разрушения семьи, без колебаний уходила в сторону, не позволяя себе, как она
говорила, сиротить семьи. "А если правда, - часто объясняла, смеясь, - кроме
Андерсона и Фердинанда мужиков не доводилось встречать!..." Барби воскресала
из грусти, становилась веселой, как живая игрушка. "Завода", полагал
Андерсон, хватало на всю следующую неделю, пока он был в отъезде. Значит, он
ошибался. Во многом... Зачем он здесь? Можно ли так завести машину времени,
чтобы воскресить прошлое? Так не бывает. Он устал...
Рад был случайной встрече, малыш... До свидания, подосиновик, будь здорова.
- Он улыбнулся, поясняя: - Есть такие грибы на Севере - подосиновики, их еще
называют красноголовиками. Ты - красноголовик. Жаль, но мне нужны другие
Беридзе. Еще раз, извини, ошибся...
скажу: я - красноголовик. Вы идите. Я дверь не буду закрывать.
узнаю. У нас лифт не работает. Вы идите.
наклонился, приставил палец к губам и торопливо, горячо зашептал:
лучше, знаешь, что? Сделай сюрприз. Она подходит к двери, то-о-олько за
звонок, а ты - раз! - открываешь. Давай-давай!...
подчинилась.
тяжестью, как, наверное, у состарившейся балерины, - шаги приближались,
становились громче и отчетливей.
Шаги совсем рядом... Он решился и большими бесшумными шагами в мягких унтах
быстро ушел на девятый, последний этаж. Там зашатался в обморочной волне,
сел на ступеньки, уронил голову на высоко задранные коленки. Шапка, лохматым
рыжим зверем, мягко скатилась по бетонному маршу, улеглась на промежуточной
площадке.
у тебя! Ты его разве не встретила? А может быть, он наверх пошел? Он же ищет
людей с такой же фамилией..." - "Нет, нет, ты права - действительно, кто-то
прошел мимо, я не разглядела... Иди на кухню, Барби. Разбирай покупки. Я
сейчас, только посмотрю почту. Я сейчас..."
полные ноги в резиновых сапожках. Послышался ее нарочито громкий голос
внизу:
кому попало. А то ходят разные, дедами Морозами прикидываются. В март-то
месяц. Потом вещи пропадают... Аферисты проклятые. - И, удаляясь, совсем
громко: - В наш подъезд, между прочим, сегодня участковый собирался
заглянуть!... А у меня зрительная память о-о-очень хорошая!...
запрокинув голову, пальцы-балеринки трут крашеную панель... Одна из ее
обычных поз. Но в настоящий момент он вспомнил конкретное - так она стояла
однажды, получив раздраженный ответ: "Нет!..." - на ее очередное навязчивое
предложение завести ребенка. Через секунду последовали его обычные шутки,
веселые отговорки: "Рано... Вот подзаработаем, уедем с Севера на "Землю"...
и т.д....", примиряющие объятия... Но это мгновение - было: глаза,
наполненные сиротливой тоской, смуглые пальчики, отчаянно растирающие
стенку... Если она сейчас произнесет слово, у него прострелит сердце...
дерматиновой обивки. С последним хрустом.
6.
разметавшихся волос, испуганно застыла около самодельной электрической
плитки. На столе лежал противень с сырыми пельменями. Из форточки залетал и
таял парной морозный воздух, пахло духами и тестом.
комнату.
когда уезжала, занесла мне - вон я на гвоздик повесила. Я знала, что ты
сегодня вернешься. Завтра ведь на вахту. Я ставлю воду, будем варить
пельмешки?
розетку. Долго стояла спиной к Андерсону, приподнимала и возвращала на место
большую, не по размеру кастрюли, эмалированную крышку. Он отметил: его
старая верная подруга, его "одуванчик", в последнее время перестала
краситься - русые волосы, начиная от корней, медленно вытесняли хлопковый
цвет. Впрочем, от этого она не становилась менее красивой.
как была, ключ схватила, пальто накинула, и сюда. У тебя ночевала... Что
делать?
волосам, прижался лбом к плечу и, цепляя губами пуговицы на мягком домашнем
платье, опустился на колени.
в мягкий живот, со стоном потянул в себя воздух и - загудел, забухал,
затрясся в мокрых рыданиях.
Какой же ты Андерсон? Прости меня. А я - тебя..."
природный образ ради нового, придуманного кем-то, бытия, - Андрей, не
справившийся с имиджем, изобретенным ради необычной жизни, - стоя на
коленях, уже почти успокоившись и лишь изредка вздыхая и всхлипывая, еще
долго не отпускал Светлану.
ТРИ КИТА
восклицает Богдан и боковым зрением наблюдает за моей реакцией. Он очень
хочет, чтобы моя реакция выражала восторг и восхищение. Тогда это его
наблюдение за мной возвелось бы в ранг любования собой. Пока результат далек
от ожидания, однако Богдан не унывает.
посторонний тактичный человек, вынужденно внимающий разговору двух почти
родных, волей обстоятельств, людей (шутовские откровения старого волка и
наивные оправдывания начинающего жить). Я лежу на скрипучей кровати и делаю
вид, что читаю, с преувеличенным средоточением впериваясь в потрепанную, без
обложки, книгу, щерюсь улыбкой Монны Лизы - толи застывшее восхищение
изысканным остроумием одного из беседующих, толи умиление содержанием
бессюжетного, тягучего дамского романа. Редкий скрип моего "койко-места",
когда я меняю положение тела, - самое, пожалуй, активное участие в разговоре
(в это время собеседники, как по команде, взглядывают на меня).
"наладочный" зигзаг судьбы забросил меня своей командировочной небрежной
дланью. Нужно менять работу - эта романтика не по мне. Я не писатель и не
художник, коллекционирующий в дороге типажи, краски, образы.... Всего лишь
слегка образованный, к тому же ленивый, обыватель, который ценит
предсказуемость следующего дня и страдающий от необходимости искать и
перестраиваться. Особенно если это относится к таким, казалось бы,
совершенно не заслуживающим внимания вещам: где умыться, что поесть, как
поспать... Эрзац-гигиена, эрзац-еда, эрзац... - и так далее. Эрзац-беседа.
Эрзац-житие.
вечеров, исходит постоянный гул. Недалеко, в нескольких метрах "в сторону
природы", как говорит один из моих временных сожителей, содрогается
дизельная электростанция, снабжающая ненадежной, плавающей, мигающей
энергией буровую установку и все, что к ней примыкает - походную столовую и
небольшой хозблок. Жилая часть хозблока - несколько вагончиков на санях, в
которых коротают тусклые вахтовые вечера буровики, покорители тундровых
недр. Говорят, летом здесь рай: белые ночи, рыбалка, охота. Грибы, ягоды. Но
сейчас осень, начало зимы, безлиственная пустошь, ожидание холодов, и мне
хочется домой, в ремонтно-наладочное управление, где три месяца назад
опрометчиво оказалась моя трудовая книжка. Я закрываю глаза и улыбаюсь, -
вижу себя в отделе кадров, пишущим простое, но заветное: "Прошу уволить меня
по собственному желанию". Это будет единственное, по сути, предложение,
хотя, я бы с удовольствием прописал и причину: мол, не желаю более носиться