Последние фразы он произнес очень торжественно, после чего встал,
несколько раз взволнованно прошел взад и no комнате, задумавшись, наконец
вернулся.
...Я даже пошел бы дальше, чем ГЈте. Я бы сказал, что чем старше я
становлюсь и чем глубже я проникаю в настоящую сущность музыки, тем яснее
мне становится, что музыка есть величайшая тайна, мистерия, и что чем больше
о ней знаешь, тем меньше в состоянии сказать еще что-либо значимое. ГЈте же
был, при всем моем уважении, которым он пользуется по сей день -- и вполне
справедливо, -- говоря откровенно, человек не музыкальный. В первую очередь
он был лириком и как таковой, если хотите, ритмиком и языкомелодистом. Но
все это не то, что музыкант. Иначе объяснить его гротесковые ошибочные
суждения о музыкантах просто нельзя. -- Но относительно мистического он
понимал очень много. Я не знаю. Знаете ли вы, что ГЈте был пантеистом*?
Возможно. А ведь пантеизм находится в тесной связи с музыкой, он является в
определенной мере следствием мистического мировоззрения, как это происходит
в таоизме и в индийской музыке и так далее, проходит сквозь все
средневековье и эпоху Возрождения и так далее, а затем, кроме всего прочего
у далее проявилось в масонском движении 18 века. И к тому же Моцарт тоже был
масоном, да будет это вам известно. Моцарт еще в молодые годы присоединился
к движению масонов, как музыкант, действительно, и это, по-моему, -- и ему
самому это должно было быть совершенно ясным -- доказательство моего тезиса,
что для него, Моцарта, музыка, в конце концов, тоже была таинством и он
мировоззренчески в свое время не мог этого более осмыслить. -- Сейчас я не
знаю, не будет ли это вам слишком сложным, потому что вам, возможно, не
хватает для этого предпосылок. Но сам я уже на протяжении многих лет
занимаюсь материей, и я скажу вам только одно: Моцарта -- на этом фоне --
слишком переоценивают. Как музыканта Моцарта слишком переоценивают. Нет,
действительно, -- я знаю, что сегодня это звучит не очень популярно, но я
хочу сказать, как один из тех, кто многие годы занимается этой материей и в
силу своей профессии это изучал -- что Моцарт, в сравнении с сотнями своих
современников, которые сегодня совершенно незаслуженно забыты, совершенно,
можно сказать, сварен на воде, и именно потому, что он уже ребенком в столь
раннем возрасте проявил свою одаренность и уже в восьмилетнем возрасте стал
сочинять музыку, он уже в самое короткое время себя исчерпал и пришел к
своему концу. И основная вина лежит на его отце, вот это и есть скандал. Я
бы своему сыну, если бы он у меня был, не позволил бы, будь он в десять раз
одареннее, чем Моцарт, ибо этого быть не должно, чтобы ребенок сочинял
музыку; каждый ребенок сочиняет музыку, если вы направите его на это, словно
обезьяну, но это не произведение искусства, а издевательство, измывательство
над ребенком, и это запрещено сегодня со всем правом, ибо ребенок сегодня
имеет право на свободу. И это одно. Другое же то, что в то время, когда
Моцарт сочинял свою музыку, практически написано не было еще ничего.
Бетховен, Шуберт, Шуман, Вебер, Шопен, Вагнер, Штраус, Леонкавалло, Брамс,
Верди, Чайковский, Барток, Стравинский... -- всех я перечислить не могу, как
раньше... девяносто пять процентов музыки, которую наш брат сегодня усвоил
или должен был усвоить, я промолчу, как профессионал, ее в то время просто
еще не было! Она появилась лишь после Моцарта! Моцарт об этом не имел ни
малейшего представления! -- Единственный, да?, кто был в то время знаменит,
единственный -- это был Бах, и он был совершенно забыт, потому что он был
протестантом, которого лишь мы снова вернули из небытия. И поэтому положение
Моцарта в то время было несравненно проще. Необремененный. Любой мог просто
так прийти и беззаботно, свежо играть оттуда и сочинять музыку --
практически все, что ему хотелось. Да и люди в то время были намного
благодарнее. В то время я бы стал всемирно известным виртуозом. Но Моцарт
никогда бы этого не допустил. В отличие от ГЈте, который все-таки был более
честным. ГЈте всегда говорил, что это было его счастьем, что литература в
его время была, так сказать, чистым листом. Это было его счастьем. Свинство,
как говорится. А Моцарт никогда бы этого не сказал. И это я ставлю ему в
упрек. Потому что я свободен в суждениях и всегда говорю правду в глаза, ибо
меня такие вещи злят. И -- это только между прочим -- то, что Моцарт написал
для контрабаса -- это вы можете забыть; забыть до самого последнего акта
"Дон Жуана"; ошибочное мнение. Достаточно о Моцарте. Сейчас я хочу выпить
еще глоточек...
Он встает, спотыкается о контрабас и кричит.
...Да забрали бы тебя черти! Всегда ты прямо на дороге, дурак! -- Не
скажете ли вы мне, почему мужчина тридцати пяти лет, а именно я, живет
вместе с инструментом, который ему постоянно мешает?! С человеческой
стороны, с общественной, с транспортной, с сексуальной и с музыкальной
лишь мешает?! Ни разу на него не надавив?! Вы мне можете это объяснить!?
