и тем, что Варнава молчал, а раз они не разговаривали, значит, и для Варнавы
оставалась только одна цель -- идти вместе вперед.
Он даже не знал, прошли они церковь или нет. Приходилось затрачивать столько
усилий на ходьбу, что своими мыслями он уже не владел. Вместо того чтобы
сосредоточиться на одном, мысли путались в голове. Непрестанно всплывали
родные места, воспоминания переполняли его. И там на главной площади тоже
стояла церковь, к ней с одной стороны примыкало кладбище, окруженное высокой
оградой. Мало кто из мальчишек побывал на этой ограде, и К. еще не удалось
туда забраться. Не любопытство гнало туда ребят -- никакой тайны для них на
кладбище не было. Не раз они туда заходили сквозь решетчатую дверцу, но им
очень хотелось одолеть высокую гладкую ограду. И однажды днем -- затихшая
пустая площадь была залита солнцем, К. никогда ни раньше, ни позже не видел
ее такой -- ему неожиданно повезло: в том месте, где он так часто срывался,
он с первой попытки залез наверх, держа в зубах флажок. Еще не осыпались
камушки из-под ног, а он уже сидел наверху. Он воткнул флажок, ветер натянул
материю, он поглядел вниз, и вокруг, и даже через плечо, на ушедшие в землю
кресты, и не было на свете никого храбрее, чем он.
Соскакивая вниз, К. повредил себе колено, с трудом доковылял до дому, но на
ограду он все-таки взобрался. Ощущение этой победы, как ему тогда казалось,
будет всю жизнь служить ему поддержкой, и это было не так глупо: даже
сейчас, через много лет, в снежную ночь, об руку с Варнавой, пришло оно на
память.
молчания. О пройденном пути К. мог судить только по состоянию дороги; ни в
какие переулки они не сворачивали. Он решил про себя, что любые трудности,
даже страх обратного пути, не заставят его остановиться. Пусть его хоть
волоком тащат -- у него хватит сил выдержать и это. Неужели дороге нет
конца? Днем Замок казался ему легко доступной целью, а посыльный, наверно,
знает самый короткий путь туда.
Варнава хочет распрощаться с К.? Нет, это ему не удастся. К. так крепко
вцепился в руку Варнавы, что ему самому стало больно. Или, может быть,
случилось самое невероятное, и они уже пришли в Замок или стоят у его ворот!
Но насколько К. понимал, они совсем не подымались в гору. Или Варнава провел
его по другой, пологой дороге? "Где мы?" -- спросил К. больше про себя, чем
вслух. "Дома", -- сказал Варнава так же тихо. "Дома?" -- "Смотри не
поскользнись, сударь, тут спуск". -- "Спуск?" "Тут всего два-три шага", --
добавил Варнава и уже стучал в дверь.
темноте -- только над столом, слева в углу, висела крошечная керосиновая
лампочка. "Кто это с тобой, Варнава?" -- спросила девушка. "Землемер", --
ответил тот. "Землемер", -- громче повторила девушка, обращаясь к сидевшим
за столом. Оттуда поднялись двое стариков -- мужчина и женщина -- и еще одна
девушка. Они поздоровались с К. Варнава представил ему всех -- это были его
родители и его сестры, Ольга и Амалия. К. едва взглянул в их сторону. С него
сняли мокрое пальто и повесили сушить у печки; К. не сопротивлялся.
домой. Но зачем они зашли к нему? К. отвел Варнаву в сторону и спросил:
"Зачем ты пришел домой? Или вы живете в пределах Замка?" "В пределах Замка",
-- повторил Варнава, словно не понимая, что говорит К. "Варнава, -- сказал
К. -- ты же хотел из постоялого двора идти прямо в Замок". "Нет, сударь, --
сказал Варнава, -- я хотел идти домой, я только утром хожу в Замок, я там
никогда не ночую". "Вот оно что, -- сказал К., -- значит, ты не собирался
идти в Замок, ты шел сюда?" Улыбка Варнавы показалась ему бледнее, сам он --
незначительней. "Почему же ты меня не предупредил?" "Да ты меня и не
спрашивал, -- сказал Варнава, -- ты только хотел дать мне еще поручение, но
не в общей комнате и не в своей каморке, вот я и подумал, что тут, у моих
родителей, тебе никто не помешает передать мне все что надо. Сейчас они все
выйдут, если ты прикажешь, а если тебе у нас больше нравится, ты и
переночевать можешь тут. Разве я что-нибудь сделал не так?" К. ничего
ответить не мог. Значит, все это обман, подлый, низкий обман, а К. так ему
поддался. Околдовала его узкая, шелковистая куртка Варнавы, а сейчас тот
расстегнул пуговицы, и снизу вылезла грубая, грязно-серая, латаная и
перелатанная рубаха, обтягивавшая мощную, угловатую, костистую грудь
батрака. И вся обстановка не только ничему не противоречила, но еще ухудшала
впечатление, и старый подагрик-отец, передвигавшийся скорее ощупью, при
помощи рук, медленно шаркая окостеневшими ногами, и мать со сложенными на
груди руками, еле-еле семенившая мелкими шажками из-за невероятной своей
толщины. Оба они -- и отец и мать -- сразу, как только К. вошел, двинулись
ему навстречу, но все еще никак не могли подойти поближе. Обе сестры --
блондинки, похожие друг на друга и на Варнаву, только грубее чертами лица,
высокие плотные девки -- обступили пришедших, дожидаясь хоть какого-нибудь
приветствия от К. Но он ничего не мог выговорить: ему казалось, что тут, в
Деревне, каждый человек что-то для него значил, да, наверно, так оно и было,
и только эти люди никак его не касались. И если бы он мог самостоятельно
найти дорогу на постоялый двор, он тотчас же ушел бы отсюда. Его никак не
привлекала возможность пойти в Замок с Варнавой утром. Он хотел бы
проникнуть туда вместе с Варнавой незаметно, ночью, да и с тем Варнавой,
каким он ему раньше казался, с человеком, который был ему ближе всех, кого
он до сих пор здесь встречал, и о котором он, кроме того, думал, будто он,
вопреки своей скромной с виду должности, тесно связан с Замком. Но с членом
подобного семейства, с которым он так неотъемлемо был связан -- он уже сидел
с ним за столом, -- с человеком, которому явно не разрешалось даже ночевать
в Замке, с ним об руку, среди бела дня явиться в Замок было немыслимо --
смешное, безнадежное предприятие.
