взглядом его угрюмое лицо. Успокоенный искренним тоном его печальных речей
или, быть может, прочитав в его поблекших чертах зловещие знаки его участи,
при виде которых незадолго перед тем вздрогнули игроки, он отпустил его
руки; однако подозрительность, свидетельствовавшая о житейском опыте, по
меньшей мере столетнем, не совсем его оставила: небрежно протянув руку к
поставцу, как будто только для того чтобы на него опереться, он вынул оттуда
стилет и сказал:
не на жалованье?
А может быть, вы потеряли честь?
чтобы заплатить за похороны вашей любовницы? А может быть, вас томит
неутоленная страсть к золоту? Или вы желаете победить скуку? Словом, какое
заблуждение толкает вас на смерть?
большинство самоубийств. Чтобы избавить себя от обязанности открывать вам
неслыханные мучения, которые трудно передать словами, скажу лишь, что я впал
в глубочайшую, гнуснейшую, унизительную нищету. Я не собираюсь вымаливать ни
помощи, ни утешений, -- добавил он с дикой гордостью, противоречившей его
предшествующим словам.
напоминали звук трещотки. Затем он продолжал: -- Не принуждая вас взывать ко
мне, не заставляя вас краснеть, не подавая вам ни французского сантима, ни
левантского парата, ни сицилийского тарена, ни немецкого геллера, ни русской
копейки, ни шотландского фартинга, ни единого сестерция и обола мира
древнего, ни единого пиастра нового мира, не предлагая вам ничего ни
золотом, ни серебром, ни медью, ни бумажками, ни билетами, я хочу вас
сделать богаче, могущественнее, влиятельнее любого конституционного монарха.
ошеломленный, он не знал, что ответить.
свет на стену, противоположную той, на которой висела картина. -- Посмотрите
на эту шагреневую кожу, -- добавил он.
своим креслом висевший на стене лоскут шагрени, не больше лисьей шкурки; по
необъяснимой на первый взгляд причине кожа эта среди глубокого мрака,
царившего в лавке, испускала лучи, столь блестящие, что можно было принять
ее за маленькую комету. Юноша с недоверием приблизился к тому, что
выдавалось за талисман, способный предохранить его от несчастий, и
рассмеялся в душе. Однако, движимый вполне законным любопытством, он
наклонился, чтобы рассмотреть кожу со всех сторон, и открыл естественную
причину ее странного блеска. Черная зернистая поверхность шагрени была так
тщательно отполирована и отшлифована, прихотливые прожилки на ней были столь
чисты и отчетливы, что, подобно фасеткам граната, каждая выпуклость этой
восточной кожи бросала пучок ярких отраженных лучей. Математически точно
определив причину этого явления, он изложил ее старику, но тот вместо ответа
хитро улыбнулся. Эта улыбка превосходства навела молодого ученого на мысль,
что он является жертвой шарлатанства. Он не хотел уносить с собой в могилу
лишнюю загадку и, как ребенок, который спешит разгадать секрет своей новой
игрушки, быстро перевернул кожу.
называют Соломоновой.
ноздрей воздух и передав этим больше мыслей, чем мог бы высказать самыми
выразительными словами.
задетый немым и полным ехидного издевательства смехом старика. -- Разве вы
не знаете, что лишь суеверия Востока приписывают нечто священное мистической
форме и лживым знакам этой эмблемы, будто бы наделенной сказочным
могуществом? Укорять меня в данном случае в наивности у вас не больше
оснований, чем если бы речь шла о сфинксах и грифах, существование которых в
мифологическом смысле до некоторой степени допускается.
это изречение?
молодой человек, и обратил его внимание на знаки, оттиснутые на клеточной
ткани этой чудесной кожи так, точно они своим существованием были обязаны
тому животному, которое некогда облекала кожа.
каким образом ухитрились так глубоко оттиснуть эти буквы на коже онагра.
глазами.
оттиснуты эти буквы или же вделаны.
кожу в том месте, где были начертаны буквы; но когда он снял тонкий слой
кожи, буквы вновь появились, столь отчетливые и до того похожие на те,
которые были оттиснуты на поверхности, что на мгновение ему показалось,
будто кожа и не срезана.
сказал он, с каким-то беспокойством взглянув на восточное изречение.
побывали в Персии или же в Бенгалии?
символическую и очень странную кожу, совершенно негибкую, даже несколько
напоминавшую металлическую пластинку.
человека взгляд, полный холодной иронии и как бы говоривший: "Вот он уже и
не думает умирать! "
предлагал людям более энергичным, нежели вы, но, посмеявшись над загадочным
влиянием, какое она должна была бы оказать на их судьбу, никто, однако ж, не
захотел рискнуть заключить договор, столь роковым образом предлагаемый
неведомой мне властью. Я с ними согласен, -- я усомнился, воздержался и...
колонне, попробовали бы вы броситься вниз? Можно ли остановить течение
жизни? Делил ли кто-нибудь смерть на доли? Прежде чем войти в этот кабинет,
вы приняли решение покончить с собой, но вдруг вас начинает занимать эта
тайна и отвлекает от мысли о смерти. Дитя! Разве любой ваш день не предложит
вам загадки, более занимательной, чем эта? Послушайте, что я вам скажу. Я
видел распутный двор регента[*]. Как вы, я был тогда в
нищете, я просил милостыню; тем не менее я дожил до ста двух лет и стал
миллионером; несчастье одарило меня богатством, невежество научило меня.
Сейчас я вам в кратких словах открою великую тайну человеческой жизни.
Человек истощает себя безотчетными поступками, -- из-за них-то и иссякают
источники его бытия. Все формы этих двух причин смерти сводятся к двум
глаголам желать и мочь. Между этими двумя пределами человеческой
деятельности находится иная формула, коей обладают мудрецы, и ей обязан я
счастьем моим и долголетием. Желать сжигает нас, а мочь -- разрушает, но
знать дает нашему слабому организму возможность вечно пребывать в спокойном
состоянии. Итак, желание, или хотение, во мне мертво, убито мыслью; действие
или могущество свелось к удовлетворению требований моего организма. Коротко
говоря, я сосредоточил свою жизнь не в сердце, которое может быть разбито,
не в ощущениях, которые притупляются, но в мозгу, который не изнашивается и
переживает все. Излишества не коснулись ни моей души, ни тела. Меж тем я
обозрел весь мир. Нога моя ступала по высочайшим горам Азии и Америки, я
изучил все человеческие языки, я жил при всяких правительствах. Я ссужал
деньги китайцу, взяв в залог труп его отца, я спал в палатке араба,
доверившись его слову, я подписывал контракты во всех европейских столицах и
без боязни оставлял свое золото в вигваме дикарей; словом, я добился всего,
ибо умел всем пренебречь. Моим единственным честолюбием было -- видеть.
Видеть -- не значит ли это знать?.. А знать, молодой человек, -- не значит
Посняков Андрей
Акунин Борис
Грабб Джеф
Круз Андрей
Володихин Дмитрий
Посняков Андрей