имен и названий древних городов -- сквозь них он видел ее улыбку, длинные
тонкие пальцы с перстнями, слышал ее голос... Медведев видел девочку Ксюшу с
синяками от резинового шланга на спине, видел ночной заснеженный сад в
деревушке под Прагой и скрипел снегом под окном, за которым Оксана играла на
пианино. Ему захотелось немедленно встать с постели и начать тончайшее
лирическое повествование -- рассказ или даже повесть.
Блаженной. Только бы не наделать глупостей, не упустить роман и не начать
волочиться за этой повзрослевшей Барби.
одеялом, -- я не мальчик". И еще он подумал: "Что у нее с мужем -- просто в
ссоре или развелись?"
на нее особое впечатление. Она состоятельная бизнес-леди -- он писатель. У
нее пять магазинов -- у него пять книг прозы. Если он и будет видеться с
ней, то лишь для того, чтобы собрать материал для новой вещи. Он не в том
возрасте, чтобы распускать хвост перед каждой красоткой.
Глава 2
утренним ветерком, запахом моря, шелестом пальмы за открытым окном и ясным
ощущением, что здесь, на островке в далеком Эгейском море, с ним должно
произойти что-то важное и значительное. Быть может, он напишет прекрасные
главы романа, быть может, случится нечто потрясающее... Быть может, ничего
не произойдет, но он вернется в мглистый декабрьский Питер с новыми идеями,
мыслями, чувствами и сжатый, как пружина.
приподнятой руке дымящую сигарету, пыталась другой поливать из шланга пол
террасы и одновременно подкрутить кран на трубе. Попытка удалась, но струя
воды снесла пустое пластиковое ведро с надгробных камней, прислоненных к
стенке флигеля -- их никак не могли забрать археологи, -- и окатила
разложенные на могильных плитах половики. Анатолия заворчала, сунула
намокшую сигарету в рот, вернула отпрыгнувшее ведро на мраморный постамент,
сделала ему внушительный знак рукой -- "стоять!" -- и закрепила шипящий
конец шланга на багажнике велосипеда Лайлы.
шведский поэт с детской физиономией, и, держа руки за спиной, стал быстро
ходить вдоль ограждения, не замечая луж, радужных брызг и Анатолии. Он
смотрел в голубое небо и шевелил губами. Анатолия укоризненно покрутила
головой -- не бережет человек обувь и светлые брюки, да что с него взять?
поэт! -- и ушла на кухню. Ларс замер, склонил лысую, со светлым пушком
голову, словно разглядывая свое отражение в луже (казалось, его очки
соскользнут с носа-пуговки и повиснут на шнурке), и тут невидимый кий пустил
его мечущимся треугольником от борта к борту с выпадением в стукнувшую
лузу-дверь, из которой он недавно выкатился.
умываться.
спустилась Лайла, и вместо привычного "Хау ар ю?" Медведев услышал короткое
сквозь зубы "Монинг". Финская детективщица колюче взглянула на него и
укатила на велосипеде.
долго, очень долго живет в Центре, потому что в Швеции у него есть проблемы,
но какие? -- никто не знает, выкурил не спеша сигарету и позвонил Насте на
работу.
глазами цвета недозрелой сливы приветливо улыбалась, когда он вносил в офис
очередное послание: "О, мистер Медведев! Как ваши дела?" -- и бесшумно
подсовывала под дверь его комнаты листы с ответами из России. Настя получала
почту через издательство. Русификатора в компьютере Центра не было, и
приходилось писать в латинской транскрипции: "U menja wse horosho... Kak u
was? Krepko celuju, Sergei".
раздражала его говорливостью, уверенностью в своей неотразимости и...
непонятно, чем еще. Раздражала, и все. История же вышла банальнейшая -- не
сошлись характерами. Но не в том обтекаемом протокольном смысле, к которому
зачастую сводятся человеческие драмы -- измены, пьянство, ночные загулы,
слежки, неудовлетворенность исполнением супружеских обязанностей или
ничтожный, без всяких надежд на возрастание, заработок супруга, а также
патологическая лень, запустение в жилище или ночной храп, наконец. Нет,
именно так: не сошлись характерами. От первого брака осталась дочь, которую
Медведев любил и брал к себе жить -- сначала на выходные: детские утренники,
зоопарк, Кунсткамера, Эрмитаж, ТЮЗ, а потом, когда подрос сын -- разница у
них была в два года, -- и совместное житье на даче, поездки на Юг, к морю --
вместе с Настей...
