целуя гостью. Верочка ничего не умела делать тихо и "всех лизала", как
отзывалась об ее поцелуях Надежда Васильевна.
защемит...
ней?
Алексеевна, поправляя смятые ленты. - Очень и очень нужно, -
многозначительно прибавила она.
быстро исчезла.
Хиония Алексеевна, провожая глазами убегавшую Верочку. - Небось не закиснет
в девках, как эти принцессы, которые умеют только важничать... Еще считают
себя образованными девушками, а когда пришла пора выходить замуж, - так я же
им и ищи жениха. Ох, уж эти мне принцессы!"
старинной мебелью и разными поставцами с серебряной посудой и дорогим
фарфором. Китайские чашечки, японские вазы, севрский и саксонский сервизы
красиво пестрели за большими стеклами. В переднем углу, в золоченом
иконостасе, темнели образа старинного письма; изможденные, высохшие лица
угодников, с вытянутыми в ниточку носами и губами, с глубокими морщинами на
лбу и под глазами, уныло глядели из дорогих золотых окладов, осыпанных
жемчугом, алмазами, изумрудами и рубинами. Неугасимая лампада слабым ровным
светом теплилась перед ними. Небольшие окна были задрапированы чистенькими
белыми занавесками; между горшками цветов на лакированных подоконниках
стояли ведерные бутыли с наливками из княженики и рябины. Хиония Алексеевна
прошла по мягкому персидскому ковру и опустилась на низенький диванчик,
перед которым стоял стол красного дерева с львиными лапами вместо ножек.
Совершенно особенный воздух царил в этой комнатке: пахло росным ладаном,
деревянным маслом, какими-то душистыми травами и еще бог знает чем-то очень
приятным, заставлявшим голову непривычного человека тихо и сладко кружиться.
Темно-синие обои с букетами цветов и золотыми разводами делали в комнате
приятный для глаза полумрак. Писанная масляными красками старинная картина в
тяжелой золотой раме висела над самым диваном. Молодой человек и девушка в
костюмах Первой французской революции сидели под развесистым деревом и нежно
смотрели друг другу в глаза. Направо от диванчика была пробита в стене
небольшая дверь, замаскированная коричневыми драпри. Это была спальня самой
Марьи Степановны.
женщина, показываясь в дверях спальни; за ее плечом виднелось розовое бойкое
лицо Верочки, украшенное на лбу смешным хохолком.
своими бантами, вскакивая с дивана. В скобках заметим, что эти банты служили
не столько для красоты, сколько для прикрытия пятен и дыр. - А я
действительно с добрыми вестями к вам.
нельзя еще назвать старухой. Для своих пятидесяти пяти лет она сохранилась
поразительно, и, глядя на ее румяное свежее лицо с большими живыми темными
глазами, никто бы не дал ей этих лет. Одета она была в шелковый синий
сарафан старого покроя, без сборок позади и с глухими проймами на спине.
Белая батистовая рубашка выбивалась из-под этих пройм красивыми буфами и
облегала полную белую шею небольшой розеткой. Золотой позумент в два ряда
был наложен на переднее полотнище сарафана от самого верху до подола; между
позументами красиво блестели большие аметистовые пуговицы. Русые густые
волосы на голове были тщательно подобраны под красивую сороку из той же
материи, как и сарафан; передний край сороки был украшен широкой жемчужной
повязкой. В этом костюме Марья Степановна была типом старинной русской
красавицы. Медленно переступая на высоких красных каблучках, Марья
Степановна подошла к своей гостье и поцеловалась с ней.
диван. - Там есть в банке варенье... Да скажи по пути Досифеюшке, чтобы нам
по" дали самоварчик.
будет рассказывать Хиония Алексеевна. Ведь она всегда привозит с собой целую
кучу рассказов и новостей, а тут еще сама сказала, что ей "очень и очень
нужно видеть Марью Степановну". "Этакая мамаша!" - думала девушка, надувая и
без того пухлые губки.
вышла.
заговорила Хиония Алексеевна, поднимая вылезшие брови чуть не до самой
шляпы. - Вчера приехал При-ва-лов... Сергей Александрыч Привалов... Разве вы
не слыхали?.. Да, приехал.
прошептала:
рапортовала Хиония Алексеевна. - С ним приехал человек... три чемодана...
Как приехал, так и лег спать.
поправила Хиония Алексеевна.
он в свой дом не проехал или к нам? Ведь не выгнала бы...
образованный будет беспокоить других? Дом у Привалова, конечно, свой, да
ведь в нем жильцы. К вам Привалову было ближе приехать, да ведь он понимает,
что у вас дочери - невесты... Знаете, все-таки неловко молодому человеку
показать себя сразу неделикатным. Я как услышала, что Привалов приехал, так
сейчас же и перекрестилась: вот, думаю, господь какого жениха Nadine
послал... Ей-богу! А сама плачу... Не знаю, о чем плачу, только слезы так и
сыплются. И сейчас к вам...
Нарочно пять раз посылала Матрешку, а она через буфетчика от приваловского
человека всю подноготную разузнала. Только устрой, господи, на пользу!.. Уж
если это не жених, так весь свет пройти надо: и молодой, и красивый, и
богатый. Мил-лио-нер... Да ведь вам лучше это знать!
Марья Степановна, подбирая губы оборочкой...
тысяч...
университете и прямо говорит: "Привалов - самый скромный молодой человек..."
Потом после отца Привалову достанется три миллиона... Да?
эти деньги, если только они еще есть. Ведь заводы все в долгу.
за охота противоречить, когда всем, решительно всем известно, что Привалов
получит три миллиона. Да-с, три, три, три!..
когда она подходила к угловой комнате с полной тарелкой вишневого варенья.
Фамилия Привалова заставила ее даже вздрогнуть... Неужели это тот самый
Сережа Привалов, который учился в гимназии вместе с Костей и когда-то жил у
них? Один раз она еще укусила его за ухо, когда они играли в жгуты... Сердце
Верочки по неизвестной причине забило тревогу, и в голове молнией мелькнула
мысль: "Жених... жених для Нади!"
в комнату раскрасневшаяся как пион.
более краснея.
Алексеевна, закатывая глаза. - Да... Вот что значит молодость: и невинна, и
пуглива, и смешна Кому не было шестнадцати лет!..
глазами, с блуждающей по лицу улыбкой, с вспыхивавшими на щеках и подбородке
ямочками была Действительно хороша. Русые темные волосы были зачесаны у нее
так же гладко, как и у сестры, за исключением небольшого хохолка, который
постоянно вставал у нее на конце пробора, где волосы выходили на лоб
небольшим мысиком. Тяжелая коса трубой лежала на спине. Только
светло-палевое платье немного портило девушку, придавая ей вид кисейной
барышни, но яркие цвета были страстью Верочки, и она любила щегольнуть в
розовом, сиреневом или голубом. "А... радуга", - говорил Виктор Васильич,
брат Верочки, когда она одевалась по своему вкусу. Теперь ей только что
минуло шестнадцать лет, и она все еще не могла привыкнуть к своему длинному
платью, которое сводило ее с ума. Фигура у Верочки еще не сформировалась, и
она по-прежнему осталась "булкой", как в шутку иногда называл ее отец.
комнату небольшой томпаковый самовар, кипевший с запальчивостью глубоко
оскорбленного человека. Досифея была такая же высокая и красивая женщина,