отнимая руки от костыля, прикинул его вес.
что, всегда в правой руке носите вещи?
у меня оттягивается все ниже и ниже, и в конце концов я сам себя подшибаю.
мое сочувствие. - Падения в нашей жизни неизбежны, и мы относимся к ним
спокойно. Но поскольку падаешь всякий раз по-новому, это всегда интересно.
толкучка. Толпы женщин, и все они несутся на тебя. Я и так вилял и этак. Но
одна женщина все-таки зацепилась ногой за мой костыль, она-то удержалась на
ногах, а я упал. Если бы я упал на руки, все бы ничего, но я стукнулся о
какого-то толстяка, отлетел в сторону и шлепнулся прямо на ухо. Люди шагали
по мне вдоль и поперек. Вот, взгляните.
Я улыбнулся, и он улыбнулся в ответ.
падениях, которые всегда казались мне чем-то ужасно смешным, хотя мои друзья
воспринимали их совсем по-иному.
плече собеседника, словно желая его утешить.
усмехнуться, - он выглядел смущенным.
своего приятеля. Пока! И он закостылял к станции.
ГЛАВА 3
к центру. Наш путь лежал в кафе "Амбасадор" - место встреч молодежи, которую
не удовлетворяла обстановка, сложившаяся дома, молодежи, которая противилась
попыткам родителей подчинить ее своей воле и мечтала о самостоятельности.
восхищение в девичьих взорах, чувствовали себя взрослыми и мужественными. В
глазах родителей они по-прежнему оставались детьми, придя же в кафе,
становились мужчинами и женщинами.
такому образу жизни. Здесь я видел лишь игру в чувства, порожденную
одиночеством и потребностью во взаимной поддержке. Иные называли эту игру
любовью, но мне она представлялась попыткой утопающего ухватиться за
соломинку.
жизни - это развлечься и освободиться от родительской опеки, не могли дать
мне то, к чему я стремился. И все-таки этот период был важным этапом в моей
жизни, без него я - калека - не мог бы обрести уверенность в себе.
перед собой, была не только трудной, но и неприятной. Она отнимала у меня
достоинство, мою гордость. Я постоянно рисковал стать предметом насмешек,
пренебрежения, унизительной жалости.
надежду стать писателем, - ведь я понимал, что тот, от кого навсегда
отвернутся женщины, никогда не сумеет нарисовать правдивую картину жизни.
за какой-нибудь столик поблизости не усаживались две девушки. Если Поль
находил их привлекательными, он говорил:
мне предстояло подняться с места, совершить путешествие к другому столику,
пройти через мучительную церемонию знакомства. Каждый такой визит к
соседнему столу я предпринимал с величайшей неохотой.
и самым непринужденным образом сказать комплимент. Когда я как-то
пожаловался ему, что не умею говорить с девушками, он сказал, что знал
одного парня, который, танцуя с незнакомой девушкой, неизменно произносил
одну и ту же фразу: "Мне нравится ваше платье".
равно нравился всем девушкам, которые знали его.
которые могли находить его общество приятным, были, вероятно, не очень
взыскательны.
зависимости от ее умения поддерживать разговор и слушать с интересом не
только комплименты собеседника. Я был уверен, что лишь оценив в полной мере
ее ум и душевные качества, можно было обратить внимание и на ее красоту.
некоторые приятные качества. Качества эти, однако, таились под спудом, ибо
общество лишало этих девушек всего: достойного подражания примера, надежды,
образования, которое раскрывает людям красоту мира, а не замыкает их в узких
рамках одного класса. ,
юноше, который им действительно нравится, а тому, чье внимание к ним может
вызвать зависть у подруг. Девушки вечно соперничали между собой и ценили
парней за их внешность, зная, как много значит для престижа красивый
поклонник.
только ради того, чтобы насолить двум-трем подружкам. Знаю, что жизнь себе
испорчу, - а иначе не могу. Хочу доказать им, что способна закружить голову
любому.
девушек, появлявшихся парами или по трое за столиками кафе.
больницу, где они служили. Они всячески подчеркивали свою дружбу, шли под
руку, осыпали друг друга показными ласками, рассказывали разные случаи из
своей жизни, из которых явствовало, что их взаимная преданность и решимость
никогда не расставаться не раз срывали планы иных мужчин, по всей видимости
кое в чем на нас похожих.
удастся, и был этим даже обрадован, поскольку чувствовал, что никакого
интереса для своей девушки не представляю. Однако, очутившись у ворот
больницы, Поль без особого труда увлек свою спутницу в глубину больничного
парка, оставив нас у калитки.
поцеловал ее. Должно быть поняв, как мало я искушен в таких делах, она
отшатнулась и произнесла задумчиво:
опоздаю на последний трамвай, сказал ей:
первой. А то все сразу подумают, что мой кавалер не очень дорожит моим
обществом. Если Рина придет раньше, то-то я посмеюсь. Она всегда старается
прийти последней, а потом издевается надо мной.
спутница. - Она ведь уже ушла к себе?
у других мужчин; и хотя я прекрасно понимал причину - он сильно упал бы в
моем мнении, если бы это был единственный критерий, с которым он подходил к
ним.
сочувствовал девушкам, которыми, как ему казалось, пренебрегали мужчины. Еще
ни разу не случалось, чтобы на вечеринке он не пригласил потанцевать
девушку, одиноко сидевшую у стенки.
девушку, изо всех сил старавшуюся принять безразличный вид, когда кавалеры
проходили мимо нее. - Пусть не колотит ночью от злости свою подушку.
некрасивая маленькая официантка, на лицо которой горькое одиночество
наложило свой след.
однажды даже сказала мне:
надо обзавестись свитером.
кофе, расспрашивала, как мы живем, и, что самое важное, давала нам понять,
что мы самые любимые ее клиенты. Мы узнали, что у нее нет кавалеров и что ее
родители живут в Новой Зеландии.
Это должно было влететь нам в копеечку, поскольку мы намеревались заказать
билеты заранее и отвезти ее домой на такси. Мы решили также купить по
коробке шоколадных конфет и в антракте одновременно преподнести ей;
условились мы, что ухаживать за ней будем на пару.