может быть, и понравился бы, но вся беда заключалась в том, что ни на одной
тарелке ему не попалось ни одной косточки. Даже самой маленькой. А что же за
еда без косточки? Вот когда наешься как следует, ляжешь где-нибудь в тени и
начнешь обрабатывать настоящую мозговую кость - вот тогда это настоящая еда.
А это? Что ж, хоть и на алом кресле, как на троне, а все равно настоящего
вкуса нет.
покрутил хвостом, но оба не спешили выходить из-за стола, потому что голубые
люди повели себя как-то странно. Они опять сложили ладошки, прижали их к
сердцу и поклонились сначала Юрию, а потом и Шарику. Это было непонятно: они
угощали и они же благодарили. Что нужно было сделать в таком случае, Юрий не
знал и сидел не шевелясь. И голубые люди тоже сидели и не шевелились, хотя
всем известно, что после завтрака кто-то должен был убрать посуду.
одну миску и куда-то унес ее. А все остальные миски, тарелки, стаканы, вилки
и ложки остались на месте. И это все больше смущало Юрия.
гости там не благодарят хозяев за угощение, а хозяева гостей - за посещение?
Может быть, в той необыкновенной стране не хозяевам полагается убирать со
стола, а гостям? И то, что они с Шариком не собираются хотя бы помочь
хозяевам, показывает, что они невоспитанны?
приветливо манит их из-за стола. И хотя все, что делал Квач, было как будто
самым обычным и не вызывающим никакого подозрения, Юрию почему-то стало не
по себе. Может быть, потому, что плутоватые глаза Квача поблескивали
особенно весело и он все время переглядывался с товарищами. А может быть, и
еще почему-то...
понял, что сидеть за столом просто неудобно, и соскочил со своего алого
трона. Пришлось подняться и Юрию.
кровати-дивану, усадили, а сами отправились к другим таким же кроватям и
тоже сели.
его на свободную кровать. Шарик брыкался, выворачивался, и глаза у него были
такими тоскливыми и недоуменными, что Юрий пожалел его и разозлился на
Квача. Но голубой человек и сам понял, что с собакой он поступает не совсем
правильно. Квач погладил Шарика, почесал ему за ухом, и Шарик успокоился.
корабле, как в пионерском лагере, после еды полагается мертвый час, и
успокоился. Он посмотрел на Квача, и тот, сложив ладони, прижался к ним
щекой. Юрий понял - нужно спать. И впервые решил, что дело это стоящее. Ночь
в лесу была бессонной, и теперь, после всего пережитого и съеденного, у него
покалывало веки.
как, вдоволь помучившись, надели такие же наушники на задремавшего было
Шарика.
доски со светящимися лампочками, тумблерами и кнопками. Все остальные спали
в зеленоватом, словно предрассветном сумраке.
ему что-нибудь в тот день или не синилось, выходило, что ничего не снилось.
видел, как часа через три после завтрака проснулся Шарик и с трудом,
повизгивая и посапывая от напряжения, лапами содрал с головы прибор с
наушниками и по очереди начал обходить космонавтов. Он умиленно крутил
обрубком хвоста, пробовал улыбаться и, кажется, даже пытался разговаривать,
но у него ничего не получалось. Космонавты спали на своих диванах-кроватях и
сладко посапывали. Даже Квач дремал на своем посту, в широком, выросшем из
пола кресле.
хорошего из этого не получилось: морда не пролезала в узкие стаканы, да и
питья в них оставалось разве что на донышке. А ему очень хотелось пить. Так
хотелось, что, если бы не его стеснительный характер, он мог бы заскулить.
Шарик остановился перед открытой дверью и, заглянув в нее, принюхался. Ему
показалось, что оттуда, из глубины корабля, наносит знакомым влажным
запахом. Шарик виновато помахал хвостом и, подумав: "Ничего не поделаешь -
пить-то хочется", - несмело пошел по коридорам и переходам.
