Чтение 6–й страницы книги ~Необычайные приключения Робинзона Кукурузо~

В тот день я больше Яву не видел. И не знаю, как встретили у него дома
эту грустную новость. Да, уж конечно, пирогов не пекли и патефон не
заводили... Знаю только, что на следующий день на родительское собрание
Явина мама не пришла. Ей, наверное, было очень стыдно.

Кстати, за экзаменационный диктант я получил не тройку, а четверку.

Меня даже в жар бросило, когда я узнал об этом.

Годовую мне, конечно, вывели тройку, но вс" равно получить на экзамене
четв"рку было... ну, как... ну, как выиграть, например, в денежно-вещевую
лотерею автомобиль "Москвич". Я даже не мечтал!

Это, наверное, с перепугу, от нервного напряжения.

Когда прошло первое удивление, я сразу подумал: "Яве, наверно, будет
неприятно, когда узнает". И стало мне досадно, будто я поступил не
по-товарищески. Да разве я хотел!..

Грустно было. Хотя лично у меня, казалось бы, все основания были для
радости: и экзамен я сдал, и в шестой класс переш"л, и в Киев послезавтра
еду, в гости к дяде своему, на целый месяц.

Я так мечтал поехать в Киев вместе с Явой, пойти с ним в Исторический
музей и посмотреть там и казацкое оружие, и личные вещи Ковпака, Руднева,
Кузнецова и других героев... И вообще вс" осмотреть. Разве во время той
двухдневной экскурсии мы могли успеть что-нибудь? А целый месяц в Киеве -
это же здорово! Я уж и с отцом договорился, и дядя не возражал против Явы. А
теперь... Разве пустит теперь мама Яву в Киев! Вряд ли. А может... Надо
вс"-таки попробовать.

Я пош"л к Яве.

Он сидел на завалинке и чистил в деревянное корыто картошку и св"клу для
свиньи Манюни. Это была препротивная работа, которой Ява всегда избегал. А
теперь он, по-стариковски сгорбившись, покорно резал тупым ножом бугристые
картофелины и св"клу с крысиными хвостами. И лицо у него было такое... такое
было лицо...

Ява молча кивнул мне, продолжая резать св"клу.

- Ява, - дрожащим голосом сказал я. - Ну чего ты, Ява?

- А что? Ничего, - тихо сказал он, не поднимая головы. Я не знал, что
говорить дальше. Я стоял и молчал. Он тоже молчал. Потом, вс" так же не
глядя на меня, вдруг спросил:

- Едешь в Киев?

- Послезавтра. А ты?

- А я... - криво улыбнулся он. - В Париж. А потом в Рио-де-Жанейро.

...Зря я спросил - конечно же, он никуда не едет. Никуда он не едет,
бедный Ява. А люди едут. Вон Карафолька сегодня утром в пионерлагерь поехал,
к морю. Никогда мы с Явой не были на море. Только в кино видели. А как нам
хотелось к морю!.. Синие дали, белые корабли, чайки стонут над волнами, реют
альбатросы, в дымке мигает огонь маяка... Курс норд-ост!" - кричит
капитан...

Море...

В прошлом году мы дважды пробовали бежать к морю. И дважды нас ловили на
станции.

Карафолька же никуда не бежал, а важно поехал в плацкартном вагоне. У
открытого окна. Ещ" и мороженое пломбир по девятнадцать копеек на перроне,
чертяка, ел. Я сам видел...

- Так послезавтра, говоришь, - вздохнул Ява. - Ну что же. Приедешь -
расскажешь.

И такая покорность неумолимой судьбе звучала в этих словах. Неужели это
он, мой храбрый и мужественный друг Ява!

Эх, что сделали с человеком! И с каким человеком!

Да знаете вы, как он играет в цурки-палки, как бь"т пенальти, как прыгает
вниз головой с самой верхушки старой вербы в реку! (А ну, пусть прыгнут так
ваши отличники, пусть попробуют!)

Эх, люди! Ничего вы не понимаете! Из хаты вышел дед Варава. Не глядя на
нас, направился к колодцу, который был у них возле перелаза. И только дед
загремел цепью, спуская вниз ведро, как с улицы подош"л к колодцу... Кныш.

- День добрый, диду, - вежливо поздоровался, стал и на нас искоса
посматривает. И вдруг говорит: - Я слыхал, у вас неприятность, можно
сказать, большая. Хлопчик вашенький на экзаменах в школе провалился. Один на
вс" село. Ай-яй-яй!

Дед нахмурился и молчит. А Кныш сво":

- Ну и бюрократы в той школе. Да как и везде теперь. Жалко им было, чтоб
хлопец переш"л в шестой класс. И это, должно быть, нарочно. Знают, что мама
депутат, так чтоб насолить. И вообще только здоровье отнимают у детей в той
школе. И кому это нужно... Один, знаете, выучился на инженера и без штанов
ходит, а другой расписаться не умеет, а имеет и хлеб, и даже с маслом... так
что...

Дед как раз вытянул ведро.

- Извиняюсь, некогда мне, - сказал он и, не взглянув даже на Кныша, пош"л
в хату.

