Чтение 6–й страницы книги ~Ход белой королевы~

У финиша, где азартно толклись зрители, болельщики, лыжники и пробивались
вперед фоторепортеры, я услышал голос диктора, несшийся из репродуктора на
столбе:

"К финишу подходит под номером одиннадцатым заслуженный мастер спорта
Алиса Бабурина. Спортивное общество "Маяк". Сегодня Бабурина в третий раз
выигрывает личное первенство. Правда, время, показанное Бабуриной, не выводит
пока еще "Маяк" на первое место по командному зачету. Зимний кубок,
по-видимому, опять остается у "Радуги".

Пока еще толпа не заслонила от меня черты финиша, я увидел, как Алиса,
миновав заветную линию под аркой, разом как бы сникла и, совершенно
обессиленная, с размотавшейся челкой, прилипшей к мокрому лбу, почти падая, в
полном изнеможении повисла на руках подбежавших к ней и успевших подхватить ее
под мышки лыжников. Да, что говорить, Алиса Бабурина умела, по выражению
лыжников, выкладываться до конца, все ставя на карту и отдавая к финишу сполна
весь запас сил.

Уверенно прокладывая себе дорогу в толпе, спешил Тюлькин.

- Ну, как на мази? - подмигивая, спросил он, нагнав Алису.

- Чудинов где? - спросила кратко, еще тяжело дыша, Алиса.

- Виноват, меня вторично интересует, как на этом составе мази себя лыжи
чувствовали. На правильный состав я попал?

- Мазь отличная. Спасибо, Тюлькин, только запах какой-то мерзкий.

Тюлькин оскорбился:

- Кому запах, а для чутко понимающих, может быть, аромат. И я вам
одеколону в мази подливать не обязан.

- Ты скажи лучше, где Чудинов? - устало переспросила Алиса.

Несмотря на видимое торжество, она была явно расстроена.

- С ним простись, забудь навеки. Так и заявил, - отрапортовал Тюлькин.

- Коля, я тебя серьезно спрашиваю. Он, должно быть, сам меня ищет.

- Номером ошиблись,- съязвил Тюлькин.- Он, возможно, теперь пятнадцатый
ищет.

- Пятнадцатый? Кто это? - удивилась Бабурина. - Зачем?

- Утешать и перевоспитывать собирается. Собрался за ней, по слухам, в
город Вологду. У контрольного судьи спроси. Потом, кажется, раздумал,
перерешил, изменил направление. Следует в Зимогорск, на Урал.

- Ничего не понимаю! - Алиса растерянно поглядела на Тюлькина.- Можешь
ответить толком?

- Где уж нам уж, мы по хозяйственной части, а тут - психология,- парировал
Тюлькин, постукав себя по лбу.- Вот обратитесь к нашему специальному
корреспонденту, а я двинулся. Привет крупным шрифтом!

- Что он болтает? - обратилась Алиса ко мне.

- Да глупости. Ерунда все. Одно только верно: что Чудинов уезжает в
Зимогорск. Решил окончательно.

- Но он видал, как я сегодня шла?

- Видал, по секундомеру прикинул.

- Ну что, недоволен опять?

Тон у нее сейчас был виноватый, и мне ее даже стало немного жаль.

- Дело ведь не только в вас, Бабурина. Ему вообще стало казаться, что он
уже дал спорту все, что мог. А тут вы еще на собрании, скажу вам честно, не
очень-то тактично выступили. Пытались свалить на него все. Жаловались, что
резок очень. А ведь вы знаете сами прекрасно, кто виноват и почему вы
засиделись на старых показателях.

- Он одержимый! - быстро и зло проговорила Алиса.- Он способен загнать
человека на тренировках. Чего ему еще надо? Я опять сегодня пришла первой, а
ему все мало. Уперся в свой проклятый секундомер!

- Да ведь секундомер-то показал, что вы не вышли из тридцати девяти, как
обещали.

- Ну, уложилась почти в сорок. Тоже неплохо. Другие еще хуже. Не могу я
ради его тренерского честолюбия превратиться в машину какую-то, от всего
отказаться. Просто надоело! Нет, правда, Кар, вы должны меня понять. Я так
больше не могу. Из-за каждой рюмки случайной - драма; за покером лишний часок
ночью посидишь - утром выговор, распеканция; папироску заметил - у-у! Мировой
скандал... Он меня прямо истерзал этим режимом. Говорят, что я люблю легкую
добычу. Ну неправда, сами видели - выкладываюсь вся, без остатка. Все на
карту! Когда финиш проскочу, так уж не могу на ногах держаться, "последняя
из-не-моге", как сам Чудинов шутит. Когда я на лыжне иду к финишу, для меня
нет ничего больше в жизни, ну, а уж в жизни-то, извините, у меня не только
одна лыжня, могу себе позволить и другие радости. Понятно вам это?

- Но, по мнению Чудинова, накопить-то вам в себе того, что требуется
выложить, надо гораздо больше. Вы идете без запаса, только, на пределе,
держась на технике и на самолюбии. А спорт, как я понимаю,- это прежде всего
здоровье, сила. Вы же все растрачиваете впустую, не соблюдая режима, и не
тренируетесь, в расчете на счастье, па везение ваше.

