насмерть! - Она схватилась за спинку кровати, чтобы не упасть. - Закрой
дверь, а то они найдут нас.
женщины, успокаивающей младенца. - Мальчик не боится, нет?
место. Я лежал под одеялом, укрытый до самого подбородка. Девушка оперлась
ладонями о подушку и близко нагнулась ко мне, лицо ее оказалось почти рядом
с моим. Я почувствовал запах пива, увидел размазанную губную помаду и
толстый слой пудры на Щеках. Тяжелые веки наполовину закрывали ее глаза,
внезапно выражение лица девушки изменилось, щеки раскраснелись, губы
раскрылись, она сказала тихо, сквозь зубы:
прижалась губами к моим губам.
девушки не отрывались от моих. Я задыхался, меня тошнило от запаха пивного
перегара, от ее хищного рта, от выражения ее глаз.
девушка.
Дверь открылась, и вошел уже знакомый мне кучер дилижанса. Он бросил на меня
быстрый взгляд, и я снова почувствовал, что он видит меня насквозь. Это был
взгляд человека, на которого можно положиться.
кровати; голос его звучал жестко, глаза смотрели сурово.
и оставь его в покое.
вечер, казалось, навсегда отняло у меня беззаботную юность. "Теперь, - думал
я, - я знаю все о мужчинах и женщинах. Я знаю такое, что никогда не смогу
повторить. Остаток своей жизни, - думал я, лежа в постели в темноте, - я
должен посвятить писанию книг, которые вложу все свое знание жизни; я
разоблачу пороки, о существовании которых большинство людей, конечно, и не
подозревает.
(Лексикон, бывший здесь в ходу, уже явно начал сказываться на мне.)
девушки связал меня с ней. Она поставила на мне клеймо, совсем как клеймил
лошадей отец; теперь я принадлежу ей.
отношения, и, конечно, потребует, чтобы я женился на ней.
она будет сидеть в моей комнате и пить пиво, в то время как я буду готовить
обед и мыть посуду. И уж, конечно, никогда, никогда я не смогу писать.
браке. Может быть, все-таки найдется какой-нибудь выход? Но что мне делать,
если она будет требовать? Ведь по сути дела я почти женат на ней...
ГЛАВА 4
меня неожиданностью. Я вышел из своей комнаты взвинченный, исполненный
решимости защищаться до последнего. Я собирался категорически отрицать, что
я целовал девушку: это она, она поцеловала меня!
усталым. Окончательно убедившись в своей слабохарактерности, я вошел в
кухню, подавленный и расстроенный.
стояла у плиты.
она.
человечек, с манерами льстивыми и подобострастными. Щеки его опустились,
тройной подбородок складками набегал на грудь. Нижние веки отвисли, обнажая
розовую изнанку, отчего глаза стали похожи на глаза спаниеля. Голос у него
был негромкий, заискивающий.
дворником. И вообще выполнял любую черную работу.
держала его в качестве приманки для пьяных. Если какой-нибудь погонщик или
лесоруб заходил в бар по дороге в город, миссис Бронсон зорко за ним
следила; стоило ей заметить, что больше заказывать он не собирается, она
кидалась в кухню и совала Шепу монету в два шиллинга. Шеп брал монету,
вразвалку направлялся в бар, где и перехватывал посетителя.
кладя мягкую ладонь на руку гостя.
сам ставил угощение, потом следовало угощение от гостиницы.
о жизни, - польщенный вниманием, он пускался в длинный рассказ и обычно
оставался в баре, пока не уплывали все его денежки. Тогда, спотыкаясь, он
брел к своей двуколке или повозке, уже не помышляя о поездке в город.
Стрелка:
нагрузился. Мы всегда знаем, когда он отводит душу, - с самого утра на
другой день распевает да свистит себе. Теперь, - добавил Стрелок, - месяцев
шесть не дотронется до спиртного.
заметила Роуз, глядя на шипящую на сковороде отбивную.
возобновить:
пообещал, что мы раздавим бутылочку. Ну, он и пришел - тут уж я проверил его
кошелек. Совесть меня не мучает, можешь не сомневаться. Птицы ведь не сеют,
не жнут, и сыты бывают. А мы чем хуже? Дело, видишь ли, обстояло так: мне
надо было раздобыть деньжат, и побыстрее. В четверг мы с женой здорово
поцапались, и похоже было, что она от меня уйдет совсем. Я, собственно,
хотел выжать из него десятку, а он все выкручивался и никак не хотел меня
уважить. Попробовал было удрать. Ну, тут уж я взялся за дело серьезно и
добыл у него пятнадцать монет.
видят, как бы обзавестись деньгами, не работая. Он обсчитывал гостей,
подлаживался к букмекерам, в надежде выведать, на какую лошадь ставить, со
всех ног бежал из своей каморки при конюшне, чтоб вынести багаж, запрячь
лошадей, оказать любую лакейскую услугу - все за мелочь, которую ему
швыряли. Деньги эти он держал в кармане и часто украдкой пересчитывал в
укромных уголках.
вытирая рот тыльной стороной руки. Мне много раз приходилось завтракать с
ним. Он был повестью, которую мне еще предстояло прочесть, но я не
сомневался, что кончит он в канаве.
силой отбирал деньги у своих обидчиков. Пасуя перед силой, он любил слушать
о насилии. Рассказы о разбитых в кровь физиономиях, об ударах в живот,
заставляющих сгибаться вдвое гордых и сильных людей, о бурных ссорах
радовали его сердце, успокаивали раздражение, смягчали ненависть. В царстве
его воображения никто не осмеливался относиться к нему с пренебрежением, в
этом царстве люди, оскорбившие его, жестоко за это расплачивались.
и рыдал.
рабочий день. Писавший какое-то письмо мистер Р.-Дж. Кроутер с рассеянным
видом проронил: "Доброе утро". Его стол был так завален бумагами, коробками
с булавками и скрепками, большими конвертами и бухгалтерскими книгами, что
ему пришлось пристроить свое письмо на кипе каких-то бланков.
Василенко Иван
Лондон Джек
Никитин Юрий
Роллинс Джеймс
Афанасьев Роман
Чернецов Андрей