гасила своим молчанием раздражение, прорывавшееся иной раз в Медведеве, но
молчала не демонстративно, не холодно, а словно выжидая -- ну, когда ты
успокоишься? И действительно, Медведев быстро успокаивался, клал ей руку на
плечо, молча похлопывал, сопел, потом говорил: "Ну, извини..." -- и они
продолжали день как ни в чем не бывало.
единственным, но Медведев чувствовал, знал, что он мил ей, дорог, и считал,
что безусловно -- единственный. Ощутимых поводов для ревности не давал ни
один из супругов, а с годами совместной жизни, когда истаяли молодые
вздорные страхи и подозрения, Медведевы зажили спокойно, ценя друг друга, но
и легко настораживаясь, если семейному благополучию грозила малейшая тень
постороннего интереса. Семья, работа, друзья, дача, собака -- что еще нужно
человеку?
озадачивала его семейными планами -- построить новый дом, например, купить
новую машину, сменить мебель, вместе взяться за английский язык или начать
откладывать деньги на путешествие в Южную Америку. "Ну что мы живем без
всякой цели! -- восклицал Медведев, которому вдруг надоедало ездить одной и
той же дорогой на дачу. -- Придумай что-нибудь! Роди какую-нибудь семейную
идею, зажгись!" -- "Что, например?" -- спокойно вопрошала Настя, глядя в
окно автомобиля и нисколько не тяготясь привычным пейзажем. "Мне хочется, --
сказал однажды Медведев сухо, -- чтобы у тебя появился дар бесконечной
возможности желать и достигать" -- и мысленно крякнул: "Эк, как загнул!" Они
в молчании проехали с полкилометра, и Настя с сожалением вздохнула: "Так это
же дар, он дается свыше. Мне, видно, не дано". Медведев сдержался, чтобы не
махнуть в сердцах рукой, и больше к этой теме не возвращался: может, и
впрямь не дано, что я ее мучаю...
женский голос зовет Настю к телефону -- вот она подошла, радостно алекнула,
торопливо сказала, что у них все хорошо, но погода слякотная. Медведев
доложил, что работает над романом, разгоняется, по-прежнему никуда не ходит,
днем тепло, но темнеет быстро, и он еще даже не купался. "А чего вчера не
позвонил?" -- "Забыл карту купить", -- мгновенно соврал Медведев и
почувствовал себя неуютно. "А как себя ведешь?" -- игриво поинтересовалась
Настя. "Как всегда. Хорошо. А ты?" -- "Тоже хорошо". -- "Молодец. Целую". --
"Я тебя тоже".
угол. Ветер шевелил листы "Русского биографического словаря" профессора
Венгерова, косо лежащего на столе. Медведев постоял у окна, разглядывая
белую букашку бота, влипшую в зелень морской воды. Внизу, под обрывом,
строители расширяли дорогу и прихватывали кусочек пляжа. Гусеничная машина,
похожая на утенка, крошила камни. Железный клюв прижимал камень к земле, и
раздавался короткий треск вибрирующего металла. Камень разваливался на
несколько кусков, как арбуз от удара. Медведев подумал, что шум будет мешать
работе, и надо бы закрыть окно, но закрывать окно не хотелось -- упоительный
морской воздух вливался в комнату. Нет, окно закрывать нельзя. Но и работать
при зубодробительном шуме сложно.
окна, курил, наводил на столе порядок и думал о том, что он давно не
чувствовал себя столь одиноко. Он привык, что с утра начинал пиликать
телефон, он звонил и ему звонили, приходили и уходили авторы, художники,
вплывала в кабинет бухгалтер с пачкой бумаг на подпись, секретарша Наташа
спрашивала, сможет ли он сейчас переговорить с господином Н., или тому
следует позвонить позже. Он был всем нужен, даже по выходным, когда прятался
в своем офисе, чтобы поработать над романом, его находили и в офисе --
звонил, чтобы поболтать, старинный приятель по семинару прозы и заодно
узнать, не заинтересует ли издательство рукопись его нового романа о
рэкетирах, таможенниках и проститутках.
религиозно-философские вещи.
издательства...
он не принадлежит самому себе...
свободы, которой так долго добивался, блаженно зарывался в книги и
справочники, читал, писал, рвал написанное, но привычка общаться не
отпускала его, и во время прогулок он ловил себя на том, что заговаривает с
собаками и кошками...
тумбочки белоснежную карточку отеля, на которой Оксана вчера записала номер:
Володихин Дмитрий
Мурич Виктор
Свержин Владимир
Соломатина Татьяна
Журавлев Владимир
Каменистый Артем