услуг от этого семейства не принимать. Жители Деревни, которые его прогоняли
или испытывали перед ним страх, казались ему гораздо менее опасными: они, в
сущности, предоставляли его самому себе и тем помогали внутренне собрать все
свои силы, но такие мнимые помощники, которые, вместо того чтобы отвести его
в Замок, слегка замаскировавшись, вели к себе домой, такие люди его сбивали
с пути, волей или неволей подтачивали его силы. На приглашение сесть к
семейному столу К. не обратил внимания и, опустив голову, остался на своем
подоконнике.
робостью, встала и, подойдя к К., попросила его к столу. Хлеб и сало уже
нарезаны, пиво она сейчас принесет. "Откуда?" -- спросил К. "Из трактира",
-- сказала она. К. обрадовался случаю. Он попросил ее не приносить пива, а
просто проводить его до постоялого двора, у него там осталась важная работа.
Однако выяснилось, что она собирается идти не так далеко, не на его
постоялый двор, а в другую, гораздо более близкую гостиницу "Господский
двор". Но К. все же попросился проводить ее, быть может, подумал он, там
найдется место переночевать: какое бы оно ни было, он предпочел бы его самой
лучшей кровати в этом доме. Ольга ответила не сразу и оглянулась на стол. Ее
брат встал, кивнул с готовностью и сказал: "Что же, если господину так
угодно!" Это согласие едва не заставило К. отказаться от своей просьбы: если
Варнава соглашается, значит, это бесполезно. Но когда начали обсуждать,
впустят ли К. вообще в гостиницу, и все высказали сомнение, К. стал
настойчиво просить взять его с собой, даже не стараясь выдумать благовидный
предлог для такой просьбы, -- пусть это семейство принимает его таким, какой
он есть, он почему-то их совсем не стеснялся. Немного сбивала его только
Амалия своим серьезным, прямым, неуступчивым, даже чуть туповатым взглядом.
Во время недолгой дороги к гостинице -- К. вцепился в Ольгу, иначе он не
мог, и она его почти тащила, как раньше тянул ее брат, -- он узнал, что эта
гостиница, в сущности, предназначена только для господ из Замка, когда дела
приводят их в Деревню, они там обедают, а иногда и ночуют. Ольга говорила с
К. тихо и как бы доверительно, было приятно идти с ней, почти как раньше с
ее братом. И хотя К. не хотел поддаваться этому радостному ощущению, но
отделаться от него не мог.
--------
К. Видно, в Деревне вообще больших внешних различий ни в чем не делали, но
какие-то мелкие различия замечались сразу -- крыльцо было с перилами, над
дверью висел красивый фонарь. Когда они входили, над ними затрепетал кусок
материи -- это было знамя с графским гербом. В прихожей они сразу
натолкнулись на хозяина, обходившего, как видно, помещения: своими
маленькими глазками то ли сонно, то ли пристально он мимоходом оглядел К и
сказал: "Господину землемеру разрешается входить только в буфет". "Конечно,
-- сказала Ольга, тут же вступаясь за К., -- он только провожает меня". Но
неблагодарный К. отнял руку у Ольги и отвел хозяина в сторону. Ольга
терпеливо осталась ждать в углу прихожей. "Я бы хотел здесь переночевать",
-- сказал К. "К сожалению, это невозможно, -- сказал хозяин, -- вам,
очевидно, ничего не известно. Гостиница предназначена исключительно для
господ из Замка". "Может быть, таково предписание, -- сказал К. -- но
пристроить меня на ночь где-нибудь в уголке, наверно, можно". "Я был бы
чрезвычайно рад пойти вам навстречу, -- сказал хозяин. -- Но, не говоря уже
о строгости предписания, о котором вы судите как посторонний человек,
выполнить вашу просьбу невозможно еще потому, что господа из Замка
чрезвычайно щепетильны, и я убежден, что один вид чужого человека, особенно
без предупреждения, будет им невыносим. Если я вам позволю тут переночевать,
а вас случайно -- ведь случай всегда держит сторону господ -- увидят тут, то
не только я пропал, но и вы сами тоже. Звучит нелепо, но это чистая правда".
Этот высокий, застегнутый на все пуговицы человек, который, уперев одну руку
в стену, а другую в бок, скрестив ноги и слегка наклонившись к К.,
Орловский Гай Юлий
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Андреев Николай
Володихин Дмитрий
Посняков Андрей