- Ну ладно,- прервала меня Алиса. Она уже пришла в себя и, подняв свой
остренький подбородочек, передернула плечами под накинутой изящной шубкой.-
Хватит. Мне все это, как говорится, в грамзаписи слышать уже не так интересно.
Извините, я все это слышала из первоисточника и, если захочу,- услышу еще
десять раз.

- Нет, Алиса, в том-то и дело, что больше уже не услышите.

Неподалеку от грелки-раздевалки лыжной станции я нагнал двух девушек,
которые медленно брели, вскинув на плечи связанные лыжи. На девушках были
одинаковые лыжные костюмы с лучистыми эмблемами "Маяка" на рукавах. У обеих
были понурые спины побежденных. У одной был номер "7", а у другой, более
рослой,- "15". Я узнал в рослой лыжнице Наталью Скуратову, а под номером "7" в
стартовом списке значилась Мария Богданова, землячка Скуратовой, лыжница из
того же зимогор-ского "Маяка". Девушки медленно шли прямо по снегу, не
разбирая дороги и негромко переговариваясь. Я слегка задержал шаг. Маленькая
Маша Богданова причитала своей уральской скороговорочкой:

- Опозорились мы, Наталья, с тобой на всю Москву. Кое смех, кое плач...-
Она всхлипнула.

Спутница недовольно повела высоким плечом, поправляя лежащие на нем лыжи.

- Брось, Маша! Москва-то, однако, слезам не вери-ит.- Голос у нее был
глубокий, грудной, а говор тоже уральский, притокивающий, быстрый и с
неожиданными вопросительными интонациями там, где привычнее было бы слышать
утверждение: "Москва-то слезам не вери-ит?"

- Да, тебе хорошо,- сказала подруга.- Ты хоть с дистанции сбилась,
какое-никакое оправдание есть, и пришла во второй десятке, а я...- Она только
рукой махнула.

- А ты какая?

- Двадцать девятая.

- Ну ничего, Машуха, за тобой еще тридцатая осталась.

- Ты уж всегда утешишь! Интересно знать, что бы ты тридцатой сказала?

- Я бы сказала: "Ну вот, хорошо, для ровного счета и вы".

Обе невесело и коротко рассмеялись.

- Ох, оплошали мы с тобой, Наташа! - убивалась маленькая лыжница.- Как же
теперь в Зимогорске покажемся? Засмеют.

- Ну и пусть, если кому смешно покажется.- Скуратова сердито тряхнула
прядкой, вылезшей из-под шапочки.- А я предупреждаю, однако: больше меня ни на
какие соревнования калачом не сманишь. Все. Я с этим покончила, понятно-о?

Ух, как накатисто, по-уральски прозвучало у нее это последнее "о"!
Маленькая вскинула на нее испуганные глаза:

- Ты что, Наталья? А как же зимний праздник? Гонки-то на руднике! Ты же у
нас в городе первое место держишь. Команду подвести хочешь, да?

- Хватит с меня! - И Скуратова перебросила лыжи на другое плечо.- Я с
лыжни сошла навсегда. Решила, и конец. Кажется, знаешь мой характер?

Маленькая закивала совершенно сокрушенно:

- Знаю. Характер ваш, скуратовский, самый окаянный. Лешманы!

И они скрылись за дверью раздевалки.

ГЛАВА 3

Зимогорцы - старые и малые

Удивительно быстро разрастался Зимогорск! Еще перед войной не было и
города такого на карте. Только на детальных десятиверстках помечен был старый
зимогорский рудник, где промышляли старатели. Но оказалось, что зимогорская
руда наделена ценнейшими качествами. И, когда в великом переселении
промышленности на восток, сюда, за Уральский хребет, в первые годы войны
перебирались большие южные заводы, очень кстати и в самую пору пришлась
зимогорская руда. Правда, для того чтобы годна она была в дело и утолила нужды
перекочевавших сюда предприятий, требовалось обогащать ее - из горы поступала
она не той кондиции, которая требовалась промышленности. И выросла возле
рудника на склоне той же горы, только пониже, и в сроки, сперва даже
ошеломившие местных несколько медлительных, к таким темпам не привычных
жителей, большая обогатительная фабрика. Там руда отсортировывалась,
подвергалась концентрации, в отсадку, а все лишнее, ненужное шло в отвал. А
вокруг фабрики стал стремительно расти, раскидываясь по крутым взгорьям,
пробиваясь сквозь лес, новый город.

Мне не раз приходилось бывать в Зимогорске. Сперва жизнь тут была нагой,
как схема, которая давала лишь самые первичные очертания возникавшему городу.
Улицы размечались в густом сосновом бору, который подступал к самому руднику.
Часто они назывались уже улицами, но это были еще просеки, так же как поляны в
лесу несколько преждевременно именовались площадями. И зачинавшаяся в городе
жизнь вся была наружу... Везде были видны каркасы будущих зданий, еще не
обросшие кирпичной кладкой, или деревянные остовы, пока еще не зашитые тесом;
трубы водопровода шли по открытым траншеям, воду разбирали прямо на улицах у
колонок. Тут же, на улицах, дымились временные очаги, сушилось стираное белье
перед легкими бараками или землянками. Казалась вывернутой прямо на улицу и
вся торговля - магазинов еще не было, торговали с открытых лотков или в
палатках. Даже лампочки, которыми теперь освещался строившийся город, были