, и вдруг началась конкуренция, а с нею - разорение.
К тому же надо было содержать еще дом в Рамбуйе, деревенский дом, куда
суконщик вот уже десять лет мечтал удалиться на покой. Это была, по словам
Бодю, "покупка по случаю", но старинное каменное строение постоянно
требовало ремонта, и он решил сдавать дом внаем; однако арендной платы не
хватало на покрытие расходов. На это уходили его последние барыши; такова
была единственная слабость этого до щепетильности честного человека,
упорно державшегося старинных обычаев.
Довольно без толку болтать!
было душно и жарко. Все поспешно поднялись, тягостная тишина была
нарушена. Только Пепе спал, да так крепко, что его уложили тут же, на
кипах мольтона. Беспрестанно зевавший Жан опять стал у входной двери.
просто поговорили о положении вещей, вот и все... В твои дела мы не
вмешиваемся.
рассказы вызвали в Денизе вместо отвращения только еще больший восторг
перед "Дамским счастьем". Девушка казалась по-прежнему спокойной и
ласковой, но в глубине ее души таилась упрямая воля нормандки. Она только
молвила в ответ:
лечь спать, потому что они очень устали.
немного в лавке. Наступил вечер. Дениза заметила, что мостовая потемнела и
блестит от мелкого, частого дождя, не прекращавшегося с самого захода
солнца. Она удивилась: за какие-нибудь несколько мгновений вся улица
покрылась лужами и потекли потоки мутной воды. Пешеходы растаптывали
густую липкую грязь, в сумерках сквозь проливной дождь виднелись только
смутные очертания зонтиков, которые сталкивались, раздувшись, словно
большие темные крылья. Девушка шагнула было в глубь лавки, съежившись от
холода, но когда она бросила взгляд на тускло освещенное помещение, еще
более мрачное в этот час, сердце ее сжалось. Сюда проникало влажное
дыхание улицы, доносились отголоски жизни старинного квартала: казалось,
будто вода, струящаяся с зонтов, просачивается до самых прилавков, будто
лужи и грязь мостовой проникают в нижний этаж ветхого здания и пропитывают
плесенью его стены, и без того уже побелевшие от сырости. Это был словно
призрак старого, сырого Парижа. И Дениза дрожала как в лихорадке, она и
ужасалась и дивилась, видя этот огромный город таким холодным и
некрасивым.
вглубь ряды газовых рожков. И Дениза сделала шаг вперед, вновь увлеченная
и как бы согретая этим пылающим очагом. Машина по инерции все еще работала
и продолжала хрипеть и грохотать, выпуская последние пары, но приказчики
уже свертывали материи, а кассиры подсчитывали выручку. Сквозь запотевшие
стекла все это представало в виде какого-то хаоса огней, точно некая
причудливая фабрика. За дождевой завесой зрелище это казалось далеким,
призрачным и похожим на гигантскую топку, где на фоне багрового пламени
котлов мелькают черные тени кочегаров. Витрины тонули во мраке: там можно
было различить теперь только снег кружев, белизну которых оживлял матовый
свет газовых рожков; а в глубине этой часовни мощно вздымались готовые
наряды, и чудесное бархатное манто, отделанное серебристой лисицей,
казалось силуэтом великолепной безголовой женщины, которая под проливным
дождем, в таинственных парижских сумерках спешит на бал.
ее попадают брызги дождя. В этот ночной час "Дамское счастье", сверкавшее,
как раскаленный горн, окончательно покорило девушку. В большом городе,
почерневшем и притихшем под дождем, в этом неведомом ей Париже оно горело,
как маяк, оно казалось ей единственным светочем и средоточием жизни. Она
замечталась о будущем, о службе в этом магазине. Ей придется много
работать, чтобы вырастить детей, но будет в ее жизни и нечто другое, - она
еще не знала, что именно, - что-то еще далекое, но она уже трепетала и от
страха перед ним, и от желания, чтобы оно поскорее свершилось. Денизе
вспомнилась женщина, умершая во время закладки здания. Ей стало страшно:
огни показались ей кровавыми, но мгновение спустя белизна кружев успокоила
ее, надежда и радостная уверенность завладели ее сердцем; а тем временем
дождевая пыль обдавала холодом ее руки и умеряла лихорадочное возбуждение,
вызванное переездом в столицу.
витриной, где она утром заметила целое сооружение из зонтов и тростей.
Старик стоял в тени, поглощенный созерцанием победоносной выставки
"Дамского счастья"; лицо его было скорбно; он даже не замечал дождя,
который хлестал его непокрытую голову и струйками сбегал с седых волос.
спиной. Как и Бурра, которого они считали дураком, они то и дело невольно
возвращались к созерцанию этого зрелища, раздиравшего им сердце. Это было
какое-то самоистязание. Женевьева сильно побледнела: она убедилась, что
Коломбан любуется тенями продавщиц, мелькающими в окнах второго этажа;
Бодю старался подавить в себе вновь вспыхнувшую злобу, а глаза его жены
наполнились безмолвными слезами.
его мучила неуверенность; он чувствовал, что племянница, как и все другие,
покорена.
2
счастьем". Она решила сначала явиться туда, а потом уж проводить Жана к
его хозяину, который жил далеко, в верхней части предместья Тампль. Но,
привыкнув рано вставать, она слишком поспешила выйти из дома: приказчики
еще только начинали появляться. Боясь показаться смешной, она в
нерешительности топталась на площади Гайон.
утренним светом, торопливо выходили приказчики, ежась от первой зимней
стужи, спрятав руки в карманы и подняв воротники пальто. Они шли большей
частью поодиночке и исчезали в недрах магазина, не обменявшись ни словом,
ни взглядом с сослуживцами, спешившими рядом с ними; другие шли по двое,
по трое, занимая тротуар во всю его ширину и перекидываясь коротенькими
фразами; все они, прежде чем войти, одним и тем же движением швыряли в
сточную канавку окурок папиросы или сигары.
Флинт Эрик
Никитин Юрий
Орлов Алекс
Афанасьев Роман
Посняков Андрей
Афанасьев Роман