Чтение 6–й страницы книги ~Седая легенда~

- Дергач? - полувопросительно сказал господин.

- Нет. Визжит, - сказала она.

- Хочешь сказать "скрипит"? - спросил Кизгайла.

- Визжит.

Я знал, что местные люди иногда не находят слов, что не мешает им быть
неплохими людьми. Одна девушка, объясняя мне цвет сукна, сказала:
"Кармазиновый, зелененький, как василечек". Но теперь было не время
придираться к словам, и я стал слушать, что же такое "визжит".

Песня коростелей стала как будто громче. В поле становилось все меньше
кровавого цвета и все больше тени: пронзительно-багровая луна уже
наполовину скрылась за пущу. Пел уже не один коростель, а несколько. А
тьма все плотнее окутывала поле, и в этой тьме все сильнее звучала птичья
песня.

И вдруг я понял: это не коростели, это скрипят... телеги. Да, это
скрипели возы. Много, возможно, сотни возов. И эта песня нарастала и
становилась пронзительной, заглушая все.

Я не знал, кто это едет в таком безмолвии, когда ничего не слышно,
кроме этой песни колес, но почувствовал, что у меня мурашки побежали по
спине.

- Он, - сказал Кизгайла, и я понял, кто это "он".

А возы скрипели и скрипели в ночи, и уже не оставалось ничего, кроме
этого скрипа.

- Явился, вражина, - процедил сквозь зубы хозяин. - Что же, готовься,
Цхаккен, завтра будем биться. Насмерть.

Я опасался за господина, но теперь мои опасения прошли. Он просто был
из той породы людей, для которых ожидание опасности было хуже самой
опасности.

Я теперь знал, что он будет и бояться, и ненавидеть, но будет
держаться. Это плохо, но это все же лучше, чем вид дохлой дрожащей
скотины.

- Что же, - сказал я, - биться так биться. Я долгое время получал у вас
плату даром. Правда, лучше было бы мне, как тому врачу, всю жизнь получать
ее напрасно. Но если так уж случилось, не надо беспокоиться, господин.

Я решил не тревожить людей и дать им выспаться. Только удвоил караул и
поставил бодрствовать возле спящих одного воина, чтоб по первому сигналу
поднял всех. А сам, запахнувшись в плащ, присел на забрале возле охранника
и его дочери и стал дремать, поминутно просыпаясь. Эти ночи, когда сидишь
прислонившись к дереву или камню, были мне очень знакомы. Засыпаешь и
вдруг куда-то падаешь. Такие сны, наверное, видят обезьяны на своих
деревьях. Но чем лучше обезьяны солдат-наемник? Глупое, безобразное
ремесло - война.

Такие мысли приходили мне в последнее время все чаще: видимо, я начал
стареть. Я засыпал и просыпался, смотрел на эту женщину, которую никто не
принуждал здесь сидеть, видел ее усталое бледное лицо под платком, тени в
глазницах.

Нет ничего красивее женского лица в полумраке. Поэтому, наверное, и
любят в это время.

В одно из таких пробуждений я увидел, что уже не только светло, но
вот-вот взойдет солнце. За нами был голубой туманный Днепр. Перед нами -
ров, небольшое, чуть холмистое поле, а дальше - лесистые пригорки и среди
них розовеющая гладь Святого озера.

Солнце уже выметнуло из-за леса тысячи багряных копий, залило
расплавленным золотом маленькие облачка у окоема. Но я смотрел не на него.

Поле за эту ночь, казалось, обросло молодым лесом. По обе стороны
большой лощины сидели, ходили, лежали тысячи людей. Копья, воткнутые в
землю, рогатины, отогнутые в шейке косы. Дальше, возле леса, сотни телег
тянули к небу свои оглобли.

Поднимался в безоблачную высь дым костров. Мы видели как на ладони все
поле, кроме широкой лощины. Но, наверное, и там были люди.

На одном из недалеких пригорков стояла кучка людей. И эти люди были не
в белой одежде, значит, не мужики.

У меня хорошая подзорная труба со стеклами голландской ручной шлифовки.
Я навел ее на холм и увидел трех человек.

Средний был высок и тонок в кости. Я мог различить багряный плащ,
спадавший почти до земли. Длинные, до плеч, волосы, ладная осанка, узкие
бедра. Этот человек что-то говорил двум другим, указывая рукой на
крепостные стены. Рядом с ним стоял юноша или молодой мужчина, немного
похожий на среднего. На нем были светлые латы и тоже плащ, только голубой.
А по другую сторону стоял коренастый человек, ниже тех двоих ростом и
сильно сутулый. Он был без бороды и усов, хотя по возрасту мог быть отцом
молодому. На безусом латы были темные, а плащ зеленый с черным.

- Дай, - сказал мне Кизгайла, который снова вышел на стену.

Он хищно приник к трубе, даже подался вперед.

- Они, - произнес он после недолгого молчания. - Тот, что в багряном, -
сам Роман, волчина хищная. Ну, попадись ты мне - я тебе покажу, как это
быдло поднимать.

