зашелестела, точно ее открывал сквозняк. Я резко обернулся. Из коридора
высовывалась толстая физиономия, которая тотчас скрылась или, вернее...
растаяла.
своей каюте, услышал там шорох. Быстро открыл дверь...
властным голосом потребовал: - Запрещаю на корабле всякие разговоры о
привидениях, о чертях и ведьмах.
обычного. И не развалился, как всегда в кресле, а ходил из угла в угол и
озадаченно теребил бороду.
обратился к капитану: - Можешь называть меня мракобесом. Как угодно. Но я
сегодня ночью видел...
страниц. Настольная лампа светилась. Я обернулся и увидел в кресле за книгой
девушку или молодую женщину. Красивую ошеломляюще...
секунду. Она была... Постой, вспомню. Она была в темно-синем... Нет, в
светло-синем с блестками платье. Густые черные волосы и большие темные
глаза... Когда я обернулся, она взглянула на меня со странной улыбкой и
тотчас исчезла. Просто растаяла в воздухе...
грозно. Не на шутку рассерженный капитан ушел к себе в каюту.
Виновато взглянув на нас, сказал:
устаревший труд.
дверь, услышал грохот опрокинутого кресла, Словно кто-то поспешно вскочил.
Вошел - в каюте пусто. На книжной полке беспорядок. - Что все это значит? -
спросил я капитана.
- вслух размышлял Федор. - Видимо, присматриваются, изучают... прежде чем
вступить в контакты. Очень всех прошу: никаких эксцессов! Старайтесь не
обращать внимания. И строго придерживайтесь установленного порядка.
явился на спортивный час. По насупленным бровям капитана было видно, что
планетолога ожидает не очень-то ласковый разговор.
поспешили в каюту Бурсова.
приходилось видеть за все время полета. Стол сдвинут. Сломанное кресло
торчало вверх ножками у стены. Одна лишь койка, крепко привинченная к полу,
оставалась на месте. Постель в беспорядке. Разорванная подушка вместе с
перепутанными лентами микрофильмов валялась на полу.
самой немыслимой позе. Крепко скрученный простынями, он был привязан к
койке. Во рту торчал кляп - кусок губчатой подушки, засунутый с такой силой,
что я еле вытащил его. Малыш в это время развязал Ивана.
только беззвучно шевелил губами и сжимал кулаки. Под правым глазом
красовался синяк.
знаю! - взорвался наконец планетолог и разразился ругательствами, среди
которых "черт возьми" было самым мягким.
проклятья сыпались, как горох из разорванного мешка.
Очнулся, когда сзади кто-то связывал руки. Повернуть голову и посмотреть не
успел. Хотел крикнуть, но он воткнул подушку с такой силой...
правда, толком не разглядел. Когда попытался вырваться, он так стукнул по
голове, что потемнело в глазах.
мы сидели в звездной каюте.
никаких эксцессов! Слышите, братцы! Никаких эксцессов!..
описанная таисянами защитная сфера, до которой было еще далеко, слегка
засветилась. От нее протянулись змеисто извивающиеся языки - протуберанцы.
Они захватили наш корабль в силовой мешок.
Даже сейчас, прикрыв глаза, я снова вижу капитана и слышу его властное:
"Никаких эксцессов!.. " А дальше, словно споткнувшись, останавливаюсь перед
внезапно возникшим черным провалом...
Об этом говорит шрам на моей левой щеке. Но как он появился - не помню.
Вообще больше не помню ничего. И горше всего - не знаю, что сталось с моими
товарищами...
когда на небе уже выступили зв"зды, Встал и вышел на балкон.
Змеились ярко освещенные эстакады и ленты, перекатывались разноцветные
искры. В этом гигантском урбаническом чреве копошились миллиарды людей -
одноликая армия стандартов. Сверху, сквозь сонмище огней и паутину эстакад,
я пытался разглядеть их. И безуспешно - людей без остатка поглотили
электронные джунгли.
спинку, стал смотреть на ночное небо. На минуту охватила радость: передо
мной распахнулся иной мир - бесконечный простор Вселенной. Но странно -
созвездия казались еще менее знакомыми, чем прошлой ночью. Вот, кажется,
Орел. В клюве созвездия Орла, на планетной системе голубого Альтаира, я был,
А потом очутился здесь...
картина морского берега и набегающих на него шумных белопенных волн.
Невнятный гул города стал казаться гулом прибоя. Волны одна за другой, как
столетия в жизни человечества, набегают на берег и с шуршанием обкатывают
камешки и гальку. Точь-в-точь как этот город обкатывает и шлифует людей,
делая их, подобно гальке, гладкими и одинаковыми. Все шероховатости
стираются, все выделяющееся, странное, особое приглаживается или
выталкивается... А волны все бегут и бегут. Галька на берегу делается все
глаже и меньше. Все меньше и меньше, пока не превращается в песок...
песчинки... Что-то мучительно знакомое неуловимо просочилось сквозь черную
стену, перегородившую память. Но что? Я пытался вспомнить, ухватиться за
ниточку, но безуспешно...
скучаете? Заходите к нам.
что-нибудь новое об этом мире.
молодая Женщина лет двадцати пяти.
назвал себя.
скользнула надменная улыбка. И вообще в ее стройной фигуре, во всем облике
было что-то аристократически высокомерное. Еще бы - дочь Великого Техника!
меня так приветливо и добродушно, что я охотно согласился выпить чашку
горячего напитка - что-то вроде кофе.
необычное для хранителя Гармонии. Да и похожи вы больше на ученого, чем на
хранителя.
воскликнула: - О небеса! Как ей не знать. Она возглавляет космический отдел
в Институте времени и пространства.
пожалуйста, звезду, которая точно расположена над Северным полюсом, -