покачиваясь, уныло брел домой, выспаться перед завтрашней работой. Под их
заунывное пение миссис Морел вошла в дом. Вот уже девять часов, десять, а
дружков все нет. Слышно было, поодаль на крылечке, какой-то гуляка громко
тянет "Веди нас, путеводный свет". Миссис Морел неизменно возмущалась, что
пьяным, когда расчувствуются, приходит охота петь этот гимн.
в большой черной кастрюле что-то неторопливо булькало. Миссис Морел взяла
большую глиняную миску, щедро насыпала в нее рафинаду и, поднатужившись,
перелила туда кипящую жидкость из кастрюли.
дороге домой помрачнел. Он не вовсе преодолел досаду и огорчение, оттого
что, напившись, заснул на лугу; и на пути к дому его стала мучить нечистая
совесть. Он сам не понимал, что зол. Но едва ощутил, что садовая калитка
не поддается, пнул ее ногой и сломал щеколду. Когда он вошел, миссис Морел
как раз выливала из кастрюли настой трав. Качнувшись, Морел задел стол.
Чаша с горячей смесью накренилась. Миссис Морел отскочила.
опустил руки на стол, свирепо выпятил челюсть.
сучка паршивая.
закричала: - А если тебя угощал твой любезный Джерри, так лучше б он о
своих детях подумал, им деньги нужней.
свете, кроме ненависти к другому. Миссис Морел разгорячилась, была
взбешена не меньше мужа. И так шло, пока он не назвал ее лгуньей.
смеешь так меня называть... да такого презренного лгуна, как ты, свет не
видал. - Она чуть не задохнулась, с трудом выговорила последние слова.
приношу в дом деньги, не ты. Мой это дом, не твой. Убирайся вон...
убирайся!
бессилия. - Да если б не дети, я бы и ушла, ушла бы давным-давно, пока был
еще только один ребенок. - И так же вдруг осушив слезы, яростно крикнула:
- Думаешь, это я из-за тебя остаюсь... думаешь, из-за тебя я осталась бы
хоть на минуту?
Не бывать по-твоему, не все будет по-твоему. У меня на руках дети. Право
слово, - она засмеялась, - хороша я буду, если доверю их тебе.
веселилась, да, веселилась, - сказала она в ответ.
кровью, схватил за плечи. Она в страхе закричала, попыталась вырваться.
Чуть опомнясь, тяжело дыша, он грубо пихнул ее к двери, вытолкнул за порог
на улицу, рывком, с грохотом запер дверь на засов. Потом вернулся в кухню,
рухнул в кресло, голова, лопаясь от прихлынувшей крови, повисла меж колен.
Усталый, пьяный, он постепенно погрузился в оцепенение.
ярким белым светом разгоряченную гневом миссис Морел обдало холодом, страх
охватил ее взволнованную душу. Несколько минут потрясенная женщина
беспомощно глядела на крупные сверкающие листья ревеня подле двери. Потом
тяжело перевела дух. И, дрожа всем телом, пошла по дорожке, а под сердцем
шевельнулось потревоженное дитя. Она все не могла прийти в себя;
машинально перебрала в уме только что разыгравшуюся сцепу, опять к ней
вернулась; иные фразы, иные мгновенья каленым железом обжигали душу; и
всякий раз, как она снопа представляла себе этот последний час, каленым
железом било по тому же месту, навек выжигая клеймо, к наконец боль
выгорела дотла и миссис Морел опомнилась. Должно быть, прошло с полчаса.
Теперь она вновь осознала, что ее окружает ночь. В страхе огляделась по
сторонам. Оказалось, она забрела в сад за домом и бродит взад и вперед по
дорожке мимо кустов черной смородины, растущих вдоль длинной ограды. Сад
был узкой полоской земли, и колючая живая изгородь отделяла его от
пересекающей улицу дороги.
