Чтение 6–й страницы книги ~Девять десятых судьбы~

- Вы меня встречали в Варшаве? - ровным голосом спросил Шахов.

- В том-то и дело, что встречал, - тотчас же подтвердил военный.

Шахов повернулся, сделал несколько шагов и спустился в подвальчик;
следом за ним вошел военный.

- Анекдот мой, - начал он, когда они уселись за стол и военный зака-
зал два чая, подмигнув предварительно половому, мигом понявшему, какого
рода "чай" требуется посетителям, - должен быть вам отлично известен; вы
к нему имели, если можно так выразиться, некоторое касательство. Дело
идет, собственно говоря, об одном, в высшей степени благородном, юно-
ше... Вы бы поставили сюда винтовку, вот сюда, в простеночек, а то все
вертите в руках...

- Говорите, - сказал Шахов; он был почти спокоен, только на щеке вре-
мя от времени начинала играть какая-то жилка.

- Этот самый юноша был прапорщиком, - продолжал военный, вдруг начи-
ная гримасничать, - разумеется, это все в германскую войну происходило,
а не в какую-нибудь русско-японскую... Так вот этот самый юноша расп-
ространял среди солдат разные книжечки - вот те самые, что теперь можете
в любом книжном магазине приобрести в неограниченном количестве...

Военный наполнил стаканы, выпил и пошел к прилавку закусывать; каза-
лось, он сделал это для того, чтобы со стороны еще раз взглянуть на Ша-
хова.

- Так вот насчет книжечек, - продолжал он, возвратившись, - разумеет-
ся, он не одними книжечками занимался. Но из-за этих самых книжечек за-
кончилась его карьера; иными словами, он попался, был арестован и приве-
зен с фронта в Варшаву...

Он сделал ударение на последнем слове.

- Именно в Варшаву... А в Варшаве посмотрели, понюхали и нашли, что
это называется: революционная пропаганда в действующей армии с целью
открытия фронта неприятелю и низвержения существующего государственного
строя... Прикажете дальше?

- Не нужно.

- Как угодно!

Военный поднял свой стакан, приветственно кивнул Шахову головой и вы-
пил.

- Вы были в полевом суде? - медленно спросил Шахов, вставая со стула.

- Писарь военно-полевого суда Главецкий, - с готовностью подхватил
военный.

Они промолчали несколько минут. Шахов, не отрываясь, пристально смот-
рел военному в лицо; тот аккуратно подтер корочкой пятно на мраморном
столике, застегнул на все пуговицы шинель и встал.

- Вам не поверят, у вас нет никаких доказательств, - с трудом выда-
вил, наконец, Шахов.

- Ай-я-яй, неужели нет? - гримасничая, спросил военный. - А что вы
скажете, если я вам покажу...

Он перегнулся через стол и сказал что-то Шахову на ухо.

Шахов отшатнулся от него.

- Что ж вы такие бумаги на всякий случай у себя сохраняете? - спросил
он, криво усмехнувшись.

- Это уж все равно... - отвечал военный серьезно, - а вот ведь слу-
чай-то вышел.

- Так что же вы теперь от меня хотите?

- Да что, пустяки... хотя впрочем еще не знаю... Да пустяки, стоит ли
об этом говорить!

Шахов вдруг повернулся и пошел к двери. На этот раз военный не оста-
новил его, он насмешливо и с интересом следил за тем, как Шахов идет че-
рез подвал, поднимается по ступеням, отворяет двери...

Когда Шахов отворил двери на улицу, он еще раз услышал голос Главец-
кого; Главецкий коротко, по многу раз произносил вслед Шахову всем из-
вестное заборное слово.

---------------

КНИГА II.

Искусство восстания - самое трудное искусство в мире.

Это искусство требует не только ясного и мужественного ума, не только
тонкого лукавства, не только расчетливости шахматиста. Оно требует преж-
де всего спокойствия: спокойствия, когда нужно гримировать лицо и изме-
нять походку, чтобы из Выборгского подполья руководить революцией; спо-
койствия, когда план, выработанный бессонными ночами в шалаше, в болотах
под Петроградом, готов рухнуть; спокойствия, когда пустая случайность
готова вырвать из рук уже одержанную победу; спокойствия, когда сопро-
тивление сломано; наконец, спокойствия, когда вчерашний политический
беглец начинает руководить шестою частью мира.