- А остальные?

- В светлых латах - Лавр, из Романовой охраны. Байстрюк.

- Они почему-то похожи.

- Боюсь, что там не обошлось без Якуба, которого я на тот свет
отправил. А черный - Петро, тоже брат Романа. Родной... Отродье
дейновское! На охоте дохлого зубра добыли...

Брань Кизгайлы мне показалась непристойной. Всякое рождение законно,
если от него рождается добрый воин или девка, созданная для радости и
любви.

А ругаться, что люди родом из бывшего Дейновского княжества, страны
лесов и болот, и вовсе бессмысленно.

Они не посылали к нам вещуна, не тратили времени зря. Каждый понимал,
что один не откажется от осады, а второй не сдастся.

- А ну-ка, мастер, - сказал я пушкарю, - долбани по этим, на холме.

Пушка изрыгнула пламя и резко откатилась назад.

Я в подзорную трубу видел, как посланный нами чугунный шар ударил в
склон холма, ниже военачальников. Там поднялось легкое тающее облачко.
Заржал и встал на дыбы прекрасный белый конь, которого держал за повод
парень в белой рубахе.

Роман, стоял все так же невозмутимо, не сделав и шага в сторону. Потом
он взмахнул рукой и стал спускаться с холма. За ним - те двое. Мы так на
них засмотрелись, что не заметили, как из лощины, совсем близко от нас,
начали, как будто сами собой выползать телеги. Одна, вторая, десятая,
двадцатая.

На них было навалено какое-то странное рыжее сено, и они ползли лугом,
а люди, толкавшие их, скрывались за этим сеном.

Я долго не мог понять, в чем дело, пока они не разделились на два
потока. И эти две змеи медленно ползли к деревянным воротам в нашем
крепостном валу.

- Бей по телегам! - крикнул я.

Крепостная стена расцвела клубами порохового дыма. Но было уже поздно.
Телеги успели впритык подвалить к обоим воротам, и вдруг, почти
одновременно, в небо взметнулись огромные, рыжие, как хвост лисицы, жаркие
языки огня. Пылало сено, облитое чем-то горючим, пылала сама земля вокруг.
Под прикрытием огня к холмам бежали мужики.

Теперь мне стало ясно, почему Ракутович спустился с холма, почему один
из мужицких отрядов пошел за ним: они готовились защищать телеги, если бы
нам вздумалось сделать вылазку.

У нас не было сил для защиты вала: слишком неожиданно встала угроза
мужицкой войны. Мы заведомо ограничили себя стенами замка. Но все равно
этот пожар был неприятен. Вал перестал существовать как препятствие.
Теперь уже ничто не мешало поднести к стенам лестницы или подкатить таран,
если бы он у них был.

Мы совершили первую ошибку.

Зато те, что готовились защищать телеги, и сам Роман были теперь почти
в нашей власти. Я поставил на стену сотню своих парней с мушкетами и стал
подавать команду:

- Ступи! Стой! Мушкет к боку! Фитиль - с курка! Фитиль - на место!
Мушкет ко рту! С полки - сдувай! Набой бери! Мушкет вниз! Порох на полку -
сыпь! Утряси! Полку закрой! Стряхни! Сдуй! Мушкет на левый бок! Порох и
пульку - в мушкет! Пыж - на полку! Забойник возьми! Пульку и пыж - добей!
Забойник на место всунь! Правой рукой мушкет подыми! Левой подсошек
готовь! Мушкет - на вилки! Готовсь!

Я знал эти команды наизусть уже двадцать восемь лет. А мои ребята были
лучшими стрелками из всех, каких я знал. Не прошло и десятой доли часа,
как крепостная стена ощетинилась готовыми к стрельбе ручницами.

- Пали! - крикнул я.

Зубцы заволокло едким пороховым дымом. Сквозь него я видел, как падали,
кружились в вихре, метались люди в белой одежде.

И еще я видел человека в багряном плаще. Он кричал что-то страшным
голосом, поднимая одной рукой древний двуручный меч.

Ощеренный рот и вставшая дыбом грива волос - от них нельзя было
оторвать глаз. Когда дым рассеялся, на траве осталось десятка два
неподвижных белых тел.

Потом на линии холмов я увидел удивительно ровный строй мужиков. Я не
знал, зачем им понадобилось стоять там. За их спинами были только телеги.
Второй отряд - иначе не назовешь, потому что это было войско, а не
беспорядочная мужицкая толпа, - приближался издали строем в три плутонга.
Он остановился значительно левее Жабьей башни. И под молчаливой охраной
этих людей толпа крестьян, вооруженных чем попало, тащила от холмов с
десяток длинных осадных лестниц.

Черт бы побрал этого мужицкого короля! Он воевал совсем не по правилам!
Вернее, не по тем правилам, по которым воюют во всем мире. И непонятно по
каким. Я смотрел на его огромную фигуру, потрясающую мечом. Мы дали второй