огромный залив белого света, прямо в лицо ей с высоты светила луна, лунный
свет низвергался с высящихся перед нею холмов, заливал долину, в которой
примостился поселок Низинный, и едва ее не ослепил. Тяжело дыша и
всхлипывая после перенесенного напряжения, она вновь и вновь бормотала про
себя:
это коснулось ее сознания. В лунном свете покачивались высокие белые
лилии, и воздух полон был их ароматом, будто чьим-то присутствием. Миссис
Морел судорожно вздохнула. Потрогала лепестки больших бледных цветов и
вздрогнула. Казалось, они вытягиваются в лунном свете. Она осторожно
сунула руку в белую чашечку и в лунном свете едва разглядела на пальцах
золотой след. Она наклонилась, хотела рассмотреть желтую пыльцу, но все
было смутно. Тогда она глубоко вдохнула аромат. И ей чуть не сделалось
дурно.
задумалась. Она не знала, о чем думает. Чувствовала лишь, что ее
подташнивает, и помнила про свое дитя, и, подобно аромату лилии, сама
растворялась в сверкающем бледном воздухе. Немного погодя и дитя вместе с
ней растворилось в этой чаше лунного света, и она покоилась там заодно с
холмами, и лилиями, и домами, и они плыли все вместе будто в забытьи.
огляделась; купы белых флоксов походили на кусты, покрытые беленым
холстом; ночной мотылек ударился о них и отлетел в другой конец садика.
Следя за ним взглядом, миссис Морел стряхнула с себя сон. Струи влажного,
острого аромата флоксов взбодрили ее. Она прошла по дорожке, помедлила у
куста белых роз. Они пахли нежно и бесхитростно. Она потрогала белые
сборки цветов. Свежий запах и мягкая прохлада листьев напомнили о раннем
утре, о солнечном свете. Она так их любила. Но сейчас она устала и
хотелось спать. В этом таинственном мире вне стен дома она чувствовала
себя потерянной.
успели снова уснуть. С грохотом пересек долину поезд в трех милях отсюда.
Ночь такая огромная, незнакомая, и нет ей, извечной, ни конца, ни края. Из
серебристо-серой сумрачной мглы доносятся слабые, хриплые звуки:
неподалеку скрип коростеля, шум поезда, будто вздох, в отдалении возгласы
мужчин.
по дорожке к черному ходу. Тихонько подняла щеколду, оказалось, дверь еще
на засове, заперта, чтоб она не могла войти. Она негромко постучала,
подождала, опять постучала. Как бы не разбудить детей или соседей. Он,
должно быть, спит и проснется не вдруг. Огнем жгло - скорей бы попасть в
дом. Она уцепилась за ручку двери. Как холодно стало, можно ведь простыть,
и это в ее теперешнем-то положении!
окну кухни. Облокотясь на подоконник, она только и сумела увидать из-под
шторы раскинутые на столе руки мужа и между ними черную голову. Он спал,
уткнувшись лицом в стол. Что-то в его позе заставило жену ощутить, как она
от всего устала. Свет в кухне медно-красный, значит, лампа коптит. Миссис
Морел забарабанила в окно, громче, громче. Того и гляди разобьется стекло.
А муж не просыпался.
холоден камень, да и усталость навалилась. В вечном страхе из-за еще не
рожденного ребенка она гадала, как бы согреться. Прошла к сараю, там лежал
старый половик, позавчера она снесла его туда, чтоб отдать старьевщику.
Она накинула половик на плечи. Был он теплый, хотя и перепачканный. И она
стала ходить взад-вперед по садовой дорожке, время от времени заглядывала
под штору, стучала в окно и уговаривала себя, что в конце концов он
проснется, уж слишком у него неудобная поза.
Постепенно звук этот дошел до Морела. Когда, отчаявшись, она перестала
барабанить по стеклу, она увидела, что муж шевельнулся, потом, не открывая
глаз, поднял голову. Сильно бьющееся сердце пробудило его сознание. Миссис
Морел требовательно застучала в окно. Он проснулся. Мигом сжал кулаки,
глаза яростно сверкнули. Он ничуть не испугался. Окажись тут хоть двадцать
грабителей, он не рассуждая сразился бы с ними. Он в ярости огляделся,
недоуменно, но готовый к схватке.
опустилась, лицо стало угрюмое, замкнутое. Она увидела, как он заторопился
к двери, услышала, как лязгнул засов. Морел дернул задвижку. Дверь
отворилась - и вот вместо тускло-желтого света лампы перед ним