мере в три четверти аршина. Передние - маленькие - колеса зарывались в него
по втулку. Задние - большие - медленно виляли, с хрустом давя попадавшиеся в
песке синие раковины мидий.
ресницы стали седыми. Пыль хрустела на зубах.
землю, серую от примеси пыли. Казалось, они скрючены ревматизмом. Они могли
показаться безобразными, даже отвратительными, если бы природа не
позаботилась украсить их чудеснейшими листьями благородного, античного
рисунка.
пятнах купороса, эти листья сквозили медовой зеленью в лучах полуденного
солнца.
гнулись под тяжестью гроздьев.
спрятанные в листве. Неопытный человек мог обойти целую десятину и не
заметить ни одной кисти, в то время как буквально каждый куст был увешан ими
и они кричали: "Да вот же мы, чудак человек! Нас вокруг тебя пудов десять.
Бери нас, ешь! Эх ты, разиня!" И вдруг разиня замечал под самым своим носом
одну кисть, потом другую, потом третью... пока весь виноградник вокруг не
загорится кистями, появившимися, как по волшебству.
ему сразу. Он не только замечал их тотчас, но даже определял их сорт на ходу
дилижанса.
толстую кожу, висел длинными пирамидальными гроздьями по два, по три фунта.
Опытный глаз никак не спутал бы его, например, с "дамскими пальчиками", тоже
светло-зелеными, но более продолговатыми и глянцевитыми.
но какая была между ними разница! Круглые ягодки "шашлы", сжатые в маленькую
изящную кисть до того тесно, что теряли форму и делались почти кубиками,
ярко отражали в своих медово-розовых пузырьках солнце, в то время как ягодки
"розового муската" были покрыты мутной аметистовой пыльцой и солнца не
отражали.
- были до того соблазнительны в своей зрелой, прозрачной красоте, что даже
разборчивые бабочки садились на них, как на цветы, смешивая свои усики с
зелеными усиками винограда.
купоросом, испятнанная сквозной лазурной тенью яблони или абрикосы.
знал, как приятно бывает сидеть в таком шалаше на сухой, горячей соломе в
знойной послеобеденной тени.
потрескивают подсыхающие стручки мышиного горошка. Хорошо!
надо всем этим бледно синело почти обесцвеченное зноем степное, пыльное
небо.
что трудно было даже сообразить, что случилось сначала и что потом.
знакомый, нестрашный гулкий выстрел из дробовика, столь частый на
виноградниках. Нет. Это был зловещий, ужасающий грохот трехлинейной винтовки
казенного образца.
руках.
раздумал стрелять. Он опустил карабин поперек седла, дал лошади шпоры,
пригнулся и махнул через канаву и высокий вал прямо в виноградник.
Пришлепнув фуражку, он помчался, ломая виноградные кусты, напрямик и вскоре
скрылся из глаз.
Кто-то спрыгнул в ров, потом выкарабкался из рва на дорогу.
догонять дилижанс.
затормозить, он, наоборот, встал на козлах и отчаянно закрутил над головой
кнутом. Лошади пустились вскачь.
заглянул в дилижанс.
то веселыми, не то насмерть испуганными глазами.
люстриновый картузик с пуговкой, вроде тех, какие носят мастеровые в
праздник. Но в то же время под его тесным пиджаком виднелась вышитая,
батрацкая рубаха, так что как будто он был вместе с тем и батраком.
не шли ни мастеровому, ни батраку. Одна штанина задралась и открыла рыжее
голенище грубого флотского сапога с двойным швом.
неизвестного, сжимавшего ручку двери, к ужасу своему, мальчик явственно
увидел голубой вытатуированный якорь.
не менее самих пассажиров.
детей, он беззвучно зашевелил губами, как бы желая не то поздороваться, не
то извиниться.
дорогу, как вдруг впереди показался разъезд. Неизвестный осторожно выглянул
из-за кузова дилижанса, увидел в пыли солдат, быстро вскочил внутрь кареты и
захлопнул за собой дверь.
стал на четвереньки, к ужасу Пети, полез под скамейку, прямо туда, где были
спрятаны коллекции.
неподвижно, с бесстрастным лицом, немного бледный, решительно выставив
вперед бородку. Сцепив на животе руки, он крутил большими пальцами - один
вокруг другого.
расспрашивать, а надо сидеть на своем месте как ни в чем не бывало и ехать.
самое лучшее.
нахлестывал лошадей, даже не оборачиваясь назад.
молчания.
под скамейкой. Его совершенно не было видно.
дилижансе с детьми и баклажанами. Не останавливаясь, они проехали мимо.
лежал под скамейкой. Вокруг все было спокойно.
домиков города.
как бы про себя, но вместе с тем и рассчитанно громко:
жара! На дороге ни души.
фальшиво-возбужденно крича:
быстро обернулся. Но все вокруг было как прежде. Только уже не торчал из под
скамейки сапог.
где пти-и-ичка?