разноцветные огоньки, слышалось приглушенное шуршание и гудение, пахло
жареным луком и уже знакомыми духами, но воды не было, а пить хотелось все
сильней.
и бачками просторном помещении. На стенах в прозрачных ампулах-сосудах
поблескивали жидкости. Шарик с тоской посмотрел на эти прозрачные ампулы и
понял, что достать из них жидкости ему не удастся.
обыкновенная вода. И чем дольше он смотрел на них, тем больше ему хотелось
пить, и поделать с собой он уже ничего не мог.
Она ничем не пахла, но под нажимом Шарикиного носа подалась внутрь. Ампула
оказалась не стеклянной, а пластмассовой, мягкой. Это, наверное, для того,
чтобы на ухабах дальних космических дорог ампулы не разбивались... Но Шарик
еще не понимал этого. Он видел и понимал другое. Перед ним за мягкой
оболочкой была жидкость, по всем приметам похожая на воду. А он хотел пить.
Так хотел, что за глоток воды с удовольствием отдал бы и свое красивое алое
кресло, и даже, наверное, кусок собственной шерсти.
Приноровившись, он нашел такое местечко, где дно ампулы, закругляясь, слегка
выпирало, и начал грызть его. Но ампула не поддавалась, зубы скользили по ее
оболочке, оставляя лишь маленькие черточки, которые тут же зарастали и
исчезали.
его глазами, но в рот не попадала. Он заурчал и закрутил своим обрубком, как
пропеллером, потом с тихим стоном приник к неподатливому материалу. И когда
ему казалось, что уже никогда он не доберется до воды, она вдруг тоненькой
струйкой полилась прямо в рот.
первыми неудачами, он мог бы сразу заметить, что вода, которая лилась ему в
раскрытую пасть, была совсем не похожа на ту чистую, как слеза, земную воду,
о которой он мечтал. Эта жидкость была солоновато-горьковато-противная, с
довольно странным и неприятным запахом. Но Шарик поначалу ничего не замечал.
приступ жажды и он понял, что содержимое ампулы не такое уж вкусное, было
уже поздно. Во-первых, он уже не очень хотел пить, а во-вторых, жидкость
перестала течь - стенки ампулы сами до себе затянулись пленкой, и теперь
нужно было снова их прокусывать.
Шарик очень испугался и заскулил. Но потом вспомнил, что на протяжении своей
собачьей жизни ему приходилось пить не только из рек или ручьев, но и из
луж, из грязных банок и мисок... Далеко не всегда в них бывала чистая и
вкусная вода. Поэтому он легкомысленно решил: "А-а... Ерунда... Все
обойдется!"
не по-собачьи. В его просветленной голове метались непривычные мысли,
громоздились странные понятия и неясные предчувствия. Это очень озадачило и
смутило Шарика.
кровати-дивану и лег. В животе урчала и переливалась странная жидкость. По
телу расползалась удивительная, никогда раньше не Испытываемая, очень
приятная ломота и лень. Непреоборимо захотелось спать, но не клубком,
скрючившись, как Шарик спал чаще всего, а свободно вытянувшись во весь рост.
вытянулся, и тогда ему показалось, что тело у него начинает разбухать и
приподниматься, а голова поэтому как бы проваливаться. Он поерзал, головой
наткнулся на брошенный прибор с мягкими наушниками и улегся на него, как на
подушку. Улегся и почти сейчас же уснул.
видел их и Квач, сладко посапывающий в своем выращенном из пола полумягком
кресле.
перекатывался низкий, утробный не то рев, не то гул.
не то рев исчез, и чей-то ровный, спокойный голос произнес:
было никакого сомнения. Язык этот был певучим, с легкими переливами в конце
слов. В нем или совсем не было, или было очень мало шипящих звуков, и
потому, наверное, голос, казалось, не говорил, а пел.
неизвестный голос предлагал объявить тревогу. Значит, кораблю угрожало
Пехов Алексей
Свержин Владимир
Шидловский Дмитрий
Никитин Юрий
Херберт Фрэнк
Суворов Виктор