земля была вскоре у них отнята, и команчи почти полностью вымерли].
Сказать, что они выражались неделикатно, было бы слишком мягко. Однако я
читал "Тома Джонса" и "Родерика Рэндома" и другие книжки в том же роде и
знал, что знатнейшие леди и джентльмены Англии еще столетие назад были
столь же непристойны как в своих беседах, так и в своем поведении; только
в нашем, девятнадцатом веке появились в Англии, - да, пожалуй, и в Европе,
- первые настоящие леди и джентльмены. Что было бы, если бы Вальтер Скотт,
вместо того чтобы вкладывать собственные слова в уста своих героев,
позволил им разговаривать так, как они разговаривали в действительности?
Ревекка, и Айвенго, и нежная леди Ровена заговорили бы так, что смутили бы
любого бродягу нашего времени. Впрочем, бессознательная грубость - не
грубость. Приближенные короля Артура не сознавали, что они невоспитанны, а
я был настолько тактичен, что не дал им этого заметить.
большое облегчение, когда старый Мерлин дал им совет, полный здравого
смысла. Он спросил их, почему они, тупицы этакие, не хотят раздеть меня.
Через полминуты я был гол, как каминные щипцы! О боже, в этом обществе я
оказался единственным человеком, которого смутила моя нагота. Все
разглядывали и обсуждали меня с такой бесцеремонностью, словно я был кочан
капусты. Королева Гиневра смотрела на меня с тем же простодушным
любопытством, как и все остальные, и даже сказала, что никогда в жизни не
видела таких ног, как у меня. Это был единственный комплимент, которого я
удостоился, если подобное замечание можно назвать комплиментом.
- в другую. Я был брошен в темную и тесную камеру темницы, где должен был
довольствоваться какими-то жалкими объедками вместо обеда, охапкой гнилой
соломы вместо постели и множеством крыс вместо общества.
5. ВДОХНОВЕНИЕ
заснул.
подумал: "Какой удивительный я видел сон! Не проснись я сейчас, меня
повесили бы, или утопили, или сожгли, или... Подремлю еще до гудка, а там
пойду на оружейный завод и посчитаюсь с Геркулесом".
мной возник этот мотылек Кларенс! Я разинул рот и чуть не задохнулся от
изумления.
потешаться над моим печальным положением.
тороплюсь.
которого никогда не было, и что я разговариваю с тобой, хотя ты тоже всего
только плод моего воображения...
Ну-ка, что ты мне на это скажешь?
или не сон, но положение мое крайне серьезно; ибо я по опыту знал, что сны
порой бывают ярки, как настоящая жизнь, и быть сожженным, хотя бы во сне,
далеко не шутка, и нужно во что бы то ни стало попытаться всеми правдами и
неправдами избежать этого. И я начал умолять пажа:
друг, не правда ли?.. Не покинь меня. Помоги мне бежать отсюда!
стоят воины.
дрожишь?
славный мальчик! - Он колебался между желанием рассказать и страхом; затем
он подкрался к двери, выглянул, прислушался, наконец подошел ко мне
вплотную, нагнулся к самому моему уху и сообщил мне ужасную тайну; он
ежился от страха, словно говорил о вещах, одно упоминание о которых грозит
смертью.
королевстве не найти столь отчаянного человека, который согласился бы
перешагнуть ее порог вместе с тобою! Ну вот, я все тебе сказал, и да
спасет меня господь! Ах, будь добр ко мне, будь милосерд к несчастному
мальчику который пожелал тебе блага, - ибо если ты выдашь меня, я пропал!
обманщик, этот болтливый старый осел! Вздор, чистейший вздор, глупейший
вздор на свете! По-моему, из всех ребяческих, идиотских, дурацких и
трусливых суеверий это самое... Да ну его к черту, этого Мерлина!
казалось, обезумел от страха.
стены могут обрушиться и задавить нас. О, отрекись от своих слов, пока еще
не поздно!
Если все здесь столь же честно и добросовестно, как Кларенс, верят в
жульнические проделки Мерлина и так его боятся, так почему бы умному
человеку вроде меня не воспользоваться своими преимуществами? Я стал
размышлять и выработал план действий. Затем сказал:
смеюсь?
ожидал! Он сразу же проникся ко мне необычайным уважением, я это заметил;
невидимому, в этом сумасшедшем доме от обманщика не требуют никаких
доказательств, все готовы и без доказательств поверить ему на слово. Я
продолжал:
воскресал под новыми псевдонимами: Смит, Джонс, Джексон, Робинсон, Питерс,
Хаскинс, Мерлин, - каждый раз у него новый псевдоним. Триста лет тому
назад я встречался с ним в Египте; я встречался с ним в Индии пятьсот лет
назад; всюду он мне становился поперек дороги, и это мне в конце концов
надоело. Колдун он ерундовый: знает несколько старых трюков, никогда не
шел он дальше самого начала - и никогда не пойдет. В провинции он еще
может сойти - "только один раз, проездом"... Но выдавать себя за знатока,
да еще в присутствии настоящего мастера, - это уже нахальство. Слушай,
Кларенс, я всегда буду твоим другом, и ты тоже должен поступать со мной
по-дружески. Сделай мне одолжение. Скажи королю, что я сам чародей,
Великий Эй-Ты-Плюхни-В-Грязь, вождь всех чародеев, и втихомолку
подготовляю для них такое бедствие, что от них перья полетят, - пусть
только посмеют послушаться сэра Кэя. Ты согласен передать это от меня
королю?
мне. Он был до того напуган, растерян, сбит с толку, что жалко было
смотреть на него. Однако он все обещал, а от меня потребовал только
клятвы, что я навсегда останусь его другом и никогда не обращу против него
свое чародейство. Затем он ушел, держась рукой за стену, словно у него
кружилась голова.
мальчик, конечно, удивится тому, что я, такой могущественный чародей,
прошу его, ребенка, помочь мне выбраться из темницы; он попробует связать
одно с другим, все сопоставит и сразу поймет, что я обманщик.
вдруг мне пришло в голову, что эти глупцы не рассуждают, что они никогда
не связывают одно с другим, ничего не сопоставляют, что все их разговоры
доказывают полную неспособность замечать противоречия. И я успокоился.
одном, начинает беспокоиться о другом. Я вдруг сообразил, что сделал еще
одну ошибку: послал мальчика к его повелителю с какими-то страшными
угрозами; он наговорит, что я, сидя здесь, в уединении, собираюсь наслать
на них какую-то беду, - а ведь люди, столь жадно верящие в чудеса,
несомненно столь же жадны и до самих чудес. Что будет, если меня попросят
сотворить какое-нибудь чудо? Предположим, меня спросят, какое именно
бедствие я готовлю? Да, я сделал ошибку, нужно было сперва придумать это
бедствие. Что сделать? Что сказать им, чтобы оттянуть время? Я снова
волновался, отчаянно волновался... Шаги! Идут. На размышление у меня
только одна минута... Готово! Придумал. Все в порядке.
Кортес, не то кто-то другой в этом роде, находясь среди дикарей,