Кныш скривился и пош"л прочь. Как жаль, что нам не до него, что у нас
переэкзаменовка, что не можем мы сейчас вывести его на чистую воду. Но
берегись! Мы ещ" добер"мся до тебя, Кныш! Мы вс" раскроем!

ГЛАВА V. КАК ЯВА СТАЛ РОБИНЗОНОМ КУКУРУЗО.

Я поехал в Киев.

Ну, что вам сказать? Этот месяц, ясное дело, был очень интересный Побывал
я, конечно, прежде всего в Историческом музее. Был я там с дядей своим,
который много рассказывал мне об истории нашей Украины, об истории Киева.
Целый день бродили мы по залам музея И вообще побывал я в Киеве везде, где
только можно было. Даже катался по Днепру на "Ракете", что на подводных
крыльях.

Очень я скучал по Яве этот месяц. Вс" время вспоминал Яву и жалел, что
его нет рядом со мной Что бы я ни увидел, всегда думал "Вот это б Яве
понравилось! Вот бы Ява обрадовался, если б увидел!"

Я даже написал ему из Киева письмо, но он не ответил. Может, боялся, что
ошибок наделает. Кто его знает. Гордый он, Ява

И вот я возвратился домой. Только с мамой, с папой поздоровался и - к
Яве. В кармане электрический фонарик лежит, "динамический" (рукой нажимаешь,
в середине что-то визжит и крутится и загорается лампочка - никаких батареек
не нужно). Это подарок Яве из Киева

Иду я, а у самого сердце стучит, словно кол"са поезда, - ту-тук, ту-тук,
ту-тук. Волнуюсь. Целый месяц же не виделись Подхожу смотрю, а он как сидел
перед моим отъездом на завалинке над корытом, так и сидит и картошку чистит.
Кино прямо! Будто он целый месяц с завалинки не вставал.

Кашлянул я, он голову поднял, меня увидел Бросились мы друг к другу. Вот
радость!

- Ну! Здоров! - хлопаю я его по спине.

- Здоров! Ну! - толкает он меня в плечо. Не целоваться же нам. Вытащил я
из кармана фонарик.

- На, - говорю, - это тебе. Смутился он, растерялся:

- Да зачем! Вот ещ"!..

А у самого глаза так и горят. Ещ" бы! Такой фонарик! Вечный!

Ява тут же стал пробовать, как он действует. А я начал рассказывать про
Киев. Мне не терпелось поделиться с ним своими впечатлениями. Это же закон -
если не поделишься впечатлениями, и радости по-настоящему не почувствуешь. Я
вс" время говорил, а он молча кивал головой или поддакивал: "Ага", "Ты
смотри", "Да ну?", "Интересно". И это было как-то непривычно. Потому что
всегда он говорил, а я слушал. Фантазии у него было больше, чем у меня. А
тут вышло наоборот. Сперва я увл"кся и ничего не замечал. А потом заметил,
что он становится вс" грустнее и мрачнее.

Я словно споткнулся, оборвал себя на полуслове:

- А вообще... а вообще ничего особенного. Ну, а у тебя как? Как тут Кныш?
Ты что-нибудь новое выследил?

- Не-а. - Ява махнул рукой. - Я его почти не видел.

- Ну, а у тебя у самого как дела? Он пожал плечами и отвернулся:

- Никак.

- Ну вс"-таки? На рыбалку. В футбол. В цурки-палки. Да?

- Нет.

- Что - нет?

- Ни разу я на рыбалке не был. И в футбол не играл. И в цурки-палки.

- Да ну?

- Вот тебе и ну. Не пускает меня мать никуда. Только уроки и только возле
свиней да возле коровы вожусь. Настоящим крепостным стал. Как Тарас
Шевченко. Прямо хоть стихи пиши - "Менi тринадцятий минало...".

- Да-а, - как только мог сочувственно, протянул я.

Ява вздохнул:

- Замучился я, Павлуша. Не могу больше. Бежать думаю.

- Куда?

- На какой-нибудь необитаемый остров.

- Вот дуралей! Где же ты возьм"шь этот необитаемый остров? Теперь таких
островов и не бывает.

- Бывает. Это ты не знаешь.

- Как же ты убежишь, когда мы и до моря с тобой доехать не сумели? Тебя
же на первой станции поймают.

- А я и не пойду на станцию. Зачем мне станция?

- А как же?

- В плавни3 подамся. Знаешь, сколько там островов!

Это я знал. Плавни у нас знаменитые. Начиная от нашего села на
много-много километров тянутся они на юг. Как заедешь, куда ни кинь глазом -
всюду плавни, от края до края.

Чистоводье чередуется с топью, покрытой кочками, с островками, заросшими
осокой и вербами. Но в основном плавни - это камыши. В тех камышах люди
прорезали так называемые стружки - узкие извилистые коридоры чистоводья, по
которым можно проехать лодкой. Заблудиться в этих стружках - раз плюнуть.

Недаром во время войны плавни наши были партизанским краем. Сотни
партизан скрывались здесь, и немцы ничего не могли с ними сделать.