даже более древних времен, на котором настаивала горстка идеалистов и
других чудаков, было отвергнуто как неосуществимое: читатели, с детства
привыкшие к словопомолу, находили книги дословомольных времен нестерпимо
скучными и вообще невразумительными. Правда, некий гуманист-отшельник
заявил, будто виной тут невразумительность словопомола, который
представляет собой словесный наркотик без малейшего смысла, а потому после
него невозможно читать книги, содержащие хоть какие-то мысли, но его дикое
заявление даже не попало в печать.
места общего пользования и увеличение заработной платы на семнадцать
центов, если они представят рукописи, написанные на уровне хотя бы самой
примитивной словомельницы.
ноги и держась за руки, таращились друг на друга и сосредоточивались еще
отчаянней, чем прежде.
7
улица Грез переходит в тупик Кошмаров, расположена контора издательства
"Рокет-Хаус", которое сведущие люди называют "Рэкет-Хаусом".
совета у издателей, они уже тащили носилки с изящным розовым грузом по
бездействующему эскалатору, который вел на второй этаж, в кабинет
издателей.
электричества. Судя по разрушениям у входа, писатели и тут побывали.
второй этаж питается от другой подстанции.
надписью "Флаксмен", а чуть пониже другая - "Каллингем". Коленом он нажал
на кнопку электрозамка. Это не дало никакого эффекта, и он изо всей силы
пнул дверь ногой. Она распахнулась, и взгляду представился просторный
кабинет, обставленный с дорогостоящей простотой. За сдвоенным письменным
столом, который напоминал два соединенных полумесяца, восседал коренастый
брюнет, улыбавшийся деловито и энергично, а рядом с ним сидел высокий
блондин, улыбавшийся деловито, но томно. Они, по-видимому, мирно и
неторопливо о чем-то беседовали, что привело Гаспара в полное недоумение:
ведь они только что понесли катастрофические убытки. Они посмотрели на
вошедших с некоторым удивлением, но без малейшей досады.
не нужно.
по листу серебристо-серой бумаги, рисуя бесчисленные овалы, и покрывал их
узорами, точно пасхальные яйца.
Гаспар ударил кулаком по столу. Брюнет вздрогнул, но без особого испуга.
Каллингем (он кивнул в сторону высокого блондина) - хозяева "Рокет-Хауса".
По-моему, это означает нечто большее, чем право собственности. Это
обязывает к ответственности, к верности. Почему вы не пытались защитить
свои машины?
верность? Верность одного длинноволосого другому?
обезьянью курточку только потому, что этого требует контракт, только
потому, что таковы профессиональные обязанности писателя. Но меня эта
мишура не обманывает, я знаю, что я не литературный гений. Быть может, я
ходячий атавизм, даже предатель по отношению к своим собратьям. А вам
известно, что они прозвали меня Гаспар-Гайка? И мне это нравится, потому
что я люблю болты и гайки и хотел бы быть просто механиком при
словомельнице, и ничего больше.
всегда считал средним самодовольно-счастливым писателем - не умнее других,
но куда более удовлетворенным своей работой. И вдруг вы ораторствуете, как
взбесившийся фанатик. Право же, я искренне изумлен!
жизни спросил себя, чего же я в конце концов хочу и чего не хочу. И одно я
понял: я меньше всего писатель. И к черту писателей! - Гаспар перевел дух
и продолжал твердым голосом: - Я любил словомельницы, мистер Флаксмен. Мне
нравилась их продукция, не спорю, но гораздо больше я любил сами машины.
Послушайте, мистер Флаксмен, я знаю, вам принадлежало несколько
словомельниц, но отдавали ли вы себе отчет, что каждая словомельница была
неповторима и уникальна - поистине бессмертный Шекспир? Да и много ли
людей понимало это? Но ничего, скоро они поймут! Еще сегодня утром на
Читательской улице было пятьсот словомельниц, а сейчас на всю Солнечную
систему не осталось ни одной - три из них можно было еще спасти, если бы
вы не испугались за свою шкуру. И пока вы тут сидели и болтали, было
безжалостно убито пятьсот Шекспиров, убийство оборвало существование
пятисот бессмертных литературных гениев, которые...
от восхищения при виде человека, который способен узреть Сумерки Богов в
уничтожении нескольких гипертрофированных пишущих машинок!
8
"Рокет-Хауса", когда ему удалось наконец взять себя в руки. -
Словомельницы - это ведь не роботы. Они никогда не обладали хотя бы
подобием жизни и сознания. А поэтому слово "убийство" по отношению к ним -
чистейшая лирика. Люди создали словомельницы, и люди ими управляли. Да-да,
люди, и я в их числе, как вам известно. Большинство профанов верит, будто
словомельницы были изобретены потому, что мозг отдельно взятого писателя
якобы уже не был в состоянии вмещать весь гигантский объем информации,
необходимой для создания полноценного произведения, потому что природа и
человеческое общество якобы слишком сложны, чтобы их мог понять отдельно
взятый человек. Ерунда: словомельницы победили по той простой причине, что
они давали больше стандартной продукции. Уже в конце XX века большая часть
художественной литературы создавалась несколькими ведущими редакторами - в
том смысле, что именно редакторы предлагали темы, способы, стиль, приемы,
а писатели просто сводили все это воедино. И вполне понятно, что машина
была куда выгоднее, чем свора писателей, которые требуют высоких
гонораров, меняют издателей, организуют союзы и клубы, обзаводятся
неврозами, любовницами, детьми и гоночными автомобилями и даже время от
времени пытаются протащить в усовершенствованную редакторами книгу
какую-нибудь свою дурацкую идейку. И машины оказались настолько
производительнее, что можно было сохранить при них писателей как
безвредное украшение, рекламную приманку...
наконец узнать подробности разгрома на Читательской улице. Что, например,
произошло с нашим оборудованием?
удастся. Только и всего.
неудачная попытка изобразить отчаяние только увеличила их сходство с двумя
жирными котами, которые, объевшись ворованной сметаной, прикидывают, как
пробраться в кладовку, где хранится мясо.
три словомельницы уничтожены - одна взорвана бомбой, две другие сожжены...
- Глаза его испуганно расширились. - Это было настоящее убийство, мистер
Флаксмен, зверское убийство! Помните машину, которую мы звали Рокки?
Рокки-Фразировщик? Я не пропускал ни одной книги, смолотой Рокки. И он
сгорел у меня на глазах! Изжарился, испекся! А орудовал огнеметом новый
друг моей собственной подруги...
Флаксмен и ухмыльнулся. Его самообладание, как и самообладание Каллингема,
поистине превосходило всякое вероятие.
задеть их Гаспар. - Но Зейн Горт как следует поджарил его с обратного
конца.
остальные писатели бастуют, вы будете получать пятнадцать процентов
Прозоров Александр
Афанасьев Роман
Флинт Эрик
Володихин Дмитрий
Лондон Джек
Маккэфри Энн