Ресторан битком набит сбежавшимся по случаю дождя народом. Распаренная
официантка Зойка, разгоняя слоистый табачный дым, курсирует с подносом между
камбузом и обедающими туристами. Посреди зала, сдвинув сразу несколько
столиков, шумно, с тостами и взрывами белозубого хохота, обедают те самые
усатые певцы и танцоры, что плясали на погосте.
Ай дала, ай дала, дала да...-
напевает перед бегущей по проходу Зойкой один из артистов и, вращая
желтыми глазными яблоками, прихлопывает в ладони.
- Да нуте вас! - увертывается с подносом Зойка.- Щи опрокинете.
За соседним столиком дама-бабушка и Вовик-землепроходец в компании
мужчины с доминошной коробкой в нагрудном пижамном кармане лакомились
кефиром. Вовик дует в свой стакан, выбрызгивая оттуда белые пузыри, бабушка
шлепает его по руке и вытирает нос бумажной салфеткой.
Савоня обшаривает глазами дальние углы, но парень в голубой куртке
оказывается совсем рядом, за столиком у распахнутого окна. Он что-то
рассказывает своим приятелям, мешая самому себе поминутным смехом, во время
которого оцепенело замирает и прикладывает руку к сердцу. Сидящая рядом с
ним круглолицая, раскрасневшаяся туристочка с высоким начесом огненно-рыжих
волос смущенно смигивает черными кукольными ресницами и прячет подбородок в
толстый ворот белого свитера.
- Дима, не ври, не ври! - запальчиво выкрикивает она.- Не так все было!
Дима еще что-то выдает, туристочка накидывается на него, розовыми
кулачками колотит по голубой спине.
- Все, все, Шурочка! - со смехом уклоняется Дима.- Ну сказал, не
б-буду!
- Болтун!
- Все! М-мир - дружба! Мир - дружба!
Дима выстреливает из окна окурком, отмахивает чуб-крылышко и
подтягивает к себе пивную кружку.
По другому боку рыжей туристочки пристроился густобровый паренек с
набегающей на толстые очки всклокоченной мокрой челкой,- тоже в свитере, но
только в малиновом, с желтой росшивью по груди. Паренек двумя пальцами с
золотым колечком подносит ко рту тонкую сигаретину, тянется к ней сложенными
в трубочку пухлыми губами, как-то так старательно обжимает желтый бумажный
мундштук, вдумчиво тянет и, подержав в себе дым, тоже вдумчиво выпускает,
целясь струей в подвешенную над головой люстру.
Остальные двое сидят к Савоне спиной, и он видит только их затылки.
Один с аккуратным пробором до самой макушки, на которой угнездился
неприглаженный петушок, и все называют этого, с петушком, по фамилии -
Несветский. Затылок его соседа оброс цыганистыми завитками, набегающими на
белый кантик синей футболки. Этот кучерявый, которого в разговоре тоже
величали Димой, время от времени шарит смуглой ухватистой рукой по гитарному
грифу, и клонясь к нему и прислушиваясь, что-то тихо и неразборчиво
подрынькивает.
Савоня долго стоит в коридорчике перед ресторанной дверью, ждет, когда
его заметят, и Дима в голубой куртке, наконец, натыкается на него глазами и
нетерпеливо и обрадованно машет ему рукой.
- Давай, бать, с-сюда!
Савоня еще у порога стаскивает картуз, приглаживает волосы и, стараясь
не топать, с опаской поглядывает на грудастую, опутанную по шее тремя рядами
мониста буфетчицу, пробирается меж столиков тесными проходами.
- Ты куда, батя, з-запропал? - удивляется Дима-маленький.
- Куда ж мне пропадать? Пропадать некуда. В сенях и стоял.
- Понимаешь, р-разговор один есть.
- Дак и вот он я! - приободряется Савоня.
- Тут такое д-дело.- Выжимая из себя застрявшее слово, Дима-маленький
трудно мигает веками.- Теплоход до утра никуда не пойдет, что-то там
поломалось, п-понял?
- Отчего ж не понять,- смеется Савоня, переминаясь.- Ежели поломался,
куда плыть, ясное дело.
Дима-маленький ловит Савоню за пуговицу на рубахе, притягивает к себе.
- Сколько дней плывем - то нельзя, это нельзя... Охота костерчик
попалить. На воде, п-понял?
- Известное дело!
- А у тебя, говорят, лодка есть...
- На воде живем, как не быть! - еще больше оживляется Савоня.
- Значит, с-сорганизуешь?
- Это завсегда можем предоставить,- переминается Савоня, удерживаемый
за пуговицу.
- А уху заделаем, как думаешь? - спрашивает другой Дима - Дима-большой.