Этим спокойствием в полной мере обладали те, кто 24 октября по услов-
ной телеграмме двинули отряды моряков на помощь восставшим солдатам, те,
кто троекратным гудком с Трубочного завода вызвали к Николаевскому и
Дворцовому мостам отряды василеостровских красногвардейцев и бросили на
город восставшие рабочие районы, те, кто должен был из пушек Петропав-
ловской крепости подать сигнал к всеобщему штурму...

Против красногвардейцев - прямолинейного авангарда революции, матро-
сов - людей, привыкших с веселым спокойствием ставить свою жизнь на кар-
ту, и солдат, пропахших потом мировой войны, несущих на своих штыках не-
нависть, воспитанную в Мазурских озерах, - правительство буржуазии про-
тивопоставило свою гвардию - юнкерские училища, свою любовь к романтизму
- ударные отряды смерти и свой комнатный героизм - женские батальоны,
язвительно прозванные "дамским легионом при Временном правительстве".

Впрочем, вежливые адвокаты и осторожные промышленники были уверены в
том, что враг будет побежден при помощи одних только заклинаний.

Они и не подозревали, что их власть окончится скорее, чем это можно
было бы предположить с первого взгляда.

Вместо того, чтобы отдавать приказы - они отдавали приветствия, вмес-
то того, чтобы попытаться хоть однажды опровергнуть блестяще доказанную
неспособность к управлению государственными делами - они выражали друг
другу соболезнование, вместо того, чтобы защищаться - они, как благовос-
питанные люди, уступали насилию.

Впрочем, защита как холодным, так и огнестрельным оружием, справедли-
во казалась им бесполезным и хлопотливым делом. Подобно средневековым
алхимикам, они предпочитали защищаться формулами магических заклинаний.
На всякий случай это вежливое правительство организовало комитет общест-
венной безопасности (иными словами - безопасности буржуазии), послало
главного мага и волшебника в Гатчино за красновскими казаками и вызвало
с фронта батальон самокатчиков.

Комитет безопасности буржуазии постановил немедленно умереть от него-
дования, главному волшебнику не суждено было возвратиться обратно, а ба-
тальон самокатчиков вступил в Петроград с требованием передачи всей
власти в руки Советов.

А покамест адвокаты из провинции и демократы из сахаро-заводчиков
уясняли себе смысл происходящих событий и раздували порох заклинаний,
плохо разгоравшийся на ветру Октябрьской революции, восставший гарнизон,
не тратя лишних слов и щелкая затворами винтовок, при помощи настоящего
пороха, изобретенного Бертольдом Шварцем, готовился атаковать Зимний.

К четырем часам дня дворец был уже окружен кольцом войск Военно-Рево-
люционного Комитета. Возле Александровского сада и на улице Благородного
Собрания за Полицейским мостом стояли Кексгольмский полк, Второй Бал-
тийский и Гвардейский экипажи моряков; группы этих же частей прикрывали
завод зенитной артиллерии.

С Морской улицы вход на Дворцовую площадь занимали броневики под
прикрытием Павловского полка и Красной гвардии Петроградского и Вы-
боргского районов.

Главный отряд Павловского и Преображенского полков продвинулся до
Зимней Канавки и замыкал выходы с площади.

Все эти части с левого фланга и в центре опирались на резервы Егерс-
кого, Семеновского и Волынского полков.

Таким образом почти весь петроградский гарнизон по первому приказу
готов был двинуться на Зимний дворец.

Именно тогда Временное правительство с удивлением заметило, что шты-
ки, на которые оно опиралось, обратились против него, что меч, который в
эти суровые дни должен был защищать буржуазию - висит над ее головой.

Правительству больше ничего не оставалось делать как доказать, что
оно действительно умерло и что его остается только похоронить.

Впрочем, в этом случае, нужно отдать ему справедливость, оно проявило
редкую сообразительность: так как прямой целью наступления на Зимний был
арест Временного правительства, то для того, чтобы Военно-Революционному
Комитету было удобнее арестовать его в целом, не тратя много сил и вре-
мени на арест каждого министра в отдельности, оно объявило перманентное
заседание.

Оно заседало четырнадцать часов под ряд, послало пятьдесят телеграмм,
подписало двадцать пять обращений к фронту и тылу, вынесло двенадцать с
половиной резолюций протеста и издало один указ Сенату, пока, наконец,
не уснуло, утомившись, за крепкими засовами Трубецкого бастиона.

Нужно полагать, что перед своей политической смертью члены прави-
тельства пожалели о том, что не знали всего этого раньше. А если бы они
это знали, они знали бы и то, что дважды пьеса не разыгрывается, что ес-
ли у господина министра есть долги, то нужно торопиться покрыть их двад-
цатым числом министерского жалования.