-- Извините, что я кричу. Но здесь я могу кричать столько, сколько мне
вздумается. Этого не слышит никто, благодаря акустическим плиткам. Ни один
человек меня не слышит... Но я еще разобью его, в один прекрасный день я его
разобью...
Он отходит, чтобы принести себе еще пива.
* Пантеист -- сторонник пантеизма, религиозно-философского учения,
отождествляющего Бога с природой и рассматривающего природу отождествлением
Божества (прим. пер.).
Моцарт, увертюра к "Фигаро".
Конец музыки. Он снова возвращается на свое место. В то время, как он
наливает себе пиво.
...Еще словечко по поводу эротики: Эта маленькая певица -- великолепна.
Она довольно маленькая и у нее совершенно черные глаза. Быть может, она
еврейка. Мне это было бы совершенно безразлично. Во всяком случае ее зовут
Сара. Для меня она стала бы прекрасной женой. Знаете ли, я никогда не смог
бы влюбиться в виолончелистку, в альтистку тоже не смог бы. Хотя -- это
исходя из инструмента, -- контрабас с альтом музыкально сочетаются идеально
-- "Sinfonia concertante" фон Диттерсдорфа. Тромбон тоже подходит. Или
виолончель. С виолончелью мы все равно чаще всего играем в унисон. Но в
человеческих отношениях это не подходит. Для меня не подходит. Как
контрабасисту мне нужна женщина, которая представляет полную
противоположность тому, чем являюсь я: легкость, музыкальность, красота,
счастье, слава, и еще у нее должна быть грудь...
Я сходил в музыкальную библиотеку и посмотрел, есть ли что-нибудь для
нас. Две целые арии для сопрано и обязательной партии контрабаса. Две арии!
И конечно же снова этого абсолютно никому неизвестного Иоганна Шпергера,
умершего в 1812 году. И еще нонет Баха, Кантата ї152, но нонет -- это почти
что целый оркестр. Значит, остаются два произведения, которые мы смогли бы
исполнить лишь вдвоем. Это конечно же для базиса недостаточно. Разрешите, я
выпью.
А что же тогда необходимо сопранистке? Не будем же себя обманывать!
Сопранистке необходим концертмейстер. Приличный пианист. А еще лучше
дирижер. Режиссер тоже еще бы подошел. Даже технический директор был бы для
нее более полезным, чем контрабас. -- Мне кажется, что у нее что-то было с
нашим техническим директором. При этом этот человек чистейшей воды бюрократ.
Совершенно далекий от музыки тип функционера. Жирный, похотливый, старый
козел. Кроме того еще и голубой. -- А может быть у нее все-таки с ним ничего
и не было. Честно говоря, я этого не знаю. Наверное мне это было и все
равно. С другой же стороны, меня это заедало. Потому что с женщиной, которая
спит с нашим техническим директором, я бы в постель лечь не смог. Я никогда
не смог бы ей этого простить. Но до этого нам еще далеко. Поскольку вопрос
еще в том, сможем ли мы зайти столь далеко, ибо она практически со мной
вообще не знакома. Я даже не думаю, что она вообще хоть раз меня
когда-нибудь заметила. В музыкальном смысле это уж точно, чего ради? В
крайнем случае, в столовой. Внешне я выгляжу не так плохо, как я играю. Но в
столовой она появляется редко. Ее часто приглашают. Старшие певцы.
Приезжающие на гастроли звезды. В дорогие рыбные рестораны. Однажды я это
видел. Камбала там стоит пятьдесят две марки. Такие вещи я считаю
отвратительными. Мне кажется отвратительным, когда молодая девушка с
пятидесятилетним тенором, скажу откровенно -- человек этот получает тридцать
шесть тысяч за два вечера! Знаете ли вы, сколько зарабатываю я? Одну восьмую
чистыми зарабатываю я. Когда мы записываем пластинки или я где-то
подрабатываю, тогда я кое-что зарабатываю дополнительно. Но обычно я
зарабатываю чистыми одну восьмую. Столько сегодня зарабатывает младший
служащий в офисе или студент на подработках. А чему они учились? Ничему они
не учились. Я же четыре года учился в консерватории: у профессора Краучника
я учился композиции, а у профессора Ридерера гармонии; с утра у меня по три
часа уходит на репетиции, а вечером четырехчасовые концерты, а когда я
свободен, то и тогда я во всеоружии и раньше двенадцати спать не ложусь, а
время от времени я еще должен репетировать, черт бы побрал еще раз, если бы
я не был настолько одаренным, что все считывал прямо с листа, то мне
пришлось бы упорно работать по четырнадцать часов в сутки! --
Но я мог бы пойти в рыбный ресторан, если бы я захотел! И я бы выложил
пятьдесят две марки за камбалу, если бы этому суждено было случиться. И я бы
глазом не моргнул, потому что вы меня плохо знаете. Но я считаю это
отвратительным! Кроме того, все эти господа женились через банк.--
Пожалуйста, если бы она пришла ко мне -- правда, она со мной не знакома -- и
сказала бы мне: Давай, мой дорогой, пойдем покушаем камбалу! -- я бы
ответил: Конечно же, мое сокровище, почему бы и нет; мы покушаем камбалу,
моя драгоценная, пусть даже это стоит восемьдесят марок, мне на это
наплевать. -- Потому что по отношению к даме, которую я люблю, я кавалер, с
головы до пят. Но это отвратительно, когда эта женщина идет куда-то с