Он поворачивает к Савоне крупное скуластое лицо в редких оспинах.
- Дак и уху...- соглашается Савоня.- Третьего дня я тут в одном месте
сетки покидал, может, чего и зацепилось...
- Давай, бать, уважь,- удовлетворяется ответом Дима-большой и снова
свешивает смоляный чуб над гитарным грифом.
- Ой, поехали, поехали, мальчики! - рыжая Шурочка нетерпеливо топочет
под столом каблучками.- Рит, едем, да?
Очкастый паренек выпускает дым, неопределенно пожимает плечами, и
Савоня только теперь догадывается, что это вовсе и не парень, а так чудно
обстриженная девица.
- Это же чудо как здорово! - ликует Шурочка.- Несветский!
Кругленький, розовощекий, расположенный к ранней полноте Несветский,
одетый в хороший серый пиджак с галстуком, устремляет взгляд за окно,
изучает низко бегущие облака. На его аккуратной макушке настороженно
вздрагивает петушок.
Телепатия, ух, телепатия,
У меня к тебе антипатия...-
насмешливо напевает Дима-большой и, оборвав пение, хлопает Несветского
по округло-женственной спине:
- Брось, кибернетик, умно задумываться! Дамы же просят!
- Поехали, поехали! - снова стучит каблучками Шурочка.
-- Да, но я договорился с капитаном насчет радиограммы.
У меня к тебе чувство скверное
Неспроста вызревало, наверное,-
морщится Дима-большой.- По маме соскучился?
- Не в том дело...
- Все, бать, з-заррубили! - объявляет Дима-маленький и отпускает
Савонину пуговицу.- П-пива хочешь?
- Это можно...- расплывается Савоня.
-- Тяни! И давай волоки сюда лодку.
Савоня стоя выпивает кружку, в поклоне благодарит и, зажав картуз под
мышкой, спешит к выходу.
- Опять ты тут? - фыркнула ему вслед буфетчица, и от ее окрика Савоня
втягивает голову.
6
Разлатую, заляпанную смолой Савонину посудину покачивает на вялой
обессиленной волне в заводине позади дебаркадера. От нее тянет рогожным
духом слежалой осоки, устилающей днище. Савоня, уперев весло по внешнему
борту, удерживает лодку у скользких зеленых свай настила. На нем просторный,
с чужого плеча, флотский бушлат с отвернутыми обшлагами и неполным
комплектом латунных пуговиц, недостаток которых восполнен разнокалиберными
пуговицами из гражданского обихода. Бушлат этот вместе с прочими пожитками -
гаечными ключами, подобранными на берегу бутылками, мережами и большим
закопченным ведром - хранился в носовом отсеке, запиравшемся на щеколду.
Оба Димы спрыгивают в лодку, принимают рюкзак с провизией, закупленной
в буфете, гитару, плащи, ловят взвизгивающую Шурочку, переносят голенастую
Риту в коротких, выше колен, наутюженных брючках.
- А она выдержит? - опасливо спрашивает Рита, опускаясь на скамейку.
- Не боись, подруга! - одобряет ее Дима-большой.- Морские медленные
воды не то, что рельсы в два ряда, верно, бать?
- Не-е! - подтверждает Савоня.- Лодка сухая, не течет. Я на ней по
пятнадцать человек катал!
Последним с теплохода приходит Несветский в куцем плащике и темных
очках, и Сaвоня, оттолкнув лодку, дергает пусковой шнур. Мотор бесстрастно
отмалчивается, наконец, будто огрызнувшись на донимавшего его хозяина,
сердито взгыркивает.
- Ой, обождите, обождите,- спохватывается Шурочка.- Вон Гойя Надцатый
идет.- И, приставив ладошки ко рту, кричит: - Го-ша! Го-ша!
От погоста к дебаркадеру спускается по тропинке уже знакомый Савоне
бородатый художник в белой панаме с желтым плоским сундучком через плечо. Он
то и дело останавливается и, прикладывая ладошку к глазам, подолгу глядит на
отдалившиеся силуэты погоста.
- А каракатица да задом пятится,- усмехается Дима-большой.
-- Гоша! - кричит Шурочка.- Ну скорей же!
Гойя Надцатый наконец улавливает окрики, и Савоня снова подправляет
лодку к мосткам.
- Ты где делся? - кричит Дима-маленький.
- Да так, ходил все...- Промокшая панама свисает на глаза Гойи
Надцатого увядшим безвольным лопухом.- Пописал немного...
- Ты что, еще не обедал?
- Да вот собираюсь...
- Брось, не ходи. Там одни щи. Имеется шанец ухи похлебать, п-понял?
Андреев Николай
Березин Федор
Володихин Дмитрий
Лондон Джек
Ильин Андрей